Сергей Зверев - Аномальная зона
– Стоять!
– Оперативный отдел! – крикнул я. – Свои, служивый!
Но этот парень не числился в штате «заведения тюремного типа». Автомат в его руках подпрыгнул.
– Луговой?
Лицо визави укутывал полумрак. Голос был незнаком. Да мало ли их бегает – кто знает меня и кого не знаю я.
– Был приказ задержать вас, Луговой, мне очень жаль... – Голос автоматчика дрожал, как перетянутая струна, того и гляди, лопнет.
– Спасибо, мне уже доложили, – буркнул я, падая ему под ноги. Выстрел прогремел, а я уже выворачивал ему ногу. Бросок, локтем в сплетение, кувырок… Где там моя машина? Я даже дверцу распахнуть не успел. Двое выросли под носом – вдруг как в сказке. И откуда спрыгнули?
– Ни шагу, Луговой! Не заставляйте нас стрелять!
Не мог я дотянуться до них кулаками. Дистанцию держали, учили их. А у меня в руке если что и было, то только это – с углублением и рифленым стеклышком. Делать было нечего. Хоть посмеяться напоследок.
– Ладно, парни, сдаюсь, – сказал я убитым голосом. Направил в их сторону, не поднимая руки, это самое стеклышко и надавил на выпуклость в углублении.
Я думал, штука разряжена – судя по тому, что Корович остался жив. Но, может, от беготни там чего-то аккумулировалось, не знаю. Пространство озарилось голубоватым мерцанием. Это было красиво, необычно, как-то даже... празднично. И настолько ярко, что защипало в глазах и дыхание перехватило. Двое попадали без лишних вопросов. Лежали у меня под ногами, изумленные, мелко подрагивали, как-то квело шевелили конечностями. Парализованные, сообразил я. Штуковина вроде шокера, ну, может быть, слегка усовершенствованная, стреляющая непонятно чем и имеющая приличную поражающую дистанцию. Ничего магического. Просто не сталкивался я с такими штуками. Прогресс, конечно, шагает, но... все равно это было за гранью понимания. Разумеется, я протянул резину – ведь это было так странно...
Дым у «приемного покоя» уже развеялся, стреляли в отдалении – небольшой группе заключенных удалось вырваться. Ко мне бежали. Я вспомнил, где нахожусь, и кинулся к машине. Очередь разбила ветровое стекло, я отпрянул. Штуковина вылетела из дрогнувшей руки. Я бросился ее ловить... и запрыгал какую-то сумасшедшую польку, когда пули застучали под ногами. Что важнее – жизнь или штуковина? Я рыбкой влетел в открытую дверцу (хорошо, что не запер, как-то не принято обкрадывать и угонять машины в Каратае), повернул ключ. А дальше было, как в безвкусном боевике. Я выкатился с парковки задним ходом, при развороте, как настоящая блондинка, зацепил две машины, отлетело боковое зерцало. Дорогу подрезало развесистое дерево – единственное украшение тюремного двора. Потом скала метнулась наперерез, имея намерение меня задержать. Но скала была неповоротливая, от нее я ушел. Сполз с сиденья, ехал «восьмерками», чтобы не попали по колесам. Кто-то метался перед машиной в «вовремя» включенном дальнем свете. Удар – и тело кубарем покатилось...
Нахальства в эту ночь мне было не занимать. Через две минуты я остановился у закрытого шлагбаума. Служивые метались вокруг него кругами, не зная, что делать. Стрельба в отдалении то стихала, то вновь разгоралась. Они кому-то звонили из будки, ругались. Обычный русский бардак.
– Отворяй калитку! – проорал я из машины. – Оперативный отдел! Особое распоряжение полковника Челобая! Живо, военные, живо, а то в кутузку у меня загремите! И отзвонитесь на другие посты, чтобы пропускали без волокиты!
Они открыли шлагбаум – ничего удивительного, что им не сообщили о бегающем на свободе опасном злоумышленнике. «А ведь действительно опасный, – проникся я к себе невольным уважением, – вон какой разгром учинил. Теперь развалятся десятки дел, порвутся сотни ниточек, и в сложной следственной системе на многие месяцы воцарится мрак! А все из-за того, что я хотел по душам поговорить с двурушником Плюгачом. Впрочем, о покойных лучше никак...»
Небо на востоке уже светлело, когда я смял капотом усыпанный «снежными» шарами соцветий бульденеж – особую гордость Степана (действительно, очень красиво) и побежал к черному ходу. По дому все еще плавал запах алкоголя. Три часа прошло – а кажется, целая жизнь! Степана я поднял относительно быстро, кинулся в спальню, затряс Анюту. Она стонала: «Развоплотись, Луговой...», отбивалась ногами, а когда я предпринял попытку стащить ее с кровати, ушла в глухую оборону и стала наносить короткие, но чувствительные контрудары.
– Просыпайся, Соколова, – рычал я, – все пропало! Меня ищут! Я идиот!
Она проснулась:
– Ты прикалываешься или реально идиот?
– Вставай! – возопил я. – Две минуты на сборы! Хотела веселой разнообразной жизни? Вот, пожалуйста!
Она схватилась за голову, стала орать, что так и знала, что этим кончится, что я не могу без неприятностей, что теперь по моей милости она попадет-таки в рабство. Ну, куда я ее тащу в такую рань?! Из теплого обжитого дома, где так хорошо, уютно, есть еда, телевизор, любимый уютный беспорядок... Ох, уж эта пресловутая женская алогичность!
– Знаешь, дорогая, – я довольно бесцеремонно встряхнул ее, – я тебя, конечно, люблю, но не за привычку орать дурным голосом. Поверь, мы в заднице. Я натворил таких дел, что меня и колесовать мало. Минута на сборы. Время пошло. Бери только нужное, теплое, немаркое, прочное.
– Да у меня даже чемодана нет! – заплакала она.
– А ты смекалку прояви!
Я оставил ее одну, побежал на кухню, вытащил из шкафчика с вещами специальный «тревожный» рюкзачок и принялся запихивать в него продукты из холодильника. Сыр, колбаса от омского производителя, вакуумная упаковка с ветчиной, в которой Анюта проковыряла дырочку, проверяя – испортится, не испортится... Даже брикеты с замороженной печенью сверху бросил и утрамбовал – чем не еда? В каморке под лестницей раздавался «топор дровосека» – Степан лихорадочно готовился к переезду. Хоть с коротышкой проблем не будет. Я кинулся в спальню – как там моя копуша? Со смекалкой у Анюты было в норме – сорвала штору с окна, расстелила на кровати и бросала на нее горы вещей – по моему глубокому убеждению, процентов на девяносто в тайге бесполезных. А сама не переоделась! Красовалась тут в отчаянном мини, в котором зажигала на «дискотеке» со Степаном...
– Господи, господи... – бормотала она, прыгая от шкатулки к шкатулке. – Где мое колье из кораллов? Где мой любимый серебряный гарнитур?..
– Может, тебе еще за подвесками в Англию сгонять?! – взорвался я, бросил в кучу вещей ее джинсы, куртку, свитер, модные кроссовки, которые она ни разу не надевала, завязал края простыни, соорудив узелок, и поволок все это из спальни.
– А я? – всполошилась Анюта. – А как же я? Ты меня забыл!
– Прости, за тобой завтра заеду...
Степан подпрыгивал вместе с дорожной сумкой перед оленьими рогами, пытаясь достать свою соломенную шляпу. В иные дни он неплохо справлялся со стремянкой. Сегодня стремянка куда-то делась. Сегодня все не слава богу! Я оторвал от рогов его любимый головной убор и нахлобучил ему по самую шею.
– Слушайте вводную, родные мои. Противник силами двух карательных дивизий выдвинулся в район долины Покоя и в данный момент тщательно ее блокирует...
– А это точно не учебная тревога, Михаил Андреевич? – робко спросил коротышка.
– О, горе мне... – взмолилась к небесам Анюта. – Нет, Луговой, мы с тобой точно никогда не поженимся!
– Короче, – сказал я, – весь интим заключается в том, что если мы не сбежим, нас будут иметь самыми извращенными способами. Меня в итоге убьют, а вас...
– Да ты уже тысячу раз об этом говорил! – взвилась Анюта. – Только в концлагерь! Всю жизнь мечтала поработать за еду! И куда нам теперь прикажешь? По следам Индианы Джонса?
«Карательные дивизии», похоже, скапливались. Рычали моторы. Я бросился к шторам. Предрассветную серость прорезал свет фар. Три машины гнали к нашему дому. Одна отвернула, ушла вбок. Знают мерзавцы, куда ехать! Мы бросились на черный ход. И чего она затолкала в свой «узелок» – поднять невозможно! Я замешкался в узком проходе – ноша зацепилась за косяк, решила дома остаться. Анюта обогнала меня, сняла дверь со щеколды, распахнула... Завизжала душераздирающе. Заднюю дверь уже караулили! Или нет, только подошли... Парень, поднявшийся на крыльцо, сам растерялся. Еще бы, прет на тебя нечто такое, с мочалом на голове, в готической раскраске – потекшую тушь она и не думала смыть. Фактор внезапности нужно было закреплять. Я с изумлением смотрел, как коротышка юркнул между ног агрессора, а оказавшись сзади, что-то воткнул ему в задницу. Тот подпрыгнул, вскричав от острой боли. Я ударил его пяткой в живот, он повалился с крылечка. Я прыгнул и швырнул «узелок» Степану.
– Тащи в машину! Она в твоем любимом бульденеже!
Противник уже поднимался. Я врезал ему кулаком промеж глаз – нечего тут выдумывать сложные бойцовские комбинации... Из кустов метнулся второй (похоже, эта парочка прибыла раньше прочих, но после меня и обосновалась у черного хода). Мы столкнулись, как два непримиримых сумоиста, – лоб в лоб. Тужились, боролись, обливались потом. Он был силен, но и я не с голодного мыса. Он двинул меня локтем в скулу, я всадил ему колено в живот.
