Илья Рясной - Ловушка для олигарха
Шансов в схватке с такой тварью у человека не было… Ничего, Аккуратист справился.
Но карты она мне спутала.
— Вован, слыхал? — донеслось из комнаты охраны. Клип зазвучал потише — звук приглушили.
— Что?
— Торквемада вроде заскулил.
— Торквемада не скулит.
— Может, Банкира слопал и расстроился?
— Эх, если бы… Зажевал бы, и к нам никаких претензий, а, Борь?
— Проверь.
Заскрипела мебель. Вован, похоже, поднялся и двинул в коридор. На световом квадратике возникла тень. С пистолетом в руке.
Вован поднял пистолет и резко шагнул в коридор, по привычке уходя вправо.
Тут я и заехал ему куда надо.
Тело свалилось.
В комнате вскочили.
Но я уже стоял в проеме. И тихо произнес:
— Пристрелю!
Я умею говорить так, что мне верят. Особенно когда я обещаю пристрелить. Это необходимое искусство в моей профессии.
В комнате было два человека. Боря — шкаф в черном комбезе с эмблемой охранного агентства и в голубом тельнике, сидел в кресле перед монитором с автоматом Калашникова на коленях. Второй тип — незнакомый мне, невысокий, плотный, с низким лбом и вялыми глазами, в таком же комбезе, стоял у стены. Черт, он-то откуда здесь?
Они замерли. Боря поднял руки вверх быстро и, кажется, с радостью. Другой нехотя…
— К стене, — приказал я.
Морда в противогазе произвела на них должное впечатление.
Я шагнул вперед. И понял, что влип.
Затылком ощутил еще один взор. Смотрели слева сзади. Из другой двери.
— Пистолет на пол! — услышал я приказ и передергивание затвора автомата.
Я не успевал. Прикинул, что оборачиваюсь, нажимаю на спусковой крючок. Или лучше из-под мышки стреляю. Шансы есть — пятьдесят на пятьдесят. Этого недостаточно. Меня не устраивает, что упади вместо орла решка — и я расстанусь с жизнью.
— Понял, — примирительно произнес я, разжимая пальцы и роняя пистолет.
Я чувствовал, что пока стрелять этот четвертый не будет. Если бы я ощутил, что он станет стрелять — прострелит для надежности мне ногу или руку, я бы согласился на пятьдесят процентов. Но охранники обманулись моими скромными габаритами. Чтобы три носорога да не затоптали бы в лепешку зайчишку…
Ну же, предоставь мне шанс, мысленно попросил я типа с автоматом.
— На колени, — крикнул он.. Я скосил глаз и рассмотрел татуированную массу.
Бульник, вот кто это! Как же я его пропустил? Да, и на старуху бывает проруха.
— Быстро! — прикрикнул он.
Я не гордый. На колени, так на колени.
— Фраера гнутые, — презрительно кинул необъятных размеров татуированный бандит охранникам.
— Вован жив? — спросил Боря.
— Жив, — с недовольством произнес Бульник, видимо, не слишком обрадовавшийся, что его товарищ остался живым.
Он подошел и ногой ударил меня в спину. Хотел распластать своим ботинком сорок пятого размера на паласе, заставить жрать ворс, естественно, отведя при это ствол автомата Калашникова в сторону.
Он считал, что я в их власти.
Я и распластался на полу. Как еще один ковер — плоский и безобидный. Единственно, чем может навредить ковер — это когда его случайно заденут ногой и споткнутся.
И Бульник споткнулся.
Безобидный «ковер» вдруг пришел в движение. Я зацепил противника ногой, приподнялся, придал ему движение. Автомат в моих руках, Бульник свободной птицей летит к стене, прикладывается к ней всем телом и головой, ну а я опять хозяин положения. И противогаза даже не снял, не показал личика.
Опять сцена — я с оружием, а они, ошарашенные, у стенки стоят. Бульник, правда, сидит на полу, тряся головой и не понимая, что это на него обвалилось — то ли кусок луны упал, то ли кровля рухнула. Вот теперь мне и пригодилась аптечка.
— Спокойной ночи, — сказал я, всаживая шприц в предплечье, Боря дернулся, попытался меня оттолкнуть в порыве ужаса, я его угомонил и угостил «альфа-клаветином».
Шприцы одноразовые — забочусь о клиентах. «Альфа-клаветин» — ноу-хау гэбэшного почтового ящика, действует как клофелин с водкой — с гарантией отправляет в сон, выбивая всю память о последних нескольких часах. Это гуманно. Я не из тех специалистов, которые в подобных случаях используют простое, эффективное, как молоток, правило: «Уходя, гасите всех».
Пришлось повозиться, кое-кому хорошо наподдать и выключить, поскольку охранникам даже под дулом автомата не нравились уколы. Я перевел дух.
— А сейчас слово об экономической ситуации в стране предоставляется Абраму Борисовичу Путанину, — произнес телевизор голосом известного диктора.
И на экране, как черт из табакерки, возник любимый российский Олигарх. Мне казалось, что он видит меня.
Я помахал Абрам Борисовичу Путанину ручкой. И отправился наверх. В спальню. Надеюсь, Банкир не слышал шума. Он сейчас очень занят. И я знал, чем занят,
Банкир сейчас лежит на кровати. Рядом с ним на тумбочке — хрустальный стакан с джином, финансовый воротила читает дамский роман. Он вообще читает только дамские романы, хотя вроде и не голубой. Глотает их десятками. Прицокивает языком, листает страницы, возвращается к прочитанному. Я это знаю с тех пор, как устанавливал его спальню на прослушку. Да, любой мешок с деньгами где-то извращенец…
Сегодня Банкир сильно притомился. Как позже выяснилось, после митинга вечер у него выдался тяжелый. В одном из кабинетов на Старой площади делили очередной транш валютного фонда. В кругу друзей мух не лови. А то лишние полмиллиона баксов мимо клюва пролетят, червячка заморить нечем будет.
Процесс дележа и перекачивания денег был захватывающим и напоминал увлекательную компьютерную игру. Уполномоченные банки, приоритетные программы, льготы, фонды — это лабиринт, в котором потом никто ничего не найдет и не поймет, куда идти. Деньги в нем рассасываются как бы сами собой. Эта система создавалась десять лет не для того, чтобы в ней кто-то разобрался.
Атмосфера на дележе царила непринужденная и легкая, как между старыми знакомыми, занятыми хорошо знакомым делом.
— Благотворительность забыли! — заволновался Очень большой чиновник.
— Обязательно! — воскликнул Олигарх Олигархыч. — Всенепременно. Мы же люди… На детей.
— На чьих? — не поняли присутствующие.
— Тебе только дай. Не на твоих. Вон, пошли в фонд помощи больным паховой грыжей, — говорил Очень большой чиновник.
— А почему паховой ?
— У меня в детстве была. Больно.
— А…
После окончания работы Путанин пить отказался. Очень большой чиновник не отказывался от этого никогда. А Банкиру некуда было деваться, как и еще нескольким мелким пираньям, допущенным на дележ. После возлияния чиновник с товарищами собрались ехать в хорошо известный им дом, где Олигарх Всея Руси держал для них длинноногих и послушных шлюх. Банкир выпил всего стопку, В последнее время у него от нервов все чаще болела голова. Ему ехать со всеми не хотелось, и он отправился домой. Его тянули к себе два недочитанных женских романа, которым он решил посвятить полночи.
В ушах у Банкира были беруши, стены в доме толстые, звукоизоляция отличная, так что того, что творилось на первом этаже он не слышал. Причмокивая, он ворочался с книжкой в кровати. На голове его был розовый ночной колпак — где он его только взял?
Он слюнявил палец и переворачивал страницу, причмокивая, и выражение его лица было сочувствующе удовлетворенным.
Я понаблюдал за ним немножко, пользуясь тем, что дверь в спальню приоткрыта. Банкир не любил находиться в полностью закрытых помещениях. Они напоминали ему тюремную камеру, где восемь лет назад ему довелось провести неделю, пока его подельники по махинациям искали деньги, чтобы выкупить его из «плена».
— Ну надо же, — произнес Банкир, покачал головой и перевернул страницу.
Все, хватит. Пора и за дело.
Я потянулся было за пистолетом. Но потом взор упал на боевой топор, висевший на стене. Банкир испытывал нездоровую страсть к холодному оружию самого устрашающего вида. Алебардами, топорами и мечами были завешаны все стены в коридоре. Я взял топор, взвесил в руке. Он был явно старинный, с пятнами ржавчины, но остро заточенный. Банкир не признавал, чтобы дома были вещи, негодные к употреблению.
Я врезал ногой по двери и возник на пороге спальни.
Вид ниндзя в противогазе и с топором в руке производит большее впечатление, чем просто вид человека с пистолетом. Ведь до последнего момента, пока пуля не войдет в грудь, жертва в душе так и не верит, что черная игрушка способна причинить вред. Другое дело — топор. На лезвии отражается свет ламп. Воображение живо подсовывает картины, как зазубренное лезвие с хрустом врубается в шею, и как голова, подпрыгивая футбольным мячом, катится под диван.
На Банкира топор произвел впечатление. Он вперся в него глазами и потерял свой незаурядный и выручавший его не раз дар речи. Произвела на него впечатление и моя морда в противогазе.
