Сергей Донской - Личное задание
Руднев окинул взором пиршественные столы бандитов, опоясавшие бойцовский ринг. Теперь снизойти к ним из ложи не позволял статус, но зато сверху они смотрелись как на ладони. Хрустели осетровыми хрящами, булькали шампанским, бренчали золотыми ошейниками, скрежетали перстнями о перстни. Все как обычно. Полный контроль над ситуацией. Братва внизу, а он над ней – завтрашний губернатор, который после трудов праведных во имя процветания родного края явился полюбоваться спортивными состязаниями вместе с земляками.
Руднев скользнул взглядом по переполненным трибунам и саркастически искривил губы. Народные массы. Быдло электоратское. Рабочая скотина, на долготерпении и безропотности которой сколочены все финансовые империи и пирамиды. Вот и сейчас львиная доля выручки от продажи билетов, напитков, закусок и прочей всячины незримо осядет в рудневских карманах, не говоря уже о тотализаторе, напрямую подпитывавшем его большую дружную «семью».
Публике действительно было наплевать, куда делись ее кровные денежки. Единственное, о чем жалели зрители, что даже в борьбе без правил не позволяется отгрызать носы, выдавливать глаза, отрывать уши и раздавливать мошонки.
Когда псевдотайский боксер отечественной бурятской сборки завел на арене свое гнусавое «гин-нн-нда», плавно водя перед лицом растопыренными пятернями, публика приумолкла, напряженно гадая: прольется ли кровь на этот раз? На первый взгляд, азиатский лягающийся кузнечик не производил грозного впечатления, как и его противник, похожий на начинающего культуриста в обтягивающих плавочках. Но действительность превзошла все ожидания. Ах, какие эффектные удары вдруг обрушились на горе-культуриста! В челюсть! Под ребра! По печени! Слева, справа, с разворота! Кулаком, ребром ладони, пяткой!
– Даваа-аа-ай!.. Вааа-аа-ай!.. Ааа-аа-ай!
Зал взвыл от восторга. Жалобным комариком попискивал микрофон рефери, которого никто не слушал. Братки стеной поднялись из-за столов, не давая секундантам выскочить на ринг. Какой еще аут, в натуре, когда мочилово в самом разгаре?
Крутнувшись на месте, тайский боксер так шарахнул культуриста ногой по уху, что тот рухнул на колени, оглушенный и беспомощный, в карикатурно лопнувших на заднице плавках. Оттого, что он мотал головой, пытаясь прийти в себя, брызги крови летели во все стороны, орошая ринг ярко-красными разводами.
– Добе-ее-ей!.. Бе-ее-ей!.. Ее-ей!
Повинуясь окружающему исступлению, Руднев едва удержался, чтобы не вскочить и не присоединить свой голос к общему ликующему хору. Напрасно поскромничал. Это только придало бы его либерально-демократическому образу дополнительные привлекательные черты. Все как один! Народ и мафия едины!
– Ну-уу!.. Уу-уу!..
Блестящий от пота победитель подпрыгнул, забавно передернув ногами в воздухе. Получив удар в висок, культурист опустился на четвереньки. Под его склонённой головой моментально образовалась малиновая лужица. Голый зад празднично сверкал в лучах прожекторов.
Руднев до хруста переплел пальцы рук. Очень хотелось орать, сатанея от собственного крика.
Полтора года назад истошным воплем «забить их, как собак!» он развязал войну против своего заклятого врага Хана и его группировки. Короткая кровопролитная война завершилась полным разгромом Золотой Орды. По завершении междоусобицы Курганск, судя по публикациям в прессе и сводкам телевизионных новостей, смог вздохнуть свободно. Дело было представлено как очередная победа над организованной преступностью. В действительности же победила просто более коррумпированная группировка, после чего рядовые курганцы, конечно, могли дышать свободно, хоть до посинения.
Да только Рудневу было не до них, убогих. Невероятная по размаху криминальная пирамида вознесла его в заоблачные выси, откуда он равнодушно взирал на копошащихся внизу людишек. Насрать было Рудневу на них со своего Олимпа.
Тайский боксер опять подпрыгнул и обеими ногами приземлился на хребет поверженного противника. Тот вскрикнул и растянулся на ринге ничком. Р-раз! – победитель перевернул его лицом вверх, чтобы удобнее было молотить кулаками и локтями. Два! – оседлал соперника. Культурист пытался загораживаться вялыми руками. Перехватывая их по одной, азиат прижал обе к полу коленями, гортанно закричал и вдруг бросил корпус вперед. К этому моменту зрители уже завороженно притихли, поэтому столкновение лбов прозвучало так отчетливо, что каждый в зале невольно вздрогнул. Словно один бильярдный шар врезался в другой, оказавшийся полым внутри и расколовшийся, как скорлупа. Крак!
В следующее мгновение победитель уже расхаживал по арене, вскинув руки в торжествующем жесте. Он упивался овациями и приветственным воем зрителей, а они безнаказанно наслаждались видом безжизненно распростертого тела. Когда его начали укладывать на носилки, тайский боксер рявкнул, как пес, у которого отбирают кость, и бросился к поверженному, успев пнуть бесчувственное тело. Обслуга и секунданты дружно принялись крутить ему руки, но он еще долго вырывался и что-то неистово кричал, нагнетая страсти в зале. Благодарная публика стояла на ушах.
Руднев почувствовал себя таким обессиленным, словно сам только что побывал на ринге. Он хотел было достать платок, чтобы промокнуть испарину на лице, но в этот момент его осторожно тронули за плечо и шепнули:
– Вас, Александр Сергеевич.
– Кто?
– Губерман. Говорит, что дело срочное.
Руднев взял трубку и бросил в нее раздраженно:
– Слушаю.
– Добрый вечер, Александр Сергеевич. Я звоню, чтобы поблагодарить вас за совет. Особняки фирмы «Самсон» действительно будут пользоваться большим спросом. Уже есть первый клиент. Между прочим, иностранец. – Сообщение завершилось заговорщицким смешком.
– Н-да? – Приятное возбуждение вернулось к Рудневу, и он вальяжно забросил ногу за ногу. – Ну вот, а ты сомневался. Лиха беда начало, верно?
– Верно, – откликнулся Губерман. – Лиха беда.
Руднев поморщился. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь превратно толковал русские народные поговорки, которыми он увлекся в последнее время с подачи референта, составлявшего для него тексты речей и выступлений.
– Не любишь ты, Боря, великий и могучий, – осуждающе сказал он. – При чем тут беда? Я имею в виду начало, успешно положенное начало. Это образное выражение. Когда дело подойдет к завершению, я скажу: конец – делу венец. Понимаешь?
– Конечно, Александр Сергеевич. Но начало все равно было лихим, таким лихим, что... – Губерман прыснул в трубку.
Руднев отстранил сотовый телефон от уха, словно опасался брызг губерманской слюны, а когда вернул трубку в исходное положение, тон его был сух и официален:
– Завтра утром у меня с докладом. Все. Я очень занят.
Возвратив охране трубку, он уставился в зал, пытаясь определить, живого бойца уносят с арены или мертвого. Откинулся разочарованно на спинку кресла. Этот был жив, хотя и здорово покалечен.
Уж чего-чего, а трупов и.о. губернатора за свою карьеру навидался предостаточно.
* * *Незадолго до этого телефонного разговора новоиспеченному гражданину Израиля господину Кацу, уроженцу Курганска, наведавшемуся с исторической родины на родину малую, показали рыбину, и ему захотелось заплакать.
Отчего в нем прорезалась такая сентиментальность? Это же была не фаршированная мамой щука и даже не бабушкина сельдь под шубой. Самый обычный местный окунь, хоть и здоровенный. Неужели Каца охватила ностальгия по босоногому детству, когда он с друзьями-товарищами рыбачил на курганских прудах, именуемых здесь ставками? Нет. Гость города страдал, очень сильно страдал, но вовсе не от острого приступа ностальгии. Тогда, может быть, ему стало жаль задыхающегося окуня, судорожно разевающего губастый рот? Нет. Кацу стало жаль самого себя. А слезы наворачивались на его глаза по той причине, что окружавшие его молодые люди грозились запихнуть головастого окуня ему в задний проход, а потом сделать вид, что так и было.
Рыба гниет с головы, но когда она гниет в закупоренной прямой кишке человека, то и «царь природы» невольно вовлекается в этот процесс разложения.
Кац хотел жить. Окунь – тоже. Изогнув сильное тело и растопырив все свое шипастое оперение, он неожиданно запрыгал на столе, едва не свалившись на пол.
– Живучий какой! – искренне восхитился молодой интеллигентный собеседник Каца. – Ребята его три часа назад у какого-то Ивана-дурака на водку выменяли. – Он отодвинул бунтующего окуня подальше от края стола и пососал пораненный палец, доверительно сообщив при этом: – Колю-у-чий! Потом его ни за что не вытащить... С виду – обтекаемый, скользкий. На самом деле – чешуя, гребень, плавники... Хотите попробовать?
– Не хочу! – истерично взвизгнул Кац.
