Евгений Кукаркин - Наемники
— По поводу вашей задержки здесь, Триполи снеслось с Москвой. Но Москва согласна вас задержать лишь при условии добровольности военнослужащих остаться на месяц. А по поводу капли. Ваша капля из профессионалов, стоит обезумевшей толпы фанатиков.
— Значит Москва, во всем полагается на нас. Останемся мы или нет?
— Да.
— Но вы сами сказали о добровольности?
— Сказал. Капитан, кто останется, тот получит вознаграждение. Сам Каддафи просил изыскать средства, что бы уплатить вам.
— Сколько?
— 3000 долларов в месяц солдатам и по 5000 — офицерам.
— Что же я поговорю с личным составом и выскажу ваше предложение.
— А вы сами, капитан, останетесь?
— Останусь.
Вечером, после того как мы отправили караван машин в Алжир, я собрал личный состав и рассказал им о предложении команданте. После этого, предложил подумать день и записаться у меня, кто останется здесь.
Солдаты молча разошлись. Ко мне подошел Коля Маслов.
— Капитан, ты остаешься?
— Да.
— Тогда пиши меня, я тоже буду с тобой.
— Спасибо, Коля.
Я крепко пожал его руку.
Утром меня опять будят.
— Капитан, к вам пришла женщина.
— Женщина?
— Да. Причем она говорит по-русски.
Я одеваюсь и выхожу из палатки. Действительно, женщина, не поймешь какого возраста, плохо одетая, босиком, с патлами грязно-светлых волос.
— Здравствуйте, командир.
В ее русском прослеживается чуть иностранный акцент.
— Здравствуйте…
— Люся.
— Здравствуйте, Люся.
Она расцветает в улыбке.
— Давно не слышала русского языка. Я сама русская из Ленинграда и уже почти двадцать лет здесь.
— Эмигрантка?
— Нет. Я вышла за муж в Ленинграде за алжирца, он учился там в Технологическом институте, а потом приехали сюда в Африку, вот так и живу.
— Извините, Люся, пойдемте позавтракаем.
— Пойдемте.
Мы приходим на кухню получаем по миске гречки и я вижу с какой жадность поедает женщина кашу и хлеб.
— Хотите еще?
— Если можно.
Опять наваливают черпак каши и женщина тут же проглатывает ее.
— Так что же вас привело к нам?
— Меня послал Малиди.
— Вождь племени Вабу?
— Да он.
— Но ведь он, по нашим данным, в Гате?
— Да, я от туда. Два дня иду. В основном по ночам.
— Почти 150 километров по пустыне и одна.
— А что тут такого, мы переходы больше делаем.
— Так что просил Малиди?
— Он просил продовольствия. В Гате сбежалось много народу, а пищи мало. Он узнал, что здесь центр белых беженцев и мне как белой, предложил пойти и поговорить со старшим.
— Но ты же сказала, что вышла замуж за алжирца.
— Малиди мой муж и есть. Вабу всю жизнь жили в Алжире и если бы не религиозная резня, мы бы там и остались.
— Сколько вас?
— Вабу частично разъединились, в Гате сейчас 460 человек.
— Я поделюсь продовольствием, но как его переслать? С транспортом у меня плоховато.
— Вабу сами приедут сюда за ним.
— Хорошо, пусть приезжают. Ты пока иди в палатку, ложись спать, а я пойду поищу машину до Гата, пусть тебя подбросят.
Женщина кивнула головой, зашла в мою палатку и когда я пришел через пять минут, чтобы взять деньги из сейфа, то увидел ее спящей на одеяле на земле.
Артур Гару сразу согласился отдать мне свой БМВ и я, заплатив ему мифическую стоимость машины, пригнал ее к палатке. Сержанта Кострюкова выловил у кухни и предложил съездить в Гат на разведку.
— А что узнать?
— Все. В основном, что говорят о фундаменталистах, как там с продовольствием, сколько беженцев. Возьми с собой женщину, она спит в моей палатке.
— Это можно.
Улыбка растянула лицо сержанта.
— Не балуй, она жена вождя племени. Самое важное, старайся ездить про твердой поверхности, не залезай в вязкий песок. Кстати, ты остаешься?
— А как же, 3000 долларов, это деньги.
— Тогда через два часа отправляйся.
Сержант пошел доедать кашу, я отправился опять на аэродром. Сейчас прибудут два самолета.
Наш аэродром представляет собой кусок ровного шоссе, тянущегося до Серделеса. Во время прилета самолетов, мы отсекали от машин и верблюдов, этот отрезок своими постами.
Один за другим пришли самолеты. Солдаты стали сгружать продовольствие, бензин в бочках и медикаменты. Толпа беженцев стояла вокруг с вещами наготове и ждала своего часа.
— Лемешев, ты где?
— Я здесь.
Из-за самолета вынырнул сержант.
— Бери два отделения свое и Кострикова, не давай этим ненормальным устроить свалку у самолетов.
— Но нас так мало.
— Стреляй. Сначала в воздух, потом по ногам. Списки у тебя есть?
— А как же.
— Вот и бери по списку. В самолет вмещается 52 человека, значит 104 должно улететь.
— Есть, товарищ капитан.
Вскоре редкая цепочка солдат встала перед самолетами. Толпа заволновалась. Вышел Лемешев и громко прокричал.
— Сейчас отправим первую партию. Поэтому приготовиться тем, кого назову по списку. Уваров…С женой и сыном… Выйди сюда. Никифоров…
Толпа гудела. Наконец стали пускать в самолеты. Где-то решили поднажать и толпа языком выкатилась вперед. Очередь из автомата остановила людей и волна откатилась назад. Ко мне подошел Гару.
— Господин капитан, нельзя ли в следующий раз ввести в список иностранцев?
— Хорошо, только десять человек. Решите сами кого.
— Почему так мало самолетов?
— Большие здесь не посадить, аэродром видите какой, а самолетов с небольшим пробегом в Ливии немного. Вот мы и зафрахтовали с трудом два.
Самолеты заревели двигателями и все схлынули с площадки. Передо мной возник мужчина с бегающими глазами.
— Капитан, почему меня не взяли на самолет? У меня очень важные документы. Их срочно надо вывести на родину.
— Я про него вам говорил, товарищ капитан. Это тот, который бросил жену и дочь в Эджеле.
За моей спиной стоял Лемешев.
— А… Где ваша семья?
— Не знаю. Жена и дочь вышли утром из отеля, так до вечера и не вернулись.
— Вы что не могли задержаться и узнать, что с ними?
— У меня очень важные документы. Вот в этом портфеле. Их надо срочно вывезти.
— Полетите в порядке очередности.
— Капитан, но…
Я не стал слушать его и отправился свой лагерь. Самолеты ушли.
К вечеру у меня в палатке перебывал почти весь взвод. Все согласились задержаться на месяц.
Это уже был не десяток машин. Шел целый караван автомобилей. Грязный от пыли, лейтенант Петров стоял передо мной.
— Докладывайте, лейтенант.
— В городах Эджели и Эль-Адеб-Лараш стало неспокойно. Местные фундаменталисты пока не пускают в ход оружие, но угрозы сыпятся со всех сторон. Часть населения запугана. Самое непонятное то, что перерезав дорогу в столицу, фанатики не испортили и не уничтожили нефтепроводы. По-прежнему нефть качается и на буровых.
— Кто обслуживает буровые и нефтепроводы?
— Арабы, те которые остаются. Иностранцы сидят на чемоданах.
— Как обстоят дела в форте Лальман?
— Те кто прибывают от туда, говорят, что войны там вроде нет, но по ночам вспыхивают перестрелки. Но Французы решительно перекрыли дорогу на нефтепромыслы и начинают потихонечку эвакуировать свои семьи в Эджели. Я застал первую колонну там.
— Что слышно про Западные и Южные районы?
— В Аин-Салах бедуины пригнали верблюдов, караван фанатиков на Эль-Адеб-Лараш пойдет через три дня. Как сказал один из перебежчиков, всего 200 верблюдов. На Юге спокойно, племена Вабу и арабы уходят через Амгит в Нигер без осложнений. Фундаменталисты еще не имеют там перевеса.
— Из Эль-Адеб-Лараш вывезли всех?
— Почти всех.
— Как почти всех?
— Некоторые русские отдали свои места в машине многосемейным иностранцам.
— Сколько осталось наших в городе.
— Семей восемь.
— А в Эджели?
— Семей сорок. Но в Эджели осталось много иностранцев, человек сто. Плюс прибывающие из форта Лальман. Потом, у меня забарахлила одна машина. Там попался водила никудышный из беженцев, пришлось его заменить, но похоже в машине он сжег фрикцион.
— Сейчас мы ее начнем чинить. Вечером надо, что бы она была готова. Машина должна выйти на линию сегодня вечером.
— Там на дороге, примкнувшие к нам, легковые машины штук 20, в песке застряли. Я их не стал ждать, но детей и женщин еле-еле взял, иначе в жару они просто задохнуться.
— А мужчины?
— Что делать? Если выживут, доедут, в крайнем случае, дойдут.
Кроме наших машин на буксире было до 10 штук легковых, да еще несколько, которые самостоятельно сумели пробиться через пустыню. Началась кормежка и оказание медицинской помощи пострадавшим. Ко мне в палатку зашли двое холеных мужчин.
— Господин капитан, можно с вами конфиденциально переговорить?
