Михаил Серегин - Аномальная зона
Шпагатов упал навзничь и, ловя ртом воздух, забился в конвульсиях. Али с любопытством некоторое время смотрел на него, а потом спросил:
– Хотел нас кинуть, недоносок?
Как ни было плохо Шпагатову, но он все-таки нашел в себе силы простонать, что ничего подобного не имел даже в мыслях и все получилось совершенно случайно.
– Кинуть нас хотел! – убежденно заявил Али. – А знаешь, что за это бывает?
Шпагатов изо всех сил закивал головой, хотя ничего не знал, а только догадывался. Между тем Али как будто забыл про него. Он с интересом разглядывал интерьер палатки, особенное внимание уделяя рюкзакам ее обитателей. Немного подумав, он выбрал один из рюкзаков и, расстегнув один из боковых карманов, запустил туда руку. Лицо его просветлело.
– Ну, Тушканчик, считай, что тебе крупно повезло! – объявил он. – Видишь, какой фарт попер? Видать, рука у тебя легкая. Удачу ты приносишь.
Шпагатов с ужасом увидел, что Али вертит в руках пухлый кожаный бумажник. Вещь была дорогая, даже щегольская, и Шпагатов подумал, что, скорее всего, бумажник принадлежит самому профессору. Али подтвердил его догадку.
– Хамлясов Борис Александрович, – прочел он в паспорте, который достал из бумажника. – Ну и борода! Чистый Карл Маркс! Погляди, Тушканчик!
Он небрежно швырнул паспорт Шпагатову, а сам принялся рыться в бумажнике дальше.
– Круто, – уважительно заметил он вскоре. – Борода, оказывается, не такой придурок, как можно предполагать. Бабки у него водятся. Даже в избытке. Поэтому не грех будет немного у него позаимствовать. Зачем ему в лесу деньги? – ухмыльнулся он.
Шпагатов с беспокойством наблюдал, как довольно пухлая пачка денег из бумажника профессора исчезает в кармане Али. А тот подмигнул ему и сказал веско:
– Вякнешь – точно придушу! Даже «мама» не успеешь сказать. И вообще пасть свою на замке держи. Только ее раскроешь – и сразу труп. Понял?
– П-понял, – прошептал Шпагатов.
– Ты нас не видел и знать не знаешь, – продолжал Али. – А как в лес попал – сам отмазывайся. И еще... Профессор на болота идет, в Черную Топь. И нам туда же. Из тебя проводник теперь хреновый, поэтому мы с ним идем. Но ты от нас не отделаешься, Тушканчик. Всякое может случиться, и ты у нас про запас будешь. Только не воображай, что сумеешь кинуть нас еще раз.
– Я не буду, – тихо сказал Шпагатов.
– Ясно, что не будешь, – презрительно отозвался Али. – Иначе мы тебя здесь и закопаем.
Шпагатов все еще держал в руке паспорт Хамлясова. Пальцы его позорно тряслись. Али вырвал из них паспорт, запихал в бумажник и отправил тот на место – в боковой карман рюкзака.
– Ну так мы пошли, – сообщил он Шпагатову. – Если что, так нам тебя и искать не надо.
После этого визита у Шпагатова пропала всякая охота трепать языком. Да его никто ни о чем и не спрашивал. Даже о том, при каких обстоятельствах он повредил ногу и по какой причине оказался один в лесу. Почему-то все решили, что Шпагатов – просто заблудившийся грибник. Его кормили, врач обрабатывала ему ногу, а в остальном про него как будто забыли. Группа Хамлясова продолжала заниматься своими серьезными делами, а в минуты отдыха ее участники травили анекдоты, вспоминали забавные случаи из собственной жизни, каких-то общих знакомых, Москву и совершенно не обращали внимания на Шпагатова. Это было немного странно, потому что, как-никак, Шпагатов был местным жителем и мог порассказать путешественникам кое-что о Черной Топи, но, похоже, его рассказы никому не были нужны. Шпагатов заметил, что, несмотря на весьма специфическую цель экспедиции, по крайней мере половина ее участников вообще не заводила разговоров о пришельцах, неопознанных объектах и прочих чудесах. Создавалось впечатление, что эта тема интересует двух-трех человек, не больше. Это было очень необычно. Шпагатов представлял себе столичных ученых большими энтузиастами.
Он даже попытался выяснить у врача Валентины причину такого равнодушия. Но от застенчивости так витиевато построил вопрос, что та с большим трудом поняла, чего от нее хотят. А когда поняла, то ответила с некоторым раздражением:
– Ну чего вы от нас хотите? В конце концов, это всего лишь работа. За всех не скажу, но я согласилась поехать с Хамлясовым, потому что это дополнительный заработок. Вообще я работаю в одной из московских клиник, но сейчас в отпуске, и это очень удобный вариант – отдохнуть, да еще и деньги получить за это. Мне всегда нравилось отдыхать на лоне природы, дикарем. Места тут у вас замечательные.
Шпагатову эти места нравились уже гораздо меньше, чем раньше, но он спорить не стал – у каждого свой вкус. Было даже лестно, что московской врачихе желтогорская чаща, полная разбойников, пришлась по душе.
Однако сами разбойники старались ничем особенным не выделяться. Они даже по мере возможности и необходимости включались в общую работу – помогали таскать тяжести, запасали дровишки для костра, так же травили за ужином анекдоты. Не сказать, что все они занимались этим с удовольствием. С физиономии Валета, например, ни на минуту не сходило выражение мрачного уныния, да и в глазах Матраса все чаще загорался волчий огонек, но зато Али со Студентом забавлялись вовсю. Широкая белозубая улыбка Али сверкала, казалось, из-за каждого дерева. Своими шуточками и манерами рубахи-парня он быстро завоевал расположение всей компании. И уж, разумеется, никому и в голову не приходило видеть в нем злодея. К тому же Али с большой достоверностью признавался в своих планах. Якобы они с друзьями решили хорошенько поохотиться, несмотря на то, что сезон еще не открыт. Он рассказывал об этом направо и налево, словно браконьерство было безобидным озорством, легко объяснимым и простительным. Расчет оказался в общем-то верным – к нему относились с пониманием и даже с интересом. Если Шпагатова никто не замечал, то Али все время был на виду. Его расспрашивали – о жизни, о профессии, – и он охотно отвечал, неся при этом полную ахинею. По его словам выходило, что он и его товарищи живут в Боровске, занимаются бизнесом – торгуют бензином, – а в свободное время любят побродить с ружьишком по окрестным лесам. При этом в рассказах Али постоянно возникали нестыковки и просто откровенные ляпы. Любому местному жителю сразу было бы ясно, что Боровск Али знает плохо, а охотник из него и подавно никакой. По мнению Шпагатова, от него и его корешей за версту несло зоной. Но москвичи, казалось, ничего не замечали. Может быть, они искренне считали, что в Боровске все жители такие.
Совсем иначе вел себя проводник, земляк Шпагатова. Они были незнакомы, но Шпагатов поневоле присматривался к человеку, который в некотором смысле являлся его коллегой. Правда, по ухваткам, мрачности характера и роду занятий этот человек был гораздо ближе к Али и его сообщникам. При нем были ружье и собака – ирландский сеттер, и он явно был любитель пострелять в неурочное время. Но этот человек (он носил фамилию Тарасов) был единственным, у кого рассказы Али вызывали заметное недоверие. Он ничего не говорил и молча проглатывал байки, которые преподносили у костра прибившиеся к экспедиции люди, и только все больше хмурился, поглядывая исподлобья на улыбающегося во весь рот Али. Шпагатов почувствовал в нем родственную душу и решил, что именно с этим человеком он должен поделиться при удобном случае своими сомнениями. Вдвоем они сумеют принять нужное решение.
Но прошел один день, второй, а Шпагатов так и не нашел в себе сил сделать решительный шаг. Присутствие рядом Али и прочих повергало его в ужас.
На третий день утром они должны были сниматься с места и двигаться дальше к болотам. Тарасов заявил, что путь будет тяжелым, так как идти придется практически звериными тропами, по бурелому, но часов через шесть-семь до Черной Топи они доберутся.
После завтрака все стали собираться, укладывать рюкзаки, снимать палатки и приводить в порядок поляну. Профессор категорически запретил оставлять после себя в лесу мусор, и за это Шпагатов проникся к нему уважением.
Шпагатов уже мог вполне сносно передвигаться, его беспокоила лишь небольшая хромота. Осознав этот факт, Шпагатов стал все чаще задумываться о том, чтобы, как говорится, развернуть оглобли. Ему совершенно ни к чему было идти на болота. Конечно, обратная дорога в два раза длиннее, но вернуться домой будет куда логичнее, чем шататься с незнакомыми людьми по глухим местам. Будь обстановка иной, Шпагатов непременно воспользовался бы такой возможностью и с гордостью бы рассказывал потом на работе, как путешествовал с московским профессором. Но жизнь была дороже славы. Шпагатов решил при первой же возможности незаметно смыться. Али и его корешам нужно на болота, значит, преследовать его они не должны.
Приняв такое решение, Шпагатов даже повеселел. Он уже предвкушал, как будет пробираться назад в блаженном одиночестве, не испытывая страха за свою шкуру, свободный как ветер. Возможно даже, если повезет, он сумеет найти свой рюкзак. Заблудиться Шпагатов не боялся. Али был страшнее.
