Дмитрий Красько - За флажками
Но Наталья возилась недолго. Она ушла, и я поведал менту историю о страшном дорожно-транспортном происшествии около моего дома, о том, что ему предшествовало и о том, что произошло после. Мент, успевший к моменту завершения этой повести уговорить три стопки водки под салатик, — мы с Яном благоразумно отказались; все-таки, он был за рулем, а мне в ближайшее время предстояло занять его место, — и принявшийся за свою порцию «пловика», выслушал мою исповедь внимательно и не перебивая. А когда она закончилась, он без всяких предисловий сказал:
— Самбур — это бригадир боевиков у Пистона.
Зачем он вот так, без подготовки, не знаю. Может — чтобы жизнь малиной не казалась? Так я и без его стараний в последнее время был не в восторге от того, как она выглядела. А теперь и вовсе мог с полным основанием в депрессию впасть. Потому что Пистон — это мафия. Причем самая махровая. Последняя, наверное, в городе, располагающая реальными боевыми мощностями. Лет шесть-семь назад таких было около десятка, но все они почили в бозе либо стараниями себе подобных, либо угодив под каток правосудия. Группа Пистона выжила. Одно это уже говорило о ее мощи. Но она не просто выжила — она сумела подмять под себя весь пригород, захватив всю санаторно-курортную зону в безраздельное пользование. И, пока государство силовыми методами пыталось насадить в городе хоть какое-то подобие цивилизации, пацаны Пистона у себя в пригороде продолжали жить по беспределу и не особенно стремились перестроиться. А своих коллег, которых из города потихоньку заставляла убираться острая необходимость в виде нечастых, но глобальных кампаний за чистоту нравов, они тупо отстреливали, не желая делить жизненное пространство ни с кем.
В общем, Пистон был из тех, кто считал, что нет человека — нет проблемы, и большинство вопросов решал огнестрельными методами. Я мог бы догадаться об этом сразу, потому что разгромленное из базуки пригородное кафе — хорошая подсказка. В наше время такого почти не происходит. Но ведь все-таки происходит, да? А я таки не есть идеальная логическая машина.
И вот надо было мне такому человеку дорогу перебежать!
— Давайте сюда его ксиву, — сказал мент.
Ян молча протянул документ. Николай Васильевич забрал его, небрежно засунул в задний карман брюк и налил себе еще рюмку.
— И что дальше? — спросил я.
— В каком смысле? — спросил он.
— По нашей информации ваша фирма что делать будет?
— Ах, по вашей информации, — понятливо протянул мент и влил в себя водку. — А ничего. Кстати, я бы не советовал передавать эту информацию Балабанову.
— Почему? — я слегка опешил. Мент мента подсиживает? Так они, вроде, в равных весовых категориях. Смысл?..
— Нипочему. Просто совет.
— Ясно, — я решил тоже не вдаваться в детали. — А почему вы по нашей информации не пробежитесь?
— Мешковский! Много будешь знать — скоро состаришься! — наставительно сказал мент. Он был уже изрядно выпимши. Оно и понятно — засадить в одного больше половины бутылки, причем первые порции — на голодный желудок… Но водка сделала его благодушнее, и он пояснил: — Потому что перед нашей встречей я навел по Самбуру справки. Ты же не зря его имя по телефону упомянул. Так вот, Левон Зурабович ни в какие протоколы, в том числе протоколы ДТП, в последние полгода не попадал.
— Так это произошло всего несколько часов назад, — сказал Ян. — Может, не успели в базу внести?
— Компьютерный век! — Николай Васильевич гордо поднял палец. — С места происшествия информация об участниках поступает оператору, тот вносит фамилии в компьютер. На все, про все не более получаса. Так что не мог Самбур не попасть в базу. Отсюда вывод: ни в каком ДТП он участия не принимал. По крайней мере, официально. И его ребята, скорее всего, тоже. Но за информацию все равно спасибо. Теперь я, по крайней мере, знаю, кого разрабатывать. Вы точно водочку не будете?
— Точно, — кивнул. — И тебе спасибо за информацию.
— За какую? — он еще раз поднял бровь. Но на сей раз не устало, как в самом начале разговора, а пьяно — она немного поползала из стороны в сторону и только потом забралась туда, куда он изначально задумывал ее поместить.
— Балабанову я ничего не скажу, — намекнул я.
— А и правильно, — кивнул он.
— Ну что, доставить тебя до дома, до хаты? А то ты уже хороший.
— Буду признателен, — некогда хмурый и переполненный ругательствами мент стал крайне вежлив. Но недопитую полбутылку, уезжая, с собой все-таки прихватил.
7
— И что это нам дает? — спросил Ян, имея в виду итоги разговора с ментом.
— Гаечным ключом по голове это нам дает, — отозвался я, имея в виду общую ситуацию.
— А ключик-то на тридцать два, — вставил свое веское слово Генаха Кавалерист.
Он заметил нас, проезжающих мимо, догнал и набился в компанию. Любопытство — не порок, а Генаха, соответственно, человек без особых пороков. Просто он любил поучаствовать в чем-нибудь, что способствовало выбросу адреналина в кровь. Спорт, правда, в его хобби не входил, потому что Кавалерист органически не воспринимал никаких правил. По той простой причине, что их нужно было соблюдать. А для этого требовалось включать мозги. Включать мозги Генаха тоже не любил. Единственные правила, которые он выучил и старался соблюдать — это правила дорожного движения. И то потому, что его папа был дальнобойщик, а мамы не было совсем, и маленький Кавалерист часто колесил с папой по большой России. Потому и школу не закончил, имея за плечами шесть классов. Зато на права сдал с блеском, и с тех пор свою голову больше ничем не загружал.
— Я так думаю, что хуже, чем есть, вы влипнуть не могли, — Генаха продолжил свою мысль о ключе на тридцать два. — И еще я думаю, что вам кирдык. Прямо сейчас можно места на кладбище заказывать, чтобы через пару дней суеты меньше было.
— Спасибо тебе, добрый человек! — повернулся к нему Ян. — Вот чего нам сейчас не хватало, так это искренней дружеской заботы и участия. И ты не отказал. Огромное тебе наше человеческое, спасибо.
— Всегда готов, — лениво отмахнулся Генаха. — Но я вам, в натуре, не завидую. Про место на кладбище я, может, и погорячился, только не сильно. У вас сейчас главная надежда — менты. Что они по-быстренькому переловят Пистона и всех его пацанов. Только это нереально — у Пистона команда побольше всей городской милиции будет. По-любому кто-нибудь на воле останется и продолжит дело. Так что я только один выход вижу — линять вам надо отсюда, парни. Куда-нибудь подальше. На Запад. Или на Дальний Восток.
— Ага, — буркнул я. — Может, еще фамилию поменять и пластическую операцию сделать? У Яна этих мыслей уже мелькало.
— И я бы предложил, — очень серьезно кивнул Генаха, — если бы не знал, что вы меня с таким предложением нахрен пошлете.
— А с твоим «линять куда подальше», выходит, не пошлем? — саркастически осведомился я.
— Может, и пошлете. Только сначала скажите, положа руку на левую титьку — у вас есть еще какие-нибудь варианты?
— Да нету особых вариантов, — Ян досадливо щелкнул языком.
— И все равно, — не сдавался я. — Глупо это как-то. За Литовца не скажу, а у меня в других городах если и есть родственники, то я с ними отношений никогда не поддерживал. Представляешь, какими глазами они посмотрят на меня, если я заявлюсь к ним теперь и скажу: «Здравствуйте, я ваш родственник и меня нужно спрятать, потому что на меня охотятся нехорошие шлимазлы»?
— Вот как раз ты-то, Мишок, и без всяких родственников в любой жопе без мыла проживешь! — отрезал Генаха. — Яну, я бы сказал, посложнее будет. С его бабой и двумя пацанятами.
— Двумя с половиной, — поправил я.
— У меня ж баба беременная! — застонал Ян, которому опять наступили на больное место.
— О как! — удивился Генаха. — Ловко ты подгадал.
— Да пошел ты! — отмахнулся Литовец и впал в кому.
— Не-е, Генаха, — задумчиво протянул я. — Я в этом городе с перерывом на армию тридцать лет прожил, и если меня закопают в землю, то пусть это случится здесь. Я остаюсь. Вот только с вооружением у меня нынче совсем плохо.
— У тебя же такой арсенал был! — Генаха удивленно посмотрел на меня. — Что, в милицейский музей сдал?
— Я похож на дебила? Просто арсенал дома, а мне туда соваться не с руки — наверняка там засада.
— Ну, со стволом я тебе помогу, — сказал Кавалерист. — Только все равно зря ты рогом уперся. Слинял бы куда-нибудь в Чегдомын или в Ноглики, и хрен бы тебя там Пистон нашел.
— Не хочу я в Чегдомын. И в Ноглики не хочу. Я там никого не знаю.
— Зря, Мишок, очень зря. Я, конечно, к вам с Яном здорово привык, хорошо работали вместе. А покуролесили в свое время как! — он, слегка погрузившись в воспоминания, блаженно прикрыл глаза. — Но мой вам совет — делать ноги.
