Александр Щелоков - Нападение
– Что же ты собираешься делать после дембеля?
– Деньги. И плевать мне на идеи равенства и демократии. Бараны ведут себя спокойнее, когда им играют на дудке. Но лично мне равенство ни к чему. Пусть будут богатые и бедные. Пусть будут миллионеры и нищие. Это справедливо. Поэтому, Коля, когда ты за демократию ратовал, я тебе своего голоса не передавал. Мои дети будут студентами, нравится это кому-то или нет. Мы заплатим. И за деньги нам будут служить все – армия, МВД, ОМОН. Так что не беспокойся впредь за всех…
8. Кизимов. Малое предприятие «Экомастер»
– В двадцать один час выезжаем, – сказал Чаплински. – Сейчас шестнадцать.
Они сидели вдвоем с Финкельштейном, закончив дела, готовые все бросить без сожаления. Операция «Буран» входила в заключительную фазу.
– Я не усну, – признался Финкельштейн. – Весь заведенный. Если только принять снотворное…
– Нет, – отрезал Чаплински. – С дурной головой работать нельзя. Лучше выпей, это снимает стресс. И ложись.
– Как считаете, Джон, дело выгорит?
– Не сомневаюсь. Дважды проигрывал ситуацию на машине. Она дает положительный результат. Операция пройдет тихо. Вся она на ноже. Сержант снимет двух. Остальных уберут армяне.
– Надеетесь на сержанта?
– Клыков его проверил. На материале…
– Отчаянный вы человек, Джон. Твердая рука.
– Ну-ну! – Чаплински предостерегающе погрозил пальцем. – Такие слова принято говорить, когда дело сделано.
– Времени хватит?
– По всем расчетам – да. На караул уйдет сорок минут. Двадцать – на то, чтобы забрать и унести упаковки.
– Когда может возникнуть тревога?
– Часа через полтора – никак не раньше. Чтобы переправить груз через озеро, уйдет минут пятнадцать. Еще пятнадцать на то, чтобы уехать. Если будет тревога, то и тогда у нас по крайней мере полчаса в запасе.
– Что дальше?
– Все, как условились. Трейлер «Трансавто» ждет на шоссе у Иконовки. Перегружаем на него упаковки, и он уходит. Мы едем в Колодезный. Меняем машину, документы – и самолетом во Львов. Там через Берегово переправляемся в Венгрию. Армяне уберут ворье…
– Сержант?
– Мужик он перспективный, но сейчас мало нужен. Жаль…
– Клыков?
– Решим.
– Где должен быть я?
– Со мной. В зону входить не будем. Останемся на берегу у пристани. Когда получим от Погосяна сигнал, нажмем кнопку.
– База?
– Да, Финн, и не нам о ней жалеть. Ученые же предупреждали их о сейсмике.
– Что армяне?
– Они едут до Седого бора. Там меняют машину, бреются и с новыми документами возвращаются домой.
Чаплински встал, посмотрел на часы:
– Пойду прилягу. Надо заснуть. И вам советую, Финн.
9. Озеро Сузок. Район базы «Буран»
Пост у воинского причала на южном берегу озера был караульным. Солдаты, которые несли здесь службу, чувствовали себя обыкновенными сторожами. Когда на остров уходил катер, привозивший смену, они оставались в домике и приглядывали за небольшим причальным хозяйством базы – трехвесельной шлюпкой, бочкой с горючим для катера, канатами, сваленными в небольшой кладовке, за другим барахлом.
Трудно объяснить, для чего существовал этот пост, скорее всего, по глупой армейской инерции, которая присуща русскому воинскому устройству издавна. Рассказывают, что однажды в парке императрица Екатерина обнаружила чудный цветок. Он ей страшно понравился. Чтобы его не сорвали ненароком придворные, императрица приказала поставить рядом с цветком солдата, и этот пост сохранялся до Октябрьской революции. Сама императрица его снять не приказывала, забыла, а начальство самостоятельно отменить монаршью волю так и не рискнуло. Сотню лет лейб-гвардейцы несли службу на пустом месте, охраняя некое ничего.
Подобное случилось и на «Буране». В период строительства объекта пирс работал с большой нагрузкой. Именно отсюда начинали освоение полуострова. Пост охранял доставляемые на берег материалы и оборудование. Потом построили новую дорогу на северном берегу, нужда в пирсе отпала, а караульные остались.
Правда, солдаты не роптали. Наряд на пирс считался в гарнизоне приятным подарком. Неподалеку – через лес напрямую – лежала деревня, край непуганых вдов и молодок. Начальство – за озером. Дверь караулки закрывалась изнутри, можно спать хоть целую ночь. Посторонних в этих местах отродясь не появлялось, и ожидать их не приходилось, разве что каким-то ветром могло занести инопланетян.
В день, назначенный Чаплински для проведения операции, на пост у причала заступили рядовые Валерий Ахметов и Рудик Морозов, оба – солдаты последнего года службы, дружки-погодки. Еще засветло Морозов отправился в деревню к боевой подруге Марье Тарасовне – дородной и любвеобильной вдове-лесничихе, известной в гарнизоне под псевдонимом Танк. «Марья Тарасовна кашу не варила, – говорили про нее старослужащие, – зато этому дала, и этому тоже. Никого не забыла…»
После полуночи Морозову предстояло вернуться на пост, а в деревню должен был отправиться Валерка. Очередность определяли жребием, и никакой обиды между приятелями не возникало.
Смеркалось. Темнота наплывала, медленно густея, как озерный туман. Сперва она заползла в низины, задернула молочной кисеей опушки. Привычные очертания знакомых предметов стали меняться, становились неузнаваемыми. Ветлы, стоявшие у пригорка, напоминали вздернутые вверх руки старой ведьмы – тонкопалые, цепкие. С небес вполнакала светила луна.
Ахметов, закинув автомат за плечо, вышел на пирс. Остановился, прислушиваясь, как плещутся, жируют в прибрежном камыше наглые караси. В это время из-за кустов тальника появился Топорок. Он подошел к солдату. Никаких запретов на то, чтобы посторонние приближались к пирсу, не существовало. Бывало, с него даже забрасывали удочки шустрые ребятишки, прибегавшие из деревни.
– Салют, приятель, – сказал Топорок приветливо. – Где тут клюет получше?
– На этой стороне везде плохо, – ответил Валерка радушно. – Лучше всего у речки рыбачить. У Сазанихи. Отсюда метров пятьсот.
– Долго тебе еще дежурить? – спросил Топорок с любопытством.
– До утра, – ответил Валерка доверчиво.
Подумаешь, какой секрет! Все бабы в деревне знали расписание смен караула.
– Ты здесь один?
– А сколько нас должно быть?
Валерка прикрывал приятеля по всем правилам круговой поруки.
– Значит, здесь рыбалка плохая?
И в этот миг нож, зажатый в левой руке Топорка и лежавший лезвием на запястье, внезапно проделал сложную кривую и ударил в живот солдата. Валерка удивленно и жалостливо вытаращил глаза:
– Ты что, мужик?
Тут же солдат стал валиться вперед, а Топорок, не вытаскивая ножа, подхватил его под мышки и осторожно опустил на причал. Снял с плеча Валерки автомат, выпрямился и кому-то махнул рукой. Из тальника вышли Зотов и два армянина. Подняв труп солдата, они отнесли его в сторону и швырнули в кусты.
Топорок отвязал шлюпку от сваи. В нее погрузились шесть человек: трое из «команды» Клыка – Зотов, Ирек и сам Топорок, а также три армянина-боевика.
Гладь озера была спокойной. Весла погружались в темную воду с мягким плеском, лодка шла толчками. Гребцы не произносили ни слова, слышалось только их мерное дыхание.
Через четверть часа противоположный берег приблизился вплотную. Темная горбатая масса камней нависла над водой.
По одному, стараясь не производить лишнего шума, боевики стали высаживаться из лодки в воду. Резко запахло прелым камышом. Глубина оказалась небольшой – по колено, но дно покрывал густой слой ила. В нем вязли ноги. После каждого шага на поверхность вырывались крупные пузыри.
Топорок шел первым. Он хорошо изучил берег и свободно ориентировался в полумраке. Шагал он осторожно, старательно обходя кочки, поросшие зелеными перьями сочной травы. По мере приближения к берегу его очертания становились все четче. Трехметровым обрывом над водой нависали мрачные скалы. Кое-где порода выветрилась, осыпалась в озеро и образовались уходящие в воду длинные языки камней.
Топорок огляделся. Справа, метрах в десяти от них, что-то белело. Это был лист тетрадной бумаги, прикрепленный к решетке. Так Елизаров обозначил выход из канализационного туннеля.
Топорок поднял руку. Все остановились. В это время над обрывом раздался громкий шорох. Там двигался кто-то большой, грузный, шурша сухой травой и каменной крошкой. Армяне, полуприсев, выставили автоматы, направив их стволы вверх.
Вдруг с обрыва в озеро громко плюхнулись две темные туши. «Ондатры!» – догадался Топорок и чуть не сел в воду – ноги потеряли твердость, сделались ватными. Никто не выдал волнения. Молчали, стискивая зубы и проглатывая ругательства.
Они подошли к решетке. Кусачки работали отменно: два энергичных качка рукоятками, и стальные челюсти перекусили толстенную дужку замка мягко, почти беззвучно. Погосян довольно ощерился. Вот так у этих русских все. На базу, где собраны плоды трудов самой передовой в мире техники и технологии, можно проникнуть через решетку, скованную в какой-то сельскохозяйственной кузнице и запертую на замок, сработанный артелью инвалидов.
