Нульт: 01: Тень Победы - Аникин Константин Игоревич

  - Ну, короче, пол лимона? — Михалыч закончил свои сложнейшие подсчеты и вопросительно взглянул на Зиро.

  - Нормально. — Кивнул тот.

  Михалыч продолжил общение со своим драгоценным коммуникатором.

  - Все. Бабки ушли, — сказал он, через некоторое время.

  В левом ухе у Зиро звякнула мелочь. Аи подтвердила, что вся сумма, за вычетом налогов и банковской комиссии, поступила на его счет.

  - Ну, давай. — Зиро начал разворачиваться.

  - Погоди. Давай-ка проверим, что ты принес. Может ты всю пленку шумом забил? — Михалыч, прищурив левый газ, с подозрением посмотрел на Зиро.

  Вот, блин, барыга, мысленно вздохнул Зиро.

   — Валяй, проверяй. — Сказал он, присел на край стола и закурил. Свои любимые австралийские Long Beach. По 30 сигарет в пачке.

  Михалыч достал из кармана лупу, отмотал немного пленки и стал рассматривать ее на свет, неубедительно изображая глубочайший интерес. Зиро саркастично за ним наблюдая, пускал дым в потолок. Когда огонек сигареты добрался до фильтра, он посчитал, что дал господину директору достаточно времени на верификацию данных.

  - Ну? — осведомился он.

  - Да нормально вроде записано. — Михалыч аккуратно смотал пленку.

  Зиро, из чувства мелкой мести, демонстративно осмотрел гирьки от весов. Не пропиленные ли. В В8 обвесить дорого не возьмут.

   — Ты чего, обиделся? — отреагировал Михалыч. — Ничего личного, только бизнес. Как говориться: хочешь жить — умей вертеться.

  - Ты это Джордано Бруно скажи. Галилео Галилею — раздраженно ответил Зиро. Бытовые штампы, с претензией на великую мудрость выводили его из себя.

   — Пока. — Он снова повернулся к выходу.

  - Да погоди ты! — Михалыч схватил его за рукав. — Чего ты резкий такой? Не обижайся, говорю! — Михалыч взял в руки початую бутылку водки. — Присядь, давай спирулинки дернем!

  Зиро бросил взгляд на агента.

  - Нет уж, спасибо.

  - Да ладно тебе! По маленькой! Праздник же! — наседал Михалыч, при этом, избегая смотреть Зиро в глаза. Зиро начал злиться.

   — Ты чего, с первого раза не понимаешь? Я же сказал 'нет'! И в праздник этот я не верю. И вообще, какого хрена я должен тут с тобой…

  Тут за дверью послышался уверенный топот, она распахнулась, и в комнату, сверкая чисто выбритым черепом, и почти выскакивая из своего расстегнутого, длиннополого кожаного плаща, влетел Казимир Янович Крамольник. Его телохранитель, невысокий, но крепко сбитый, широкоплечий бычок, восточной национальности, с плоским лицом и далеко разнесенными глазами, киргиз, видимо, судя по этой национальной шапке из войлока, занял позицию в дверях, блокируя свой тушей выход из помещения. У него над плечом торчало нечто, очень похожее на рукоять самурайского меча, впрочем, Зиро отверг это предположение в силу его полной неправдоподобности. Казмиров бычок уперся в Зиро тяжелым взглядом, напрочь игнорируя всех остальных. Зиро перевел взгляд на Казимира Крамольника.

   — Щиро витаю. — Поздоровался Казимир. На его лице играла эта его всегдашняя, брезгливо-снисходительная улыбочка. — Давненько не виделись. — Это он сказал персонально Зиро.

  - Привет, — сказал Зиро без всякого энтузиазма. Казимир был не из тех людей, по которым он скучал.

  - Вот он, — Михалыч указал на безжизненное тело.

  - Вижу, — сказал Крамольник, внимательно рассматривая агента. — Номер списал? — спросил он у Михалыча.

  - Вот, — Михалыч протянул Казимиру бумажку с номером.

  Крамольник подошел к агенту. Взял за запястье, пощупал пульс. Поднял голову. Голова его болталась как у младенца. Оттянул веко и осмотрел глазное яблоко. Затем, выпрямился и неприязненно посмотрел на Михалыча.

  - Ну и что мне с этим овощем делать? — Недовольно спросил он.

  - Ну, это… — Михалыч неопределенно взмахнул руками. — Как обычно…

  Казимир слегка покачал головой, глядя на Михалыча, как доктор, только по доброте своей душевной не сообщающий больному, что у него запущенный рак. Он пододвинул стул с агентом к стене, отступил на пару шагов, достал из подмышечной кобуры большой черный пистолет и два раза выстрелил ему в грудь. Кровь агента МС Офиса брызнула на коробки с пиратскими дисками. Агент дернулся пару раз и обмяк.

  И Михалыч, и Зиро, остолбенев от неожиданности, смотрели на Казимира. В наступившей за выстрелами, звенящей тишине, в голове у Зиро быстро промелькнуло все, что он знал про этого типа.

  По национальности Казимир Янович Крамольник был наполовину поляк наполовину украинец. Родился и вырос в городе Ивано-Франковск, в западной Украине. Казимир ненавидел русских. Для кого-то, может быть, это был лишь штрих к портрету, но для Казимира эта ненависть являлась главным внутренним стержнем личности. Они жил ради этого, — чтобы отмстить всем русским на свете, которых он считал воплощением мирового зла. В его ненависти можно было найти свои резоны — за годы советской власти семье Крамольника крепко досталось. Там было все — голодомор, Катынь, УПА, ссылки и лагеря. В этих жерновах перемололо почти всех его родственников. И вся эта боль воплотилась в Казимире. Казимир считал, что во всем этом виноваты только русские и никто другой. И еще в детстве он поклялся отомстить.

  Начинал Казимир с борьбы с Советами. Как только Казимир подрос, и поступил на филфак Львовского университета, он, от простого избиения пьяных русских в подворотнях, перешел к организованной подготовке всеукраинского восстания. Он, с такими же молодыми украинскими националистами, создал тайную антисоветскую организацию. Они раскидывали листовки, собирались на тайные собрания, все такое, но Крамольника сдали соратники и его посадили. Первый раз он сравнительно легко отделался. С зоны Крамольник вернулся твердым, как легированная сталь, и снова стал мутить антисоветские заговоры. На этот раз он дошел до формирования вооруженных бригад, но тут его опять сдали свои. На этот раз Казимиру впаяли по полной и отправили воркуйский лагерь. Он вышел в середине 80ых по горбачевской амнистии, когда последняя воркуйская зона была расформирована. Казимир остался в Воркуйске-8, тогда уже с этим было проще. Революции требуют денег, и Казимир решил их заработать в Воркуйске-8. Он сколотил банду, в которой не было ни одного русского, его группировка занималась рэкетом и контролировала большую часть кооперативов в научном секторе города. Ходили слухи, что в то время он поднял большие деньги на красной ртути. Дела его шли в гору, но вдруг Союз развалился. Сам, без всякого участия Казимира.

  После, в своих многочисленных интервью местной прессе, Казимир говорил, что день, когда развалился Союз, был самый счастливым днем в его жизни. Однако дальше, в тех же интервью, он сообщал, что недолго радовался. Это была лишь видимость свободы, Враг сжег красные флаги, переоделся в новые цвета, придумал новые границы, паспорта и деньги, но всюду, всюду, за этой ширмой, Казимир видел знакомый оскал старого режима. И опять, опять, по мнению Казимира, угроза свободы для всех, только что освободившихся их коммунистического плена народов, исходила из Москвы, которая никак не могла избавиться от своих имперских амбиций. Казимир понял — борьба не окончена.

  После научной революции он завязал с беспределом (во всяком случае, с явным) и встал на сторону Инфокома, всячески приветствуя независимость Воркуйска-8. Во время блокады он вообще вел себя по-геройски — водил через болото караваны с продовольствием и лекарствами, чем спас множество жизней, за что был награжден Болотной Звездой — звездой героя Воркуйска-8. Большинство горожан и знали его, как местного героя, борца за свободу Воркуйска. Однако постепенно дорожки Крамольника и Комитета разошлись. Инфоком не хотел обострения отношений с Россией, а Казимир хотел идти до конца. Он хотел развалить Россию, по воркуйскому сценарию, расчленить ее на десяток-другой малых государств. Комитет его не подержал. Но Казимир не сдался, и стал реализовывать свой план на свой же страх и риск.