Сергей Зверев - Им равных нет
Разета – грациозная, хрупкая, в белом свадебном платье, неприступная. Это был ее день перед тем, как стать рабыней нового дома. Хотя и сейчас работа у нее нелегкая – стоять целый день в позе королевы и принимать подарки. Ими уже завалена вся комната. Коробки, свертки. На отдельной тумбочке стоит поднос с конвертами. В конвертах – деньги. Обычно гости приносят от тысячи до двух тысяч рублей. Близкие – от ста долларов и выше. Но сегодня молодых баловали с учетом того, как крепок теперь тейп, какой вес, в том числе финансовый, он набрал.
– Разета. Хороша. Глаза как у горной лани, – с удовольствием произнес Президент, заходя в комнату и разглядывая изящную невесту. – Дай выпить воды.
Девушка, улыбаясь, протянула ему хрустальный бокал с холодной водой.
Таков обычай. Просишь у невесты воду и за глоток чистой воды платишь подарком.
Подарок был богатый – как и по чину положено. С легкой улыбкой, не отрывая глаз от невесты, Президент протянул ей ключи от машины:
– На, Разета.
Невеста зарделась еще сильнее, взгляд ее был прикован к ключам, точнее к брелку от сигнализации, на котором была эмблема фирмы «Nissan».
У ворот стоял новенький полноприводной вседорожник «Nissan Patrol», двигатель – дизель с турбонаддувом, цвет – серебристый металлик. Красавец! Скорее всего, он был угнан где-то в России, потом местные кудесники выправили номера на агрегатах, подготовили новые документы. В Ичкерии традиционно никто не заморачивался приобретением «чистого», без криминальных хвостов, автотранспорта. Самые уважаемые люди не брезговали рассекать на краденых машинах. Хотя в этом случае «Nissan» мог быть и вполне легальный, официально растаможенный. Адам Тайсумов был щедр и мог многое себе позволить – ведь не оскудела еще рука дающей России, средства на восстановление республики поступали регулярно, и отчета за них никто не требовал. Это своего рода плата за лояльность региональной политической элиты и вместе с тем заброшенный Москвой крючок, чтобы при необходимости обвинить любого ставшего вдруг неугодным собственного ставленника во всех смертных грехах, в том числе в разворовывании целевого бюджета.
– Счастья тебе в доме. Слушай мужа, как самого Пророка. Больше сыновей тебе – воинов, чтобы было кому сражаться за наш род, – напутствовал невесту Президент.
Разета внимала, потупив взор. Ее сильно смущало присутствие такого важного человека. Она вообще боялась мужчин, как и положено дочери гор.
Когда он вышел из комнаты невесты, хозяин дома проводил его и усадил во главу стола. Джабраил смотрел на Президента ясными, влюбленными, восторженными глазами.
Адам Тайсумов произнес несколько подобающих моменту фраз:
– За молодых. За величие нашего народа. За смерть его врагов. И за наш род… Бокалы не поднимаю – не годно это правоверному. Но слово мое крепче любого напитка.
Он поймал восторженный взгляд Джабраила, улыбнулся в бороду, уловив гамму чувств – восхищение, любовь, и благосклонно кивнул ему:
– Подойди ко мне, племянник.
Джабраил засеменил, продолжая глядеть обожающими глазами на своего кумира.
По дороге его перехватили двое охранников, обшарив быстро и сноровисто с ног до головы. Это было против обычаев, но зато вполне обоснованно. Бойся всех, даже родных.
Президент взял его за плечи, посмотрел внимательно в глаза, улыбнулся широко и благодушно.
– Рад, брат мой. Рад. Ты был в дальних краях и стал мудр не по годам, как говорят твои родные…
– Это только знания, – произнес неживым голосом Джабраил. – Истинную мудрость дают страдания и их преодоление…
Президент нахмурился. Что-то не понравилось ему в этих словах, но что – понять он не мог.
Джабраил неожиданно сделал порывистое движение и обнял его.
Адам резко отстранился, в его глазах вспыхнули удивление и вместе с тем испуг. Он хотел что-то сказать.
И не сказал.
За всех сказала стограммовая пластиковая взрывчатка нового поколения, которую не унюхает собака и не определит детектор. Он была впаяна в пояс Джабраила.
Выпускник медресе в Саудовской Аравии Джабраил Тайсумов умер счастливым. Он совершил то, на что его толкал сам Пророк…
В этот краткий миг история Кавказа, будто кто-то перекинул стрелку, заложила вираж и устремилась по другим рельсам…
Глава 2
Бар «Молоток» был замызган, неуютен и никак не относился к числу престижных заведений. Единственное его достоинство для двух посетителей, перешагнувших порог, было в том, что располагался недалеко от гостиницы, где они жили. И цены вполне демократичные. А пиво, оно и есть пиво. «Балтика» третий номер что в пятизвездочном отеле «Националь», что в баре на окраине Верхнелуганска одинаковое…
Убранство заведения было декорировано под русскую избу: бревна, лавки, лапти и хомуты на стене – и все в том же незатейливом стиле. Задумка, может, была и неплохая, но со временем она стала больше напоминать не избу крепкого зажиточного хозяина, а халупу, где селилась безлошадная пьяная босота – все покарябано, ободрано, на лавках ножами вырезаны женские имена и емкие матерные слова. Здоровенный, без особой тщательности выбритый бармен, облаченный в грязновато-серую русскую рубаху с блекло-красными узорами, двигался с грациозностью ленивого гиппопотама.
Народу было немало, но свободные столы имелись.
– Стремно здесь как-то, – Бизон опасливо оглядывал зал, тут и там натыкаясь на недружелюбные, слегка дебильные взгляды завсегдатаев. Так смотрели аборигены на великого путешественника Кука, решая, слопать его со специями или и так сойдет.
– Да ладно тебе, друг дней моих суровых, – отмахнулся Цыган. – Не нагнетай.
– Публика тут…
– Обычная шушера. Их как грязи везде…. И вообще, ближе к народу надо быть, – с этими словами Цыган двинул к деревянной шершавой стойке с черными пятнами от затушенных сигарет.
– Четыре «Балтики» по ноль-пять, – начал перечислять он воодушевленно. – Тарелку креветок. Сухарики – ржаные, соленые…
Бармен, хмуро глядя на него, широко зевнул, обнажив кривые зубы, повернул кран, и в кружку хлынула янтарная жидкость.
– Нападающий «Реала» умело обходит наших защитников. Удар… Штанга! – оглашал бар голос спортивного комментатора, вырываясь из чрева висящего под деревянным потолком на чугунной подвеске старенького телевизора «Шиваки» с мутноватым изображением.
«Спартак» ожесточенно рубился с «Реалом». Шел второй тайм. Русская команда продувала со счетом три ноль, поэтому публика в баре была удручена несправедливостью такого расклада.
Бизон, вздохнув, двинул следом за своим другом. Он не любил таких приключений, а его хоть и мощный, но чувствительный загривок явственно ощущал, что приключений здесь можно огрести по полной программе.
Выбрав столик подальше от малолетних девиц с хриплыми голосами и нецензурным лексиконом и длинноруких нестриженых гоблинов, орущих дикими голосами, когда мяч ударял в штангу ворот, Бизон поставил четыре кружки на стол. Сзади Цыган тащил две тарелки с орешками и сухариками. Креветки бармен обещал подать чуть попозже.
Три кружки Цыган пододвинул Бизону, а одну поставил перед собой. Такая дележка была справедливой, если учитывать разницу в комплекции друзей. Бизон, он и есть Бизон: рост метр девяносто, бесформенная, казавшаяся заплывшей жиром массивная фигура – такой пиво должен поглощать как трактор «Беларусь» солярку. Цыган был объемом раза в два поменьше. Да и в остальном они – полная противоположность. У Бизона, при его могучей комплекции, были красные полные щечки с детским румянцем, наивные васильковые глаза и немножко застенчивая улыбка. Цыган же – смуглый, импульсивный, с наглыми цепкими глазами, оценивающими и видящими все.
– Ну, за новые горизонты, – поднял кружку Цыган.
– Это за какие? – не понял Бизон.
– Новый город. Новые люди. Нужно уметь удивляться новому, мой юный друг…
– А, ну да… Я удивляюсь, – Бизон покосился на местную публику, наткнулся взглядом на мутные и злые глаза затаившегося в углу в компании единомышленников дефективного низкорослого парня с клочковатыми усами, который ощерился щербатым ртом. Бизон, на дух не выносивший подобных типов, про себя поименовал его «гаденышем» и поспешно отвернулся. Засталбливая свою морально-психологическую победу, парень осклабился еще шире и хотел что-то крикнуть, но тут мяч влетел в ворота, и бар огласил дикий рев.
– Три один. «Спартак» сокращает отрыв! – закричал комментатор.
И на экране, окуриваемом дымом сигарет, как древний алтарь благовониями, пошел повтор долгожданного гола.
Двое гостей заштатного города Верхнелуганска были совершенно равнодушны к футболу, зато неравнодушны к пиву. Цыган потягивал его, смакуя, крошечными глотками. Его друг в три молодецких глотка опорожнил кружку.
– Креветки, – жестяным голосом произнес бармен.
Цыган отправился к стойке. Бармен неторопливо, с усилием пододвинул тарелку с креветками, будто она весила пуд, и повернулся к экрану телевизора. Дегенеративный «гаденыш», строивший чужакам гримасы, к тому времени уже переместился за стойку и, скривившись, уставился жадным взором на тарелку с креветками.
