Андрей Воронин - Никто, кроме тебя
– Точно. Чтобы с толком, с расстановкой.
– Да хоть сейчас поехали ко мне, – предложил Комбат.
– Извини, ждут. Тут у меня командировка в Азербайджан. Завтра отбываю рано утром. Мне еще на ночь глядя ЦУ получать.
– В море хоть окунешься. Надолго едешь?
– Сроков не ставили: отработать и обратно. Лишнего болтать не имею права, сам понимаешь.
Рублев понимал, на какую госконтору работает Коля. Выглядит по-прежнему неплохо: борцовская шея, улыбка. Прядь, то и дело падающая вниз, прищуренный глаз. Этот глаз умел когда-то замечать красоту даже в самые неподходящие моменты – красоту леса и горной речушки, лета и осени, восхода и заката.
Парня врачи оставили в больнице, хоть и не обнаружили серьезных переломов – только легкое сотрясение мозга.
– В кои веки встретились и на тебе, – посетовал Рублев, когда вернулись к машине вдвоем. – Значит по возвращении? Не забудь.
– Как только так сразу.
…На прощанье сцепили в пожатии руки. Ладонь Красильникова была со свежими царапинами.
– Кто это тебя?
– Кошка соседская. Всегда жили с ней мирно. Утром наклонился погладить, а она вдруг цапнула и давай деру.
Почему-то поведение кошки показалось Рублеву не слишком хорошим предзнаменованием. Но он тут же отогнал эту мысль. Верить в приметы – бабское занятие.
Обменялись телефонами.
– Счастливо! Береги себя!
– Как вернусь, сразу дам знать, – пообещал Красильников.
Крепкие пальцы, до сих пор не выпускавшие рублевскую ладонь, еще раз стиснули ее напоследок.
Глава 2
В последующие дни Рублеву не стало легче. Теперь и вылезать никуда не хотелось. В пасмурном осеннем свете рисовалась полупустая комната: стол, диван, два стула. Тумба с телевизором. Врубить телек, что ли?
На одном канале замелькали дерганые клипы, на другом выясняли семейные отношения герои сериала. На третьем о чем-то рассказывал тщедушный человечек в клетчатой рубашке детского размера. Рублев бросил нажимать на кнопки пульта и уставился на экран, как мог бы уставиться в стену – не вслушиваясь, не понимая, о чем идет речь.
Но слух работал независимо от его желания. Всплыло слово, название города. Один раз, второй. Баку… Что он там болтает, этот тип?
"…Конечно, место было оцеплено, я не имел возможности приблизиться. Кое-что удалось заснять с крыши товарного вагона. Вагон стоял в бурьяне, недалеко от путей – весь ржавый, со снятыми колесами. Потом нам повезло отыскать местного жителя. Он рассказал, что шел, как у нас говорят, “по шпалам” около пяти часов утра, когда уже было совсем светло. Все три трупа лежали на насыпи, в одежде, забрызганной кровью. Буквально день-два назад он встречая этих людей недалеко от станции”.
Рублев встряхнулся, разогнал рукой плотный сизый дым от трех выкуренных подряд сигарет, перебрался поближе к телевизору, чтобы ничего не пропустить.
"…успел расслышать несколько слов и сразу понял, что это приезжие из России. Все примерно одного возраста, около тридцати. Крепкие ребята. Майки, джинсы, у одного большая спортивная сумка. В следующий раз он увидел их уже мертвыми. Никого вызывать не стал, местное население панически боится милиции. Отношение российских граждан к своим органам охраны правопорядка по сравнению со здешним можно назвать трепетным”.
"Пустая болтовня пошла, – досадливо поморщился Комбат.
Ему не хотелось, чтобы щуплый человечек – судя по всему из журналистского племени – отвлекался от главного. Где кадры, которые он отснял? Какого черта его собственная, несоразмерная телу и никому не интересная голова столько времени маячит на экране?
Оказалось, что кассету конфисковали вместе с видеокамерой.
– “Люди в штатском остановили меня уже в Баку, на автовокзале, когда я выходил из пригородного автобуса…"
"Сам виноват, – подумалось Рублеву. – Нехожеными тропками надо возвращаться, если что-то добыл”.
– “В течение двух часов лишили аккредитации и препроводили в аэропорт. Такая оперативность, согласитесь, наводит на размышления. Что за ней стоит? Нежелание выносить сор из избы или нечто большее – потребность надежно замести следы. Чтобы ответить на этот вопрос, нужно по крайней мере идентифицировать личности погибших. Похоже, все они были из России. По собственной ли инициативе оказались в Азербайджане или кто-то направил их туда?"
В следующем сюжете рассказывалось о торфяных пожарах в районе Чернобыля. Комбат смотрел на экран еще несколько минут в тщетной надежде, что человечку в клетчатой рубашке дадут слово еще раз. Потом он убрал гитару на шкаф, резко сбросил в мусорное ведро переполнившие пепельницу окурки.
* * *Пока репортер присутствовал на экране, внизу несколько раз появилась информационная строка: фамилия корреспондента и название агентства, которое он представлял.
Если перед Комбатом появлялась ясная цель, он действовал без промедления – к концу дня щуплого человечка удалось отловить в Шереметьево. На этот раз спецкор летел в дальнее зарубежье – своего рода компенсация за вредную работу в ближнем.
Пока Хоружий стоял в очереди на регистрацию, он спокойно отвечал на вопросы Комбата, не строя из себя важную персону. Сразу понял, что имеет дело не с досужим любопытством.
– Все это случилось недалеко от станции Насосная. Знаете такую?
– Не слыхал.
– Вы вообще бывали в Баку?
– Тринадцать лет назад, еще при Советской власти.
– Сорок минут езды из города. Унылое место, как, впрочем, и весь Апшерон. Нефтеносные районы редко выглядят живописно.
Говорил он быстро, но внятно, по привычке оценивая внешний вид собеседника.
– С того места, откуда я снимал, можно было зафиксировать только милицейскую машину и позы – как эти ребята лежали. Двое лицом вниз, на третьем – сплошная маска из запекшейся крови. Накрывать их не торопились и вообще держались на расстоянии. Мне приходилось иметь дело с тамошними ментами. Они не только к трупам брезгуют лишний раз приближаться, их ни за что не заставишь работать с собаками.
– Почему все-таки кассету забрали? – хмуро, не пытаясь быть любезным, спросил Комбат.
– Во-первых, аллергия на журналистов, общая для ментов всех стран и народов. Во-вторых, если это действительно российские граждане, зачем давать бывшему “старшему брату” повод для запросов?
– Какие к черту запросы? Сколько наших гниет заживо по всему свету – в тюряге или, натурально, в рабах. Моряки, летчики – перевозили черт знает что черт знает для кого.
– Помиловали ведь недавно летчиков в Индии. Если бы у нас никто не чесался…
– Бывают, конечно, исключения. Политикам тоже реклама нужна. А в девяти случаях из десяти – твои проблемы.
Хотелось узнать подробности, но в глубине души Комбат опасался выспрашивать, боясь прямо услышать о Колиной смерти.
– Наши соседи все равно стараются представить все в лучшем виде. Хотя не всегда получается. Вон, даже в отчете американского госдепа по терроризму говорится, что Азербайджан служит центром материально-технической помощи международным группам боевиков, большинство из которых связано с чеченскими делами.
– Думаешь, здесь есть связь? – помрачнел Комбат, невольно переходя на “ты”.
– Думать я могу многое. Фактов по делу раз-два и обчелся. На той же кассете ничего особенного не было. У нас, в ФСБ, справки наводить бесполезно. Операции за пределами страны всегда строго засекречены.
– А мужичок местный? Он больше ничего не вякнул интересного? Как его звали?
– Зачем вам, уважаемый? – профессионально-острый взгляд резко сфокусировался на лице Рублева.
Резонный вопрос. Хитрить и прикидываться Комбат сейчас не мог.
– Друг мой туда улетел. Недавно. Паршивое предчувствие – дай бог, чтобы я ошибся, – выдавил Рублев, сжав кулаки в прорезных карманах легкой куртки.
– Летчик?
– Да нет. Обычным пассажиром.
– Наверное, все-таки не обычным… А местный кадр ничего такого мне больше не сообщил. И нечего ему было сказать, у меня на этот счет профессиональная интуиция. А имя-фамилия… Есть такое стереотипное выражение:
"источник пожелал остаться неизвестным”.
* * *Жена Красильникова Оля не узнала Комбата. Видела его только однажды, в день, когда надела белое подвенечное платье. Теперь бросила исподлобья короткий, недоброжелательный взгляд. После того, как гость представился, взгляд еще несколько секунд оставался прежним и только потом потеплел.
– Простите.
– Ничего страшного. Я не кинозвезда, чтобы меня признавать.
– Коли сейчас нет, – как-то странно проговорила Ольга, будто муж сидел в комнате, а она хотела это обстоятельство утаить.
Но тем не менее впустила Рублева в квартиру. Он чувствовал себя не в своей тарелке, язык не поворачивался начинать разговор. А может, все в порядке и он напрасно переживает?
