Андрей Дышев - Черный тюльпан
– Кирилл? Напугал! Что тебе?
– Елизавета Петровна, а у нас камеры хранения работают?
– Камеры хранения? А куда они денутся? Вчера еще работали. А тебе-то зачем? Бабушкина квартира есть, дача есть. – Она засмеялась, машинально приняла у вошедшего водителя путевку, выдвинула ящик стола, достала штамп, хлопнула им по бумажке.
– Да это я так! – Я махнул рукой. – Вон, на площадке, девчонки из Симферополя приехали, спрашивают, можно ли вещи сдать в камеру. А жетончики есть?
– А куда они денутся? – любимым вопросом ответила диспетчер, снова выдвигая ящик. – Вчера еще были. Да, пяток наберется.
– Значит, народ пользуется камерой?
– Да кто там пользуется! – махнула она рукой. – Никто этим камерам не доверяет. Я уже не помню, чтобы кто-нибудь у меня жетон покупал. Может быть, позже, в разгар сезона.
– Ясненько… Так я для чего к вам пришел… Тут ко мне отдыхающие каждый день обращаются, а все места у меня уже заняты. Если не возражаете, я буду их к вам переправлять. У вас комнат побольше, чем у меня.
– Только девочек, мне парней не надо! – ответила диспетчер.– Эти и дом спалят, и за проживание не заплатят. Девочек, и лучше ленинградок.
– Ну, есть! Будут вам ленинградки.
Облом! Жетоны никто не покупал. Я вышел из диспетчерской, пристроился в хвост очереди, незаметно сдвигаясь к камерам хранения. Вот она, восемнадцатая, третий ряд сверху. Ячейка не самая удобная, прежде чем что-нибудь положить туда, надо присесть на корточки. Значит, никто жетон не покупал. А как же, черт возьми, мой таинственный друг, вор поганый, камерой-то воспользовался?
Я стоял в очереди и не знал, что предпринять. Восемнадцатая ячейка, казалось, сама лезет в глаза, кричит мне, сигналит: открой меня, открой! А что я хочу там найти? – спрашивал я сам себя. Деньги? Ключи? Карту? Лопату? Очень любопытно, очень.
Передо мной оставалось человек пять. Если я не выйду из очереди в ближайшие десять-пятнадцать минут, то придется в самом деле брать билет на Феодосию. Ну, предположим, я открою ячейку. Есть ли в этом криминал? Нет. А если не открою, напрочь забуду о ней, не стану ли потом всю жизнь корить себя, что упустил уникальный шанс ввязаться в какое-нибудь авантюрное дело сродни тому, которым я занимался в Южной Америке? К тому же, потеряв связь с этим человеком, я уже вряд ли когда-либо увижу своего дракона.
Я решительно покинул очередь, подошел к восемнадцатой ячейке, присел у дверцы, взялся за первый переключатель кода, как вдруг дверца с протяжным скрипом стала открываться сама. Я остолбенел, еще не понимая, что произошло. Потянул за ручку. Дверца раскрылась. Я заглянул в нишу. На металлическом дне лежал конверт.
Я взял его, незаметно сунул под рубашку и вышел на улицу. Карта? Деньги? – думал я. Записка с номером телефона или адресом, куда я должен прийти?
Я свернул влево, за киоски, торгующие почтой и сигаретами, поднялся на пригорок и, пригнувшись, зашел за большой красочный щит, рекламирующий вина новосветского завода. В этом укрытии я извлек конверт из-за пазухи, надорвал его край и вытащил маленький лист бумаги, на котором принтером было отпечатано:
«ЗАВТРА, ОРИЕНТИРОВОЧНО В 5.00, ПО ТРАССЕ ГУРЗУФ – ЯЛТА В РАЙОНЕ ОСТАНОВКИ ТРОЛЛЕЙБУСА «НИКИТСКИЙ БОТАНИЧЕСКИЙ САД» В СТОРОНУ ЯЛТЫ ПРОЕДЕТ АВТОМОБИЛЬ МАРКИ «БМВ» ЧЕРНОГО ЦВЕТА, НОМЕРНОЙ ЗНАК 555-85. В КАБИНЕ, КРОМЕ ВОДИТЕЛЯ, БУДЕТ НАХОДИТЬСЯ ОДИН ПАССАЖИР. ЕГО МЕСТО – НА ПЕРЕДНЕМ СИДЕНЬЕ. ОХРАНЫ И ОРУЖИЯ НЕ ИМЕЕТ. СТЕКЛА В МАШИНЕ ОБЫЧНОГО КАЧЕСТВА. ПАССАЖИРА ЛИКВИДИРОВАТЬ«.
Я трижды перечитал записку, затем мелко порвал ее вместе с конвертом и подкинул над головой, где обрывки тотчас подхватил ветер.
М-да, не думал я, что мне предложат такое. Грустно, гражданин Вацура, что ваши способности так низко ценят. Но где же обещанные деньги и оружие? И почему ячейка была открыта?
Я вернулся к автовокзалу, но автобуса дожидаться не стал, пошел к рынку пешком, по тропе через пустырь. Мне было досадно. Такова природа человека – он всегда ожидает большего, надеется на лучшее, потому что оптимизм заложен в нем самой природой. Я-то возомнил о себе бог весть что, когда мне сказали о моих способностях. Думал, что имеют в виду мою настойчивость, ну, скажем, надежность – я никогда не предам человека, который мне верит, – или мое умение выживать в экстремальных ситуациях. Оказалось же, что от меня не требуется ничего более, кроме как расстрелять пассажира в машине, причем неизвестно чем. Задание для тупорылого мясника, мокрушника, окончательного выродка, для которого человеческая жизнь намного дешевле, чем пятисотдолларовый аванс, завернутый в мятую газету и брошенный под ноги, как кость псу.
Злость переполняла меня всего, и я невольно сжимал кулаки и бормотал под нос: «Ну, я тебя достану! Я тебе поручу общественные сортиры языком вылизывать». Увлеченный фантазиями на тему мщения, я не сразу заметил, что навстречу мне быстро идут два милиционера. Один из них – Володя Кныш – так торопился, что время от времени подскакивал, будто перепрыгивал через лужи. За ним, отстав метров на пять, плелся незнакомый мне милиционер. Ему было жарко, фуражку он нес в руке, и ветер трепал его выгоревшие, цвета соломы волосы. Я хотел пройти между ними, взмахнув в знак приветствия рукой, но старшина загородил мне дорогу и, стараясь не смотреть мне в глаза, сказал:
– Секундочку! Остановитесь. Опустите руки. Где вы были?
– Ты обыщи его для начала, – сказал белесый, глядя на мои джинсы с таким страдальческим выражением, будто я предлагал ему их купить. Это был младший лейтенант, возможно, недавний выпускник школы милиции. Он еще не привык к нашему климату, ему было жарко, и все на свете вопросы он хотел решить быстро. – Пусть вывернет карманы.
У Кныша явно что-то случилось с глазами. Выше моей груди они не поднимались. Я даже попытался присесть, чтобы наши взгляды встретились, но Кныш вдруг стал косить в сторону.
– Что-нибудь случилось, Володя? – спросил я его. – Опять кассету подкинули?
– Вы были на автовокзале? – спросил лейтенант.
– Конечно, но, кроме конверта, ничего не нашел.
Кныш и лейтенант переглянулись.
– Что значит: ничего, кроме конверта? Где конверт? Что в нем?
– Конверт я выкинул. Там ничего не было. Предлагаю нам всем больше не реагировать на эти дурацкие шуточки.
– Я должен вас обыскать, – сказал Кныш.
Мне было стыдно – на нас смотрели люди. Обыск – всегда унижение, даже когда относишься к нему с известной долей юмора. Я с трудом стерпел руки Кныша, проехавшие по всему моему телу.
– Ничего, – ответил он.
– Что вам сказали по телефону? – спросил лейтенант.
– Наверное, то же, что и вам.
– Точнее! – поморщился он.
– Мне сказали, что в восемнадцатой ячейке меня ждет сюрприз.
– А там оказался только пустой конверт?
– Да. А вы думали что?
Кныш со своим начальником засопели. Я подумал, что если бы был маленького роста, то Кныш вообще не смог бы открыть глаза. – Вам придется пройти с нами на автовокзал, – сказал лейтенант.
– Причина?
– Поступило сообщение, – нехотя ответил он, – что в камере хранения для вас оставлены оружие и деньги. Мы должны проверить.
– К счастью, ни денег, ни оружия.
– Мы должны проверить, – настойчиво повторил лейтенант.
Мы повернули к автовокзалу. Кныш пошел первым, за ним я, а замыкал конвой перегревшийся лейтенант.
– Стойте, – сказал лейтенант, когда мы зашли под навес с рядами скамеек, и кивнул Кнышу.
Старшина зашел в здание, а лейтенант приказал мне сесть на скамейку между ожидающими автобус пассажирами. Минут через пять Кныш появился на улице с двумя женщинами, но не подошел к нам, а что-то спросил у них, показывая в мою сторону. Очная ставка, понял я и начал невольно улыбаться. Обе женщины, разумеется, сразу меня узнали, стали показывать на меня пальцами, и было бы странно, если бы этого не произошло: они стояли в очереди за мной, и минут двадцать мы были рядом. Кныш отпустил женщин, подошел к нам, почесывая затылок. Я встал.
– Ну? – спросил лейтенант.
– Видели, как он что-то вынимал из камеры, а что именно – не заметили. Спрятал под рубашку и тотчас вышел из кассового зала.
– Пистолет под рубашку трудно спрятать, – сказал я.
– В этом мы и без вас разберемся, – перебил лейтенант, недовольный тем, что я пытаюсь защищать себя и не хочу сознаваться.
А ведь они правы, думал я, глядя на лица, уставшие от работы, где дела никогда не идут гладко. Они профессионально чувствуют криминал, а я упираюсь, недоговариваю, ставлю им препоны вместо того, чтобы помочь, рассказать обо всем, что мне известно. Ан нет, я боюсь, что они лишь спугнут того, кто звонил мне по телефону, и я потеряю свою золотую игрушку. Вот где собака зарыта.
– Когда вам позвонили? – спросил лейтенант.
– Сегодня утром. А вам?
– Полчаса назад, – без особой охоты ответил лейтенант. – Как вы думаете, кто это может быть?
