Сергей Зверев - Агент без прикрытия
– Я не люблю, когда мою свободу ограничивают.
– Этого никто не любит. – Женщина схватила его за руку. – Не сейчас, потом. Верьте мне. Сейчас нельзя, они бы убили вас, как убили… – сказала она и прижала ко рту ладони.
– Тебя трудно понять.
– Я сказала то, чего не должна была говорить, я сразу поняла, что ты не Калау. Только Брук еще ничего не понимает, не дай ему шанс узнать. Я делала твои новые документы. Все, что от тебя потребуется, – сделай, тебя отпустят и заплатят. – Она льнула к Климу так, словно тот три дня подряд добивался ее согласия, и вот, наконец, она решилась.
Бондарев обнял ее за плечи.
– За меня не беспокойся. И поверь мне, я – Дитрих Калау.
– Я боюсь и за себя. Тебе не надо все знать, но Брук скоро расправится со мной, если узнает… Я сделаю так, что все обойдется, ты должен мне доверять.
Бондарев понял, что его рука лежит на колене женщины, но, положил ее он сам или беспокойная Ружана сделала это за него, не стал вспоминать. В любом случае это было не худшим из того, что случилось за сегодняшний день.
В коридоре вспыхнул свет, все-таки две лампочки в светильнике под потолком не перегорели. Женщина отпрянула от него, выразительно указала взглядом на спинку дивана, за которой скрывались «жучки». Дверь закрылась за ней, плотно притянутая электромагнитом.
Бондарев присел, закурил.
«Даже не знаю, правильно ли я поступил», – подумал он.
Послышался звук подъезжающей машины. По той суете, что поднялась внизу, нетрудно было догадаться, что приехал хозяин. Не прошло и пары минут, как Владимир Брук появился в сопровождении Ружаны и двух охранников.
– Любите сидеть в темноте? – Брук повернул выключатель.
– Не слишком. Просто опасаюсь включать свет в вашем доме, – Бондарев поднялся с дивана.
– Всякое в жизни случается. Отдохнуть вам не придется. Мы вылетаем. Ружана, документы уже готовы?
Женщина раскрыла папку, Брук приподнял российский паспорт.
– Теперь, герр Калау, вы гражданин России, правда, ненадолго. Слетаете на Кипр и назад, а потом спокойно вернетесь к себе в Германию с собственным паспортом, и больше я вас не побеспокою.
– Временная работа хуже постоянной, – усмехнулся Клим, – мне приятно работать с вами.
Брук развел руками:
– У меня не совсем обычная сделка, и поэтому продолжения я вам не обещаю.
Вновь охранники шли так, чтобы Бондарев постоянно был прикрыт со всех сторон. В машине он вновь оказался на заднем сиденье посередине. Ехали не торопясь, на двух машинах. В идущем впереди автомобиле Ружана постоянно оборачивалась, словно проверяла, не отстали ли. Брук выглядел довольно веселым и одновременно нервным, как всегда бывает с людьми, затеявшими опасное дело.
– Рыбалка была удачной? – глядя перед собой, поинтересовался Брук.
– Об этом вы не спросили сразу. Конечно.
– А она красивая. – Владимир рукой показал на Ружану, женщина смотрела назад.
– Вполне. Я запомнил, что вы ею дорожите.
– Как работником, – рассмеялся Брук.
– Не привык смешивать работу и удовольствия.
– При нашем занятии вся жизнь – работа, перерывов в ней нет.
Машины проехали здание аэропорта, покатили вдоль бетонного забора летного поля. За ним переливались сигнальные огни.
– Люблю аэродромы. – Брук потер висок.
– Да. Есть в них что-то новогоднее. Они похожи на рождественские елки, – подтвердил Клим.
– Вот видите, вы сказали «рождественские», а русский человек непременно скажет «новогодние», – неизвестно чему обрадовался торговец оружием.
Машины подрулили к служебным воротам. С охранником в темно-синем комбинезоне разговаривала Ружана. Он пару фраз бросил в рацию, и в свете фонаря они принялись просматривать какие-то документы. Брук откровенно заскучал.
– И так знает, что придется пропустить, – вздохнул он, – только время теряет.
За воротами их поджидал «УАЗ». Ленивый пограничник выбрался из-за руля, он даже не улыбнулся Ружане, разложил на капоте отданные ей паспорта и проштамповал, сверив фамилии со списком.
Машины пронеслись вдоль взлетно-посадочной полосы. Ближе к лесу, на бетонном пятачке, соединенном с летным полем рулежкой, стоял транспортный «Ан-24». Небольшой надежный самолет с двумя пропеллерами на высоко поставленных крыльях. Было в нем что-то наивное, милое и уютное, как воспоминание о детстве. Хвостовая загрузочная рампа была опущена на бетон, возле нее сидели прямо на бетоне трое молчаливых субъектов в черных замасленных комбинезонах.
– В Европе таких уже почти и не встретишь, – усмехнулся Брук, – вымерли, как мамонты. Зато в Африке их теперь больше, чем слонов. Если придется, сядет и на кукурузном поле. Кто там только на них не летает! Русские, украинцы, казахи. Все авиастарье туда сплавили по контрактам. Немного досталось и Латинской Америке.
– Советское – значит, лучшее. Летайте самолетами Аэрофлота, – отозвался Клим.
– И вы помните. Мой самолет безопасен, у меня принято следить за техникой. Но не каждый «Ан-24» хорош. В странах «третьего мира» за ними нет никакого контроля. Владельцы выжимают из старых машин деньги до последней капли. То хвост отвалится над джунглями, то двигатель разнесет в клочья.
– Не надо говорить такие вещи перед полетом, – напомнила Ружана, – можно сглазить.
Брук очень серьезно и старательно трижды сплюнул через левое плечо.
– Груз уже на борту? – спросил Бондарев.
– Конечно. Вы мне понадобитесь не только как посредник, но и как эксперт. Я-то знаю происхождение оружия, но в мире теперь столько подделок. Поднимайтесь на борт. – Брук гостеприимно пропустил Бондарева перед собой на хлипкий металлический трап.
Дверь люка выходила не в грузовой отсек. Самолет был переделан по спецзаказу. Клим оказался в очень уютном зале, соединенном с кабиной пилотов. При желании от них можно было отгородиться складной дверью. Кожаный диван, журнальный столик, бар-холодильник, кофеварка, шкафчик с посудой; пол устилал толстый ковер. В углу отливала стеклянной перегородкой душевая кабинка.
– Если треть жизни приходится проводить в воздухе, поневоле побеспокоишься об удобствах, – ухмыльнулся Брук. – К тому же перепланировка самолета обошлась недорого. На украинских авиаремонтных заводах такое делают за копейки. Но это к слову.
– Вы умеете считать деньги.
– Бизнес иначе не делается.
Обитая велюром стенка перегораживала весь фюзеляж. Брук отворил в ней невысокую тонкую дверцу.
– Голову берегите – она сделана под мой рост.
Бондареву пришлось сперва пригнуться. Грузовой отсек выглядел достаточно просторным, хоть часть пространства фюзеляжа и «съела» гостиная. Поцарапанный дюраль, веревочные сетки. Со стороны опущенной хвостовой рампы в самолет залетал бодрящий ночной ветер. От Клима не укрылось, что охранники Брука перекрыли выход со стороны хвоста машиной.
– Не так уж и много груза, – взгляд Бондарева скользнул по ящикам, – можно было принять на борт и в два раза больше.
– Можно, – легко согласился Брук, – но покупателю это не надо. Меньше оружия – меньше смертей в мире, – рассмеялся он. – Вы оцените товар, у вас непременно попросят подтверждения его качества.
Бондарев приблизился к штабелю деревянных ящиков, отсчитал третий сверху и коротко произнес:
– Этот.
Брук махнул рукой, тут же молчаливые типы в комбинезонах взобрались в самолет, вытащили указанный ящик. Топорик аккуратно подковырнул доски. Внутри матово поблескивала сталь автоматов. Бондарев поднял один, отщелкнул крышку, прикрывавшую затвор.
– Да, это не китайский ширпотреб, – определил он, – настоящее оружие от главного производителя.
– Вы даже не взглянули на маркировку, – произнес Брук.
– Маркировку можно поставить какую угодно, но качество подделать невозможно.
– К сожалению, испытать его при стрельбе сейчас невозможно. Значит, я могу рассчитывать на то, что вы выступите экспертом с моей стороны?
– Даже без дополнительной оплаты.
Пилоты уже заняли свои места, негромко вели переговоры по рации. Ящик заколотили, поставили на место. Хвостовая аппарель медленно пошла вверх.
– Занимайте места согласно купленным билетам, – предложил Брук, – скоро взлетаем.
Бондарев сидел на диване рядом с Ружаной. За иллюминатором вспыхнули прожектора, от стойки рабочий из обслуги аэродрома раскатал электрокабель, воткнул разъем в гнездо самолетного двигателя. Ожили, загудели пропеллеры, дрожь прошла по салону, тонко зазвенели стаканы в навесном шкафу.
Командир корабля обернулся:
– Разрешено двигаться к полосе.
Брук удовлетворенно кивнул:
– Поехали.
В салоне погас свет, и «Ан-24» медленно покатил по рулежке. Мерцала сотней лампочек приборная панель. Выехав на начало полосы, самолет замер в ожидании разрешения на взлет. Когда же оно было получено, двигатели натужно взвыли, самолет завибрировал. Пилот снял тормоз, и «Ан-24» буквально бросило вперед. Ровная взлетно-посадочная полоса казалась теперь стиральной доской. Самолет подбрасывало, раскачивало, а затем пол наклонился, тряска сменилась мерной вибрацией.
