Кирилл Казанцев - Грязный спорт
– Зачем? – не понял Баркетов. – Что ты задумал, Ключ?
– Время пришло, Макс.
– Какое время? Чего ты гонишь?
Ключевский убрал оружие на прежнее место и сел на скамейку. На его неприкрытую голову опускались мелкие снежинки. Баркетов занял место рядом с товарищем. Лебеди двинулись на середину озера.
– Ты сам сказал этому упырю из Роскомспорта, что, если бы Осу убили, мы бы не сидели сложа руки. А мы, получается, сидим, Макс. В данном случае сидим на его любимой скамейке и ни хрена не делаем. Пришло время поквитаться с этими ублюдками. Я созрел. Ты со мной?
– Ключ, послушай… – Баркетов знал, что, когда друг находится в таком взвинченном состоянии, нужно как следует подбирать слова. – Я понимаю, что, когда ты на эмоциях, тебя не остановить. Но есть ведь еще и здравый смысл…
– О каком здравом смысле ты говоришь? – Ключевский поддел камешек носком ботинка и прицельно отправил его в воду. – Осу замочили. Мы оба знаем, кто это сделал и почему. Как ты считаешь, Макс, если бы убрали кого-то из нас с тобой, Оса стал бы колебаться?
– Мы не знаем наверняка, что это было убийство.
Павел резко повернул голову и взглянул на партнера по звену как на умалишенного. Затем его губы скривились в саркастической усмешке.
– Ясно. Ссышь, стало быть. Ну и черт с тобой. Я один справлюсь.
Он хотел было подняться на ноги, но Баркетов удержал его.
– Да сядь ты, – теперь и в голосе Максима появился металл. – Ты отлично знаешь меня. Знаешь, что я не из робкого десятка. Просто… Нужно быть уверенными наверняка, Ключ.
– Я уверен наверняка. Мы должны были слить игру, но не сделали этого. Не сделали потому, что так решил Оса. Он принял решение за нас всех. За себя, за меня, за тебя, за Ярика, наконец… С Агафонова спросили, и он сказал, чья это была инициатива, – каждое слово Ключевского звучало отчетливо. – Сказал, что Оса уперся и что на попятную он уже не пойдет. Это было правдой. На следующий день Оса погиб. Сорвался с моста на машине. Совпадение, Макс? Может, и то, что, когда мы в память об Осе не захотели слить и следующую игру, они убрали Агафонова – тоже совпадение? Ты и впрямь так думаешь?
– Нет, – глухо ответил Баркетов. – Смерть Агафонова все разложила по полочкам. И этот, из комитета, неспроста спрашивал про транки.
– Все одно к одному, Макс. А что они предпримут дальше? Они дважды потеряли крупные суммы на своих ставках. Варианта два: договариваться либо с Трофимовым, либо с нами…
– Но у нас нет на них выхода. – Баркетов запрокинул голову и теперь созерцал выкатившуюся на небосклон полную луну. – Мы даже не знаем, кто они. «Они» и «они». У тебя есть мысли на этот счет?
– Есть, – Ключевский заговорил мягче. Нажимать на товарища и дальше уже не было необходимости. Баркетов созрел.
– С кем они договаривались?
– С Агафоновым.
– Верно. Значит, у Агафонова должны были быть контакты. Нужна его записная книжка, ежедневник или что-нибудь в этом роде… Мы это что-то найдем, Макс.
– Каким образом?
– Проникнем в его дом. Сейчас он пустует.
– Ты с ума сошел, Ключ! Предлагаешь пойти на кражу со взломом, так?
Ключевский хмыкнул.
– Я не перестаю тебе удивляться, Макс. Я предлагаю грохнуть тех, кто грохнул Осу, а тебя волнует кража со взломом? – Он снова огляделся по сторонам. Никого, кроме двух неспешно скользящих по глади озера лебедей, рядом не было. – Мы выйдем на этих ублюдков, предложим договориться и забьем стрелку. А там… Я из них душу вытрясу, Макс. Можешь не сомневаться.
– Я и не сомневаюсь, – последние сомнения Баркетова рассеялись. – Более того, я буду участвовать в этом процессе.
– Отлично! – Ключевский хлопнул товарища по плечу. – Я рад, что мы вместе. За Осу они у нас кровью умоются.
– А если не захотят договариваться?
– С чего вдруг? Ты хоть приблизительно представляешь, сколько они потеряли на двух не слитых играх? Там бешеные бабки, и их надо каким-то образом возвращать. Команду будут сосать до тех пор, пока она существует…
– Есть и еще одна проблема, – Баркетов зябко передернул плечами. Вечера уже стали прохладными, в воздухе явственно пахло надвигающейся зимой. – Трофимов навязал «беркутам» новую тактику. Сейчас не все зависит от нас с тобой. И Ярика уже нет. А если приедет парочка ребят из Северной Америки… Тот же Дружинин, например…
– Это уже не имеет значения, – отмахнулся Ключевский. – Мы же не собираемся на самом деле договариваться с этими засранцами. Скажем, что проблема решаема, а после стрелки ни перед кем уже оправдываться не придется. Думаю, такой блеф прокатит.
Баркетов пожал плечами:
– Во всяком случае, попытка не пытка.
– Это ты верно подметил, – настроение у Ключевского после достигнутых договоренностей заметно улучшилось. – Стало быть, решили. На квартиру Агафонова выдвигаемся завтра вечером, сразу после тренировки. Вопрос с оружием на мне.
– У тебя, значит, и в этой сфере есть знакомые? – не удержался и поддел товарища Баркетов.
Ключевский состроил важное выражение лица и даже для солидности пригладил свои всклокоченные волосы. Легкий снегопад прекратился. У озера появились трое мальчишек, подозвали лебедей и тут же стали скармливать им принесенный с собой батон.
– У меня есть знакомые в любой сфере, – заявил Павел. – Коммуникабельность – одна из основных черт моего характера. Советую не завидовать, Макс, а брать с меня пример.
– Я постараюсь.
Ключевский первым поднялся на ноги. Он был доволен состоявшимся разговором. Вынул из бокового кармана джинсов двухрублевую монету, подкинул ее щелчком пальца вверх, поймал и быстро накрыл свободной рукой.
– Орел или решка?
– Ну, пусть будет решка, – улыбнулся Баркетов.
Ключевский убрал руку.
– Орел, – констатировал он. – Так что бери ноги в руки, братишка, и дуй в продовольственный.
– Зачем?
– За хлебом, конечно. А то, вон, пацаны наших птиц сейчас прикормят, и мы перестанем быть тут желанными гостями. Надо же как-то бороться с конкурентами.
– Ладно.
Баркетов махнул рукой и двинулся к выходу из парка. Ключевский вновь опустился на скамейку. Трое мальчишек, кормивших лебедей, старались подманить поближе одного из них и погладить. Разумеется, из их затеи ничего путного не выходило. Умные птицы с легкостью подхватывали хлеб и немедленно отплывали на безопасное расстояние. Павел со вздохом прикрыл глаза. Вспомнилось, как в последний раз они сидели здесь втроем: он, Макс и Олег. Это было как раз накануне той злополучной игры.
«Мне надоело, парни, – заявил тогда Осин, прессуя пальцами мякиш белого хлеба. – В конце концов, я – спортсмен, а не дерьмо собачье. Больше ни одной слитой игры. Ни за что и никогда. Что скажете? Вы со мной?»
Его вопрос остался без ответа. И Ключевский, и Баркетов промолчали. Теперь Павел сожалел об этом…
* * *Роберт припарковал джип у китайского ресторана «Ванаби-сан» на Октябрьской чуть раньше назначенного им времени. Часы на приборной панели показывали без четверти восемь. Роберт заглушил двигатель, сделал глоток рома из фляжки и обернулся к сидящему позади него Нику:
– Подождем?
– Пятнадцать минут ничего не решают, – ответил тот. – Пойдем. Уверен, что Рубаев и тот дутый индюк из ФХР уже нажрались до отвала.
Синхронно хлопнули обе дверцы, и мужчины друг за другом спустились по лестнице в полуподвальное помещение «Ванаби-сан». В фойе их встретил невысокий мужчина с раскосыми глазами.
– У вас заказан столик? – вежливо осведомился он на чистейшем русском языке.
Роберт остановился за спиной подельника, полностью отдавая ему инициативу беседы с метрдотелем. Ник быстро огляделся по сторонам. Посетителей сегодня было хоть отбавляй. Пустовало всего два или три места.
– Нас ждут. Столик на имя Антона Рубаева.
– Да-да, конечно, – на лице псевдокитайца заиграла лучезарная улыбка. – Прошу за мной. Я провожу.
Гостей не пришлось упрашивать дважды. Маленький метрдотель быстро засеменил по залу и остановился у отдельной кабинки, отгороженной от основного помещения тяжелой желтой портьерой. Сдвинул ее в сторону, пропуская внутрь сначала Ника, а вслед за ним и Роберта. Мужчины вошли. Портьера опустилась на прежнее место.
Как и предсказывал Ник, трапеза уже подошла к концу. Официанты даже успели унести грязную посуду, заменив привычную сервировку традиционным кальяном. Рубаев сидел прямо напротив входа, по-турецки скрестив ноги и подоткнув под спину одну из подушек. Высокопоставленный чиновник из ФХР, который никогда не представлялся по фамилии ни Нику, ни его напарнику, но которого знал при этом каждый человек, хоть сколько-нибудь разбирающийся в хоккее, расположился левее. Свет от бра падал таким образом, что лицо Рината Симбулатова оставалось в тени. Он приложился к мундштуку и сделал глубокую затяжку. Закатил глаза от нахлынувшего блаженства. Ник поморщился. Мало кто из хоккеистов, как нынешних, так и бывших, мог испытывать симпатию по отношению к персоне Симбулатова.
