Михаил Нестеров - Профи крупного калибра
Он не видел, как Лена вошла в отель, поднялась к себе в номер и долго сидела, готовая разреветься; как она спустилась в ресторан и на вопрос Руслана, проводила ли она Радзянского, ответила утвердительно:
– Да, Руслан.
– Отличная работа, – похвалил кавказец, вынимая из кармана пухлый кошелек. – Держи, – Хачиров бросил небрежно на стол несколько сотен долларов. – Как и договаривались, тут пять тысяч. Неплохо – при полном пансионе и бесплатной выпивке.
Лена взяла деньги и налила себе вина.
– А где ваше спасибо? – улыбаясь, спросил Руслан.
– За что говорить спасибо? Я заработала их, а не выпросила. Что, не так разве? – Она обожгла кавказца ненавидящим взором, который скрылся за солнцезащитными очками.
Сейчас Лена ненавидела себя еще больше. Когда знакомилась с Радзянским, в душе не было гадливого чувства продажности. Ей было интересно, она втянулась в романтичное, на ее взгляд, приключение с этим симпатичным смуглолицым человеком. То, что романтика плохо пахла, поняла... нет, не сейчас, а когда разыгрывала спланированную заранее сцену вломившегося в ее номер папаши. Она справилась с заданием – доказала, что она дочь Хачирова. И заработала денег.
С Радзянским ей действительно было хорошо. Ей пошел только девятнадцатый год, но все же она была женщиной, способной почувствовать и понять, что испытывает к ней этот мужчина. Ей показалось, что он долгое время был обделен лаской. Однако вскоре он забудет ее, а вот она его, наверное, не скоро. И тому две причины: она «сдала» его, продала Руслану, и он ей действительно нравился.
Хачиров сказал, что ей предстоит иметь дело с пятидесятилетним мужчиной, Лев и выглядел на пятьдесят – не больше и не меньше. Но не молодился, как многие. Лена вдруг пришла к неожиданному выводу: Радзянскому шли его годы, просто невозможно представить его на пять, десять лет моложе.
Девушка хотела и не могла предупредить Льва о грозящей ему опасности. Она боялась Руслана, но тем не менее, сгорая со стыда, в первую же ночь с Арабом пыталась намекнуть, что у того серьезные проблемы. Она, прижавшись к нему, букву за буквой выписывала у него на груди: «Опасно! Тебе грозит опасность!» А он, полусонный, спрашивал, что она пишет – номер своего телефона?
И еще несколько раз порывалась предупредить его, когда романтика перешла в иное качество, хотела вместо сердечка изобразить на стекле машины все то же, означающее опасность, слово. Смалодушничала? Нет. Должно, должно быть другое определение, которого она не нашла.
– Нет, не так, деньги ты именно выпросила, – этими словами Руслан вернул девушку из раздумий. – Тебе предлагали четыре тысячи, а ты запросила семь, мы сошлись на пяти. Как и положено шлюхе вроде тебя, ты торговалась, а сейчас строишь из себя целомудренную барышню. Ничего не выйдет, дорогая.
Девушка встала, прерывая собеседника.
– Все? – спросила она. – Я могу быть свободной?
– Конечно. Дней восемь-десять отдохни.
– Что значит «отдохни»? – Лена снова была вынуждена опуститься на стул. Оказалось, что разговор отнюдь не закончен.
– Слушай, ты, мразь, не разговаривай со мной таким тоном. А то я забуду, что совсем недавно был твоим отцом. – Лицо Руслана оставалось спокойным, только по сузившимся зрачкам и голосу, прозвучавшему на полтона выше обычного, можно было судить, насколько близок кавказец к ярости; еще немного, и эта осмелевшая проститутка, обслуживающая по пять клиентов в день, пожалеет, что завела этот опасный для себя разговор.
Девушка выслушала Руслана, невольно озираясь.
– Неправда, – с увлажнившимися глазами она быстро покачала головой. Она оправдывалась перед этим подонком. – Это неправда. У меня не было больше... двух клиентов.
– Это ты скажешь своей маме. Кстати, о твоей маме... – Хачиров поменял позу, и плетеный стул застонал под ним. – Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, поэтому мои люди проводят тебя до дома. Я распоряжусь насчет билета на самолет...
Девушка перебила его, в очередной раз резко вставая с места:
– Меня не надо провожать, дорогу домой я найду сама.
– Как хочешь, – добродушно произнес Руслан. – У тебя два варианта. Первый: ты соглашаешься на мое предложение. Второй: в твоем родном городе тебя встречают люди, на которых ты работаешь. Ты заработала свои деньги, с этим я не спорю, но тебе придется отрабатывать неустойку.
– Какую неустойку?
– Дослушай меня до конца. Вернешься ли ты по возвращении в массажный салон или нет, это твое дело, но по джентльменскому соглашению ты должна отработать на меня в течение месяца. Тебе я заплатил пять тысяч, а твоему боссу в пять раз больше. Эта сумма утроится, если ты заартачишься, ее из собственного кармана выложит твой хозяин. Если у тебя есть сотня тысяч «зелени», спокойно можешь сниматься с места. Если нет, будешь пырять на шефа бесплатно: год, два, сколько понадобится. По десять клиентов в день будешь обслуживать.
«Наверное, – подумала девушка, чувствуя полную апатию, – этого и следовало ожидать. Такие подонки просто так много не платят».
Ей нужно соглашаться, спасать свою шкуру, избежать осложнений, но мысли о Радзянском не давали покоя. Так же как и мысли о себе самой, о матери, о старшем брате, мысли, перевесившие все, что касалось Льва.
– Что я должна сделать? – спросила девушка.
– Это другой разговор, – монотонным голосом отозвался кавказец. – Отдохнешь, как я уже сказал, несколько дней, потом приедешь сюда снова.
– Зачем, могу я узнать?
– Еще раз отблагодаришь Радзянского, – пояснил Руслан. – Пара ночей с ним – большего от тебя я не требую. Заработаешь еще столько же.
– Хорошо, я согласна.
– И последнее. Во имя собственной безопасности не произноси вслух имени Радзянского. В молчании можешь потренироваться в кругу своих близких.
* * *Перелеты и пересадки всегда утомляют, однако сегодня Радзянский не чувствовал усталости, он бодро поднялся по трапу и занял свое место в самолете. Еще до взлета он завел с бортпроводницей непринужденный разговор, подарил ей безделушку, привезенную из Каира, попросил принести рюмку коньяка и принялся за чтение газет.
Его сосед, полный пожилой мужчина, страдающий от духоты, пил минеральную воду и, не решаясь пока завести обычный среди попутчиков разговор, краем глаза наблюдал за Радзянским. Наконец любопытство взяло верх, и он обратился к соседу, который чисто говорил по-русски, но читал на непонятном языке.
– Турецкий? – спросил он.
– Турецкий, – не разубеждая попутчика и отрываясь от чтения, ответил Лев.
Он все время думал о Лене и сейчас невольно морщился оттого, что ему придется довольно подробно отвечать на вопросы Руслана, перевести выдержки из статей, показать фотографии, – а это займет время. Много времени. И только потом он сможет увидеться с Леной. А может, он сумеет встретиться с ней раньше, чем с Русланом. Он представил, как перед отелем, на дороге, ведущей в город, его встречает Лена. Он бросает такси, и они, вначале молча, медленно спускаются к морю. Потом он говорит, говорит ей что-то неважное, несерьезное, о пирамидах и царях, о том, что в Египте растут маслята, они такие же вкусные, как в России, и прочую глупость. Потом, спохватившись, ставит дорожную сумку на пыльной обочине, достает сувениры, которые с особой тщательностью, инстинктивно угадывая вкусы девушки, он подбирал в Каире. Купить цветы или нет? Нет, пожалуй, не стоит, она может заприметить в его поведении что-то напускное. Невольно он наделил девушку способностью предугадывать или чувствовать его, Льва Радзянского, настроение.
На ней короткая юбка, обтягивающая майка подчеркивает форму ее высокой груди, обувь Лена несет в руках. Накалившаяся за день дорога жжет ей ноги, и девушка, остановившись, опирается рукой на плечо спутника и надевает сланцы. При этом она наклоняет голову, и ее длинные волосы на время закрывают лицо, но обнажают нежную шею, пушок на затылке, который манит прикоснуться к нему губами. Она выпрямляется, хватается рукой за поясницу, морщится от боли...
По телу Радзянского пробежал холодок. Думая о девушке, он задремал под мерный рокот турбин, и короткий сон внес нелепицу, какую-то чертовщину, от которой по-настоящему стало жутковато.
Его сосед умолк; улыбаясь всем пассажирам сразу, одетая в белоснежную фирменную сорочку, по проходу катила тележку стюардесса, предлагая на продажу парфюмерию и прочую дребедень, которой полно в каждом киоске Аэрофлота. Чтобы взбодриться, Радзянский выпил еще немного коньяку, прикидывая, что лететь осталось около часа.
За двадцать минут до окончания полета он, прихватив с собой сверток, в туалете сменил пропотевшую рубашку на свежую, оглядел себя в зеркале. Немного осунулся – сказались египетская жара и напряжение, остаток которого все еще сидел в нем. Окончательно расслабиться он сможет, когда покончит с отчетом, окунется в море и увидится с девушкой.
![Андрей Ильин - Обет молчания [= Маска резидента]](/uploads/posts/books/243679/243679.jpg)
