Михаил Серегин - Всегда летальный диагноз
– Но ведь если Малиновская с любовником караулили на этой стоянке, убийца должен был их заметить?
– Вряд ли, – покачал головой Чехов. – Ему было не до них. Ему нужно было побыстрее сматываться, тем более что твоя Марина спугнула его. Наверное, он двинулся в сторону Измайловского проспекта пешком, а тело увезли на машине через лесопарк. Возможно, они даже не видели друг друга.
– Так, значит, Малиновская работает на наркомафию? – спросил я.
– Да кто ее знает, – пожал плечами Чехов. – Скорее всего, это был случайный эпизод. Были подозрения относительно этой клиники, вышли на медсестру, предложили ей хорошую сумму… Она точно указала на того человека, который был нужен. Вот и все. Кидала наказан, концы в воду, все довольны… Но тут твоей Марине захотелось прогуляться под луной. Если бы не она, никто бы ни о чем не узнал, уверяю тебя! Потому что всем здесь выгодно помалкивать. Даже рядовым сотрудникам, которые стараются не замечать мелких несуразностей в работе клиники, – видимо, папа Миллер платит им очень неплохую зарплату… Однако осторожнее! Это не она идет?
Я посмотрел направо – это действительно была она. Но сейчас она выглядела не просто ошеломляюще, а вызывающе. Черные волосы, которые в больнице были скрыты под медицинской шапочкой, теперь были свободно распущены по плечам и окружали голову Малиновской наподобие грозового облака. Вообще, черные тона преобладали в ее наряде – был ли это осознанный выбор или ее темная натура непроизвольно тяготела к траурным цветам, не берусь сказать. Но коротенькая курточка из давленой кожи и джинсы в обтяжку – все было черным. В этой одежде, облегающей гибкое, совершенное тело, она была похожа на молодую пантеру.
Подойдя к машине, она достала из сумочки ключи и окинула взглядом автостоянку. Наш веселый оранжевый автомобильчик с помятым крылом, кажется, привлек ее внимание. Не могу поклясться, что остался незамеченным, – у хищников хорошее зрение.
Тем не менее я постарался съежиться и принять абсолютно равнодушный вид. Малиновская не стала задерживаться и села за руль «Тойоты» – через полминуты она уже мчалась по направлению к Измайловскому проспекту.
– Держу пари, что она прямо сейчас поедет к любовнику! – заявил Чехов, заводя мотор и выезжая с автостоянки.
«Тойота» впереди уменьшилась на глазах.
– Упустим, Юрий Николаевич! – предупредил я.
– Не боись! – процедил Чехов сквозь зубы. – Нам себя обнаруживать тоже нежелательно…
– Да как же нам себя не обнаруживать, – с досадой сказал я, – если тебя угораздило выбрать такой апельсиновый цвет!
– Раньше, знаешь, выбирать не приходилось! – веско возразил Чехов. – Что давали, то и лопали… Это сейчас привыкли – товарное изобилие, понимаешь! «Тефаль» думает о вас!» Вот у всех крыша и поехала… Ежовые рукавицы нужны, а не «Тефаль», вот что я скажу!
– У тебя, Юрий Николаевич, на кухне вроде как раз сплошная «Тефаль»? – невинно поинтересовался я.
– Тоже нашел аргумент! – фыркнул Чехов. – Я тебе не конкретно про «Тефаль» говорю, а в общем смысле!
Возле поворота «Тойота» притормозила, и расстояние между нами подсократилось. Помигав левым поворотником, «Тойота» совершенно неожиданно сорвалась с места и устремилась прямо – в одну из Парковых улиц.
– Чего это она? – подозрительно спросил я.
Чехов направил машину вслед за «Тойотой», в последнюю секунду проскочив на желтый свет светофора.
– А у нее тоже… – неприязненно сказал Чехов. – Аллергия на оранжевый свет!
– Она нас засекла? – разочарованно сказал я.
– Похоже, да, – проворчал Чехов. – Теперь она нас к любовнику не приведет! Теперь будем бензин зря жечь, пока она не оторвется…
Мы выехали на Первомайскую улицу и свернули налево. «Тойота», наращивая скорость, попыталась оторваться немедленно, но Юрию Николаевичу удалось удержать дистанцию, проигнорировав парочку светофоров.
– Ты все-таки поосторожнее, Юрий Николаевич! – напомнил я. – Все-таки ты нынче на пенсии. Остановят – не отмажешься!
Чехов помрачнел, но волновала его не возможная стычка с дорожной инспекцией.
– Сворачиваться нам надо, Володя! – заявил он. – Бесполезно сейчас за ней гоняться. Что-то она почуяла, это несомненно. Не нужно было тебе попадаться ей на глаза.
– Кто же знал? – обиженно ответил я.
Уже скорее по инерции мы продолжали преследовать голубую «Тойоту», которая неожиданно снизила скорость и не старалась теперь оторваться.
– А сейчас она чего? – поинтересовался я у Чехова.
Он возмущенно посмотрел на меня и посоветовал спросить об этом непосредственно у Малиновской. Неожиданно слова его оказались пророческими. В конце Измайловского шоссе «Тойота» свернула в один из переулков и остановилась. Мы проехали чуть дальше и тоже затормозили. Чехов обернулся ко мне и сказал:
– Ну, вот, можешь пойти и спросить ее, чего она хочет. Попробуй разыграть влюбленного – у тебя это получится. А иначе мы ее безнадежно спугнем… Ну что, пойдешь?
– Попробую, – неуверенно сказал я. – А ты куда?
– А я сейчас поеду куда собирался, – ответил Чехов. – К информаторам. Вечером заскочу к тебе – обменяемся новостями.
Он избавился от меня с плохо скрываемым удовольствием – как от балласта. Я не успел даже обидеться. Когда же оранжевый «Москвич» растаял вдали, обижаться стало и вовсе глупо. Я повернул свои стопы в переулок.
«Тойота» была на месте. Проклиная моду на тонированные стекла, я обошел машину кругом и кое-как убедился, что она пуста. Пытаясь понять, куда скрылась красавица, я посмотрел по сторонам и увидел вывеску с надписью «Пивбар "Погребок". Заведение действительно располагалось ниже уровня тротуара, и туда вела довольно обшарпанная лестница, испещренная следами многих ног.
Испытывая глубокие сомнения в том, что Малиновская удостоит своим посещением третьеразрядную забегаловку, я все-таки решил проверить такую возможность. Сбежав по ступенькам вниз, я толкнул толстую деревянную дверь и оказался в небольшом подвальном помещении, которое некогда, видимо, служило складом. Пахло здесь прокисшим пивом и гнилой картошкой. Интерьер составляли десяток грубых деревянных столиков, стойка бара, больше похожая на прилавок в сельском магазине, и огромная пивная бочка в углу, наполненная, скорее всего, воздухом.
Веселье в этом злачном месте начиналось, наверное, гораздо позже, потому что пока посетителей было совсем немного. В самом дальнем темном углу мрачно беседовали два пожилых мужика, по виду – рабочие, разбавляя свою печаль светлым пивом с подозрительно быстро оседающим венчиком пены.
А почти у входа сидела она – положив ногу на ногу и нервно разминая в тонких пальцах сигарету. Перед ней на столике стояла открытая пивная бутылка и высокий стакан, до половины наполненный прозрачным золотистым напитком. В стакане пена была что надо.
Черные глаза Малиновской были направлены на меня в упор. Не скажу, что я углядел в них вопрос, недоумение или страх. Ничего подобного в них не было. Я бы, скорее, сказал, что взгляд ее был холоден, хотя этим бархатным, неистовым и бессовестным глазам холодность была вовсе не свойственна. Одним словом, это был взгляд человека, который видит вас насквозь.
Поняв, что ходить вокруг да около не имеет смысла, я решил действовать напролом. Бесцеремонно усевшись за ее столик, я сказал:
– Вы не возражаете?
Малиновская медленно повернула точеную шейку и уставилась на меня, как на дебила.
– Чего вы хотите? – спросила она. Голос у нее был мелодичный, но испорченный деловитостью тона. С таким голосом трудно вести диалог о любви.
– О, единственное, чего я хочу, это посидеть рядом с вами! – миролюбиво сказал я. – Вы мне не поверите, но как только я увидел вас первый раз, так навсегда потерял покой. Мне хотелось бы многое сказать вам, но я не знаю, как начать…
– Не валяйте дурака! – резко оборвала меня Малиновская. – Я не собираюсь торчать в этой помойке и выслушивать ваши любезности… Вы, кажется, из тех, что норовят и рыбку съесть, и… Так, что ли? Ничего не выйдет! Я не общаюсь с голодранцами! Выкладывайте, что вам нужно, – вы знаете, о чем я…
Во время своей отповеди она все время поглядывала на дверь, будто ждала кого-то.
Я не придал этому значения. Слишком был ошеломлен ее напористым тоном.
– Ну, что рот открыл? – зло спросила она, переходя внезапно на «ты». – Я спрашиваю, что тебе нужно? Зачем ты следишь за мной?
– Ну хорошо, сдаюсь! – сказал я примирительно. – Стоит ли так сердиться? Конечно, такая женщина, как вы, может выбирать… Но мне-то, скажите, что делать? Ведь сердцу не прикажешь… – Я лепетал этот бред, чувствуя, что Малиновская не верит ни одному моему слову.
– Ты мне надоел! – прошипела она, делаясь похожей на разгневанную фурию. – Кончай плести байки про свою безнадежную любовь! Я знаю, что твоя баба лежит у нас в клинике… Я все равно не позволю тебе следить за собой, поэтому говори, что у тебя на уме!
