Андрей Воронин - Шальные деньги
– Зря, – абсолютно серьезно ответил Глеб.
– Почему? – удивился Потапчук. – Они разве не правильно рассуждают?
– Нет, и китайские философы правы, и немецкие, но если ты живешь в Европе, то должен настраиваться на европейский стиль жизни, поступать согласно европейской философии. Китайская философия применима только на Востоке, в Китае.
– Это как с правилами движения? – предположил генерал Потапчук. – Или правостороннее движение, или левостороннее.
– Я бы философию сравнил скорее с пивом, – Сиверов опустился в мягкое кресло и, расслабившись, вытянул ноги. – Самое вкусное пиво то, которое пьешь в той стране, где оно сделано.
– Верно, – задумался Потапчук. – В Москве предпочитаю наше пиво. Ни датское, ни немецкое здесь с удовольствием не пьется.
Хватило и десяти минут разговора на отвлеченную тему, чтобы Потапчук занервничал, решив, будто теряет драгоценное время. Глеб Сиверов не спускал взгляда с портфеля в руках генерала.
– Наверное, в лесу огромный медведь сдох, – сказал Сиверов, когда замочки портфеля ослепительно блеснули в свете настольной лампы. – Я уж думал, что вы со своим старым портфелем никогда не расстанетесь.
– Я тоже думал, – отозвался генерал, – считал, что мы вместе с ним на пенсию уйдем.
Надеялся, что буду в нем из магазина кефир и батоны носить.
– Это хорошо, когда вещи оказываются менее прочными, чем их хозяева.
– Честно признаться тебе, Глеб Петрович, я уже подумывал уходить из органов, но, по-моему, новое время начинается. Раньше нам вроде не запрещали собирать информацию, но и хода делам не давали. Обидно было: собираешь материалы к уголовным делам, передаешь по инстанциям, а в результате на выходе – компромат, которым потом политики и бизнесмены друг друга шантажируют. Государству от такой работы – один вред. Теперь, чувствую, дадут ход тому, что нами собрано. Вот и решил я погодить с отставкой.
– Вы оптимист, Федор Филиппович, – взгляд Глеба так и не зажегся.
– Думаешь, ничего не изменится? – насторожился Потапчук.
– По крайней мере, не так быстро.
– Почему?
– Люди остаются прежними. Генерал Потапчук прищурился:
– Я уже сколько раз задаю себе один и тот же вопрос: почему ты, Глеб Петрович со мной работаешь? Деньги тебя почти не интересуют, слава тоже…
– С вами славу не заработаешь, – рассмеялся Сиверов. – Я же фантом. Существую в реальности только для вас, а для остальных – я призрак.
– Хорош призрак, – усмехнулся Потапчук, открывая портфель, – ты один порой больше целого управления стоишь.
– Честно вам ответить? – спросил Глеб.
– Если можешь, говори, – ухмыльнулся генерал, понимая, что ни один человек, работающий на спецслужбы, не может быть до конца искренним, даже если разговаривает с коллегами один на один.
– Сам не знаю, почему работаю, – глаза Сиверова были предельно честными, – то ли привычка, то ли слишком правильное воспитание получил: отец перестарался в детстве, то ли азарт.., сам не пойму.
– Врешь ты все. Ты просто честный и неравнодушный человек.
– Скорее всего – привычка, – подытожил Сиверов и так выразительно посмотрел на портфель, что Федору Филипповичу не оставалось ничего другого, как перейти к делу.
– Помнишь скандал со швейцарской фирмой?
– И не один.
– Да, возникают они с завидной регулярностью. Глядя на них со стороны, толком и не поймешь, в чем дело. То ли швейцарская прокуратура воду мутит, то ли наши швейцарцам компромат сливают. Скандалы с такой же регулярностью гасятся, кип и возникают.
– Я особенно не вникал в швейцарские проблемы, – ответил Глеб.
– Помнишь, год назад ты помог нам достать документы о незаконной продаже акций комбинатов, производящих медь и никель.
– Было дело. Но, если мне не изменяет память, никто из махинаторов не пострадал. Разве что пришлось им откупаться крупными взятками. Олигархи – это секта неприкасаемых. К ним ни органы подступиться не могут, ни бандиты. Не для того им государство позволило предприятия приватизировать, чтобы потом их же в собственном дерьме утопить.
– Другие времена теперь наступают, – напомнил генерал.
– Что ж, Федор Филиппович, если вам так хочется в это верить, пусть наступают.
– Раньше на это смотрели, прикрыв глаза растопыренными пальцами, – продолжал Потапчук, – а теперь вопрос поставили ребром. Как так получается, что объемы добычи и производства растут, а по документам выходит, что прибыль от производства почти нулевая? Объемы растут, а доходы падают!
– Вы не забыли закон Ломоносова-Лавуазье, – Глеб запрокинул голову. – Если мне не изменяет память, то Ломоносов сформулировал его так: если в одном месте чего-то убудет, то в другом непременно столько же прибудет.
– Вот-вот, именно, это каждый школьник хорошо знает.
– Швейцарцы-то здесь при чем?
– Левые деньги, черный нал они через Швейцарию отмывают. И наконец-то мы можем этим заняться вплотную, – продолжал генерал. – В Москве мы могли бы подкатить к офису пару автобусов автоматчиков в масках… Они бы за пять минут все здание под контроль взяли. Произвели бы выемку документов, забрали бы компьютеры, а потом в спокойной обстановке разобрались бы, что к чему. Отследили бы схему, по которой они работают.
– Так в чем же проблема?
– В Москве такую операцию можно провести хоть завтра.
– Да уж, насмотрелся по телевизору.
– В Швейцарии такой номер не пройдет, у олигархов схема хитро построена. Все счета, коды к ним, сложные пути, по которым перебрасываются и отмываются деньги, доверить одному человеку олигархи не рискуют. Банковская программа, по которой они работают, разделена на две части. Половина ее – в московских компьютерах, половина – в швейцарских, в той самой фирме, из-за которой раз за разом разгораются скандалы. Когда им необходимо сделать проводки, они одновременно запускают ее из Москвы и из Швейцарии. Таким образом легализуют деньги.
– Вы хотели бы получить швейцарскую часть программы? – резко спросил Сиверов. – Конечно, там ОМОН в масках действовать не Станет, – улыбнулся он.
– Само собой.
– Взломать компьютерную систему в Швейцарии вы не пробежали?
– Это ничего не даст, – вздохнул Потапчук, – даже если бы мы организовали похищение всех компьютеров из бернского офиса, разобраться, какая часть банковских программ служит для проводки “левака”, а какая для обеспечения легальных операций, невозможно.
Генерал Потапчук заметил озорной блеск в глазах Сиверова – значит, проблема того увлекла, и это было хорошим знаком.
– Если швейцарские власти начнут давить на фирму, наши олигархи – Ленский и Данилов – успеют спрятать деньги, и потом никаких концов не найдешь…
– Погодите, я, кажется, уже придумал способ, – остановил Сиверов Потапчука. – Ситуация выглядит примерно так: вам надо отыскать иголку в стогу сена?
– Примерно так. Только это очень ценная иголка.
– И, к сожалению, виртуальная. Программа весьма ценная и непростая, чтобы доверили ее чужим людям. Я не ошибаюсь?
– Да.
– Для классической загадки должен существовать классический ответ, – произнес Глеб. – Когда случается пожар, человек сам хватает самое ценное в доме, чтобы спасти его от огня. Собирает его в сумку и выносит из дома.
Потапчук еще не до конца понял, что задумал Глеб.
– Это слова.
– Вначале, как вы знаете, было слово. Нужны три вещи: во-первых, пустить слух, что швейцарская прокуратура готова возобновить дело и даже готова арестовать счета. Во-вторых…
– Мы не сумеем договориться об этом со швейцарской прокуратурой, – пожал плечами Потапчук.
– Я и не прошу договариваться. Слух распустить вы можете и без них. Мало ли существует газет, созданных специально для сливания компромата и дезинформации. Ложь, повторенная в десяти независимых источниках, становится правдой. Второе, необходимо, чтобы ваши хакеры, Федор Филиппович, совершили несанкционированный вход в компьютерную систему швейцарской фирмы, якобы с целью скачать оттуда всю информацию для себя, но сделали бы это грязно – так, чтобы засветиться. Идеально, если на месте поймут, что именно ФСБ пыталось заполучить финансовые документы.
– Это очень сложно, но вполне реально, – Потапчук кивнул.
– И третье, самое главное, – беспечно добавил Глеб, – в Берне я должен пробыть около недели. Идеально, если у меня окажутся документы, подтверждающие, что я немец из Восточной Германии.
– А ты уверен, что справишься один?
– Федор Филиппович, у вас что, есть другие предложения?
И Потапчуку ничего не оставалось, как согласиться.
До самой поздней ночи они уточняли детали, обговаривали подробности, но Глеб Сиверов ни словом не обмолвился о том, что в нарушение общепринятых норм конспирации в Берне он будет держаться вызывающе.
