Дмитрий Черкасов - Свой среди своих
Подполковник Кроликов подвинул носком ботинка свернутый черный разгрузочный жилет, наполовину вывалившийся из незапертой дверцы стенного шкафчика, и почувствовал, что тот явно не пуст.
Кроликов недовольно встопорщил усы, присел и похлопал ладонью по карманам жилета.
Рука ощутила ребристый бок оборонительной гранаты Ф-1.
— Так, — сказал подполковник, поднял разгрузку и положил ее на скамью.
Помимо четырех «лимонок» с ввернутыми запалами, в карманах жилета обнаружились два полных сорокапятизарядных магазина к пулемету Калашникова, шесть снаряженных обойм к пистолету «глок», россыпь длинных «олимпийских»[2] патронов для снайперской винтовки с отполированными вручную пулями и небрежно завернутый в промасленную бумагу двухсотграммовый брусок «семтекса»[3], напоминающий бледно-зеленый пластилин.
— Зашибись, — констатировал Кроликов, обозревая сие богатство.
Стоявший за его спиной командир боевой группы спецназа ФСБ в чине майора засопел.
— Непорядок…
— Я это заметил, — причмокнул подполковник и посмотрел на табличку, украшавшую дверь шкафчика. — «Гражданин Маэстро»… Ну-с, и где сей гражданин сейчас?
— Маэстро! — рявкнул невысокий широкоплечий командир группы, оборачиваясь в сторону двери в приспособленную под кухню маленькую комнатку на восьмом этаже здания УФСБ на Литейном, 4.
— Нет его! — откликнулся невидимый дежурный.
— А где он?
— В буфет пошел!
Майор повернулся к Кроликову:
— Привести?
— Не надо. Сами ему всё объясните, — отмахнулся подполковник. — И попросите его в следующий раз хотя бы запалы из гранат вывинчивать. А то ведь взлетим на воздух. — Кроликов тяжело вздохнул. — К чертовой матери…
— Объясню, — прорычал командир боевой группы.
— Пойдемте дальше. — Длинный и худой, как жердь, подполковник двинулся в сторону решетки, закрывающей вход в оружейную комнату.
Майор быстро выкрутил запалы из лимонок, сунул их себе в карман вместе с пластидом и поспешил следом за Кроликовым.
* * *
Егор посмотрел в висящее на стене приемной зеркало, поправил галстук, быстро провел расческой по короткому ежику волос на голове и нажал на ручку двери.
— Вызывали, товарищ подполковник? — Мальков переступил порог кабинета начальника отдела.
— А-а, Erop! Проходите. — Славящийся своей вежливостью подполковник Рыжиков, всегда и всюду обращавшийся к своим подчиненным исключительно на «вы», даже если те годились ему в сыновья, досыпал из маленького пакетика сухой корм в плавающую на поверхности воды рамку и задвинул крышку аквариума. — Красавцы, да?
Занятая охотой за высушенными дафниями стайка барбусов никак не отреагировала на слова начальника седьмого отдела ИАС[4] и метнулась вверх, к кормушке.
— Красавцы, — согласился Мальков. Аквариумов в огромном, оклеенном темно-зелеными обоями кабинете Анатолия Викторовича Рыжикова было всего три.
В одном, имеющем форму шара и стоящем слева от стола, жили полосатые барбусы, во втором, пятидесятилитровом кубе, скрытом под сенью искусственной пальмы, обитали всегда немного сонные каменные сомики, а в третьем, напоминающем древнегреческую амфору, резвились ярко-алые меченосцы и королевские гуппи. Дома у подполковника под аквариумы была отведена отдельная комната, где он проводил большую часть своего свободного времени и которую супруга Рыжикова, хирург-офтальмолог, профессор из Первого медицинского института, и две его великовозрастные дочери в шутку называли «рыбоводческим совхозом».
Мальков подозревал, что в его назначении в отдел Рыжикова был скрытый смысл, утаенный от него суровым усатым кадровиком, но подтвердить или опровергнуть свои подозрения не мог.
Хотя фраза «Старлей Мальков из отдела Рыжикова…» неизменно вызывала у знакомых с подполковником сослуживцев легкую улыбку.
Анатолий Викторович увлекся разведением аквариумных рыбок еще в далекой юности, случайно попав на выставку во Дворец культуры имени Кирова, когда вместе с ватагой одноклассников прогуливал урок математики. Потом были журфак университета, приглашение на работу в органы госбезопасности, «распределение» в газету «Вечерний Ленинград», четвертый факультет Минской Высшей школы КГБ, практика в Вильнюсском управлении и регулярные смены мест службы от Владивостока до Киева, пока наконец Рыжиков снова не очутился в родном городе. И все эти годы он ни разу не изменил своей привязанности к разноцветным рыбешкам, перетаскивая в багаже десятки разборных аквариумов, упаковки песка и мелкого гравия, завернутые во фланелевые рубашки и полотенца керамические модели крепостей, перевязанные бечевкой стопки специальной литературы и коробки с компрессорами.
По прибытии к новому месту службы Рыжиков первым делом выяснял адрес клуба аквариумистов и спустя очень короткое время становился одним из самых ярких его членов. Ибо профессионал он был крепкий, умел прорабатывать огромные объемы информации и выявлять закономерности, невидимые большинству окружающих его людей.
Многие сотрудники не понимали, почему столь ценный кадр, как Рыжиков, все время перебрасывался из одного Управления в другое. В КГБ, а потом и в ФСК-ФСБ не принято переводить человека с места на место без серьезных на то оснований. Чем дольше сотрудник работает на одном месте, тем лучше, тем он крепче врастает в структуру подразделения и тем больше от него проку. А «летунами» обычно становились либо опера, заваливавшие свой участок работы, либо блатники из партноменклатуры.
Ни то, ни другое к Рыжикову не подходило. На самом же деле буквально через пару лет после окончания стажировки у него обнаружился потрясающий талант организатора и феноменальное чутье на «золотые головы». За год-полтора он был способен из разнородного коллектива сотворить слитную команду, раскалывавшую за неделю такие задачи, на решение которых до сплочения сотрудников в единый интеллектуальный кулак могли уйти многие месяцы.
Способности Рыжикова были учтены, и он, заканчивая организацию отдела в одном Управлении, уже имел назначение в другое, где требовался его опыт.
— Присаживайтесь. — Подтянутый и широкоплечий подполковник, в свое время громивший противников на боксерском ринге в рамках закрытых соревнований КГБ СССР, опустился в кресло, указал референту на обтянутый бордовым кожзаменителем стул и извлек из верхнего ящика стола коричневую папку. — Как у вас продвигаются дела с запиской по «Невскому семени» и «Демократу»?
Невысокий, едва дотягивающий до ста семидесяти сантиметров, и, чего греха таить, весьма худощавый Мальков вздохнул.
Обзор «антивоенных» публикаций упомянутых подполковником изданий, шел ни шатко ни валко.
И вины двадцатипятилетнего старшего лейтенанта в том не было.
Зело истеричные и очень жадные журналисты двух псевдоправозащитных изданий все время меняли свою позицию по отношению к войне в Чечне и контртеррористической политике правительства, так что почти невозможно было спрогнозировать их следующее выступление. Иногда в одном номере появлялись сразу три абсолютно противоречащих друг другу статьи, после чего между авторами разгорался скандальчик, обычно заканчивающийся ехидными комментариями в дружественных изданиях. Выигрывал тот, кого спонсоры одаривали большей, чем других, суммой и кто мог себе позволить проплатить пиар-компанию по измазыванию оппонентов грязью.
Многополосный глянцевый «Демократ» постепенно терял читателей, ибо его проводящий больше времени на берегах туманного Альбиона, чем в России главный редактор необдуманно выступил против владельцев сети газетных киосков в питерском метрополитене, зачем-то обвинив их в «пособничестве красно-коричневой заразе», и получил отлуп в виде отказа большинства точек принимать его продукцию.
У восьмистраничного «Невского семени» дела, наоборот, шли в гору, но не по причине остроты перьев пишущей в газету журналистской братии, а из-за названия, ассоциирующегося с садоводством. Спешащие на свои участки, а потому невнимательные дачники и огорошенные очередным скачком цен домохозяйки сметали пачки «Невского семени» с лотков в надежде обнаружить в нем советы по уходу за огуречной рассадой и методы борьбы с плодожоркой. Но находили лишь пустопорожнюю болтовню индивидов, отсидевших во времена СССР за мелкие кражи с производства или за махинации с вверенным им имуществом, а ныне записавшихся в ряды «жертв тоталитарного режима».
Весьма беспринципный и довольно оборотистый редактор «Невского семени», начинавший свою коммерческую деятельность еще в стенах райкома комсомола, где он за взятки снимал с провинившихся секретарей институтских и заводских бюро строгие выговоры и принимал подношения от желающих выехать за границу в составе студенческих стройотрядов, быстро уловил прямую связь между названием и ростом тиражей, и отдал приказ ответственному за выпуск номеров подбирать соответствующие заголовки статей на первой полосе, дабы подольше эксплуатировать сельскохозяйственную тему.
