Сергей Зверев - Бастион: война уже началась
– Вы из президиума? – пошутила я из последних сил.
– Подойдите, пожалуйста, – вежливо попросил человек.
– Я не одета, – нашлась я.
– Ничего страшного. Вас не подвергнут насилию.
В конце концов, какое мне дело? Я вылезла из кровати и пошлепала к нему. Перекрещенные руки инстинктивно поползли к плечам.
– Встаньте сюда, – он ткнул кончиком ручки в какую-то абстрактную точку метрах в трех от своего стола.
– Вы не предложите даме стул? – удивилась я. Он внимательно посмотрел в мои зрачки.
– Здесь нет лишнего стула.
– Ваш, – дерзнула я.
В безразличных глазах мелькнул намек на смешинку. Но губы не дрогнули.
– Извините, это не положено. Вас не задержат.
Он был странный тип. Умеренно молодой, примерно моих лет, с голубыми невыразительными глазами. Одет в модную рубашку с короткими рукавами, в идеально отглаженные брюки. Но больше всего меня поразило не это. А его белые парусиновые туфли. И галстук-огрызок, смотрящийся в обстановке голимого кошмара каким-то сумасшедшим рудиментом.
Иными словами, он имел внешность сгинувшего в безвременье комсомольского функционера, который не пытается спрятать свою чинушечью суть, а напротив, сознательно ее выпячивает.
– Тогда, может быть, мне наконец объяснят, в чем причина этих противоправных действий, – завела я на повышенных тонах. – К вашему сведению, есть статья 144-я – «воспрепятствование деятельности журналиста»… и я не оставлю…
– Минутку, – молодой человек поднял ручку. – Я понимаю ваши чувства, но давайте не будем ходить у них на поводу, хорошо? Ведите себя спокойно, ваши истерики ни к чему не приведут. Они только осложнят протекание наших взаимоотношений и вынудят нас на принятие непопулярных мер. Нам бы этого не хотелось. Вам предлагается сотрудничество, и вы должны отнестись к этому предложению самым подобающим образом. Без волнения. Извините, но вам просто некуда деваться. Мне очень жаль, но это так. – Молодой человек открыл папочку. Продемонстрировал чистый лист бумаги. – Итак, вам предлагается ответить на ряд вопросов. Ваши фамилия, имя, отчество?
– Красилина Дина Александровна, – пробормотала я. – Послушайте, как вас там… Эти данные есть в моем паспорте… Я есть хочу. Я голодна, понимаете? Мне нужны еда, одежда, зеркало и мои вещи. Иначе о каком сотрудничестве вы говорите?
Молодой человек что-то записал в своем листочке. Потом поднял на меня голубые глазки и сухо сообщил:
– Ваши вещи останутся в неприкосновенности. Нам они не нужны. Еду и одежду вы получите. Зеркало… Зачем вам зеркало?
Я собрала в кулак остатки воли и посмотрела на него с жалостью. Он не реагировал. Либо хорошо играл, либо по жизни был деревом.
– Я женщина, – сказала я. – Причем не очень старая. Если вы этого еще не заметили, то самое время. И оставить женщину без зеркала, скажу я вам – это так же глупо, как мыть руки перед работой.
– Хорошо, – человек помялся. – Вас будут водить в кабинку номер два. Там есть зеркало. Назовите год своего рождения.
– Шестьдесят пятый.
– Образование?
– Высшее. Филфак.
– Род занятий?
– Почемучка…
Тишина. Господи, что из меня лезет?
– Литераторша, – поправилась я.
– Журналистка?
– Писательница…
Молодой человек поднял голову. Постучал ручкой по столу.
– Поясните, пожалуйста.
– Книжки пишу, – призналась я.
Молодой человек уставился на меня с некоторым интересом. Причем созерцать мои туманные глаза ему, очевидно, наскучило: он пошел ниже. Внимательно обозрел торчащий из-под локтей бюстгальтер, проинспектировал впалый живот, трусики, устремился дальше, задержался на бедрах и окончательно затормозил лишь где-то в районе коленок. Чем-то они его заинтриговали. Прошло минуты две.
– Нравится? – не выдержала я.
Молодой человек убрал с меня глаза и что-то с нажимом подчеркнул в своих писульках.
– Перечислите опубликованные вами произведения. Назовите издательства, которые этим занимались.
– О боже, – сказал я. – Ну хорошо. «Диаманты и смарагды» – раз. «Нарисуй меня в черном» – два. «Последнее суаре» – три. «Любовь и палач» – четыре. Занималось этими глупостями исключительно издательство «Эвридика». Энск.
– Основное направление вашего творчества?
Невзирая на дикость обстановки, мне стало смешно.
– Отражение правды жизни, – приукрасила я. – Воспитание подрастающего поколения. Рояль в кустах…
Бюрократ старательно записал.
– Место жительства. Подробный адрес. Телефон.
– Энск. Улица Путевая, два, квартира 244. Телефон… – Я помялась, назвала. Но почему-то не свой, а который пришел в голову. Вредная я. И дура.
– Семейное положение?
– Разведена. По-японски – «бацуити».
– Это не надо. Дети.
– Сын, девять лет… – выдавила я, как пасту из иссякшего тюбика. И быстро добавила: – Но живет не со мной, с мужем. С бывшим…
Не могла же я соврать про сына. У них мой паспорт.
«Чиновник» продолжал писать. Слава богу, ручка на моем ответе не дрогнула.
– Место работы бывшего мужа.
– Монтажник-путеец Энской дистанции пути, – не моргнув глазом сморозила я.
– Почему вы расстались?
– А вот потому и расстались.
Ну ты и заливать, солнышко… – разозлилась я на саму себя. «Монтажник-путеец» – это вообще откуда?
«Чиновник» задумался. Возможно, он не обладал углубленными познаниями о прелестях редких профессий.
– А теперь, Дина Александровна, попробуйте сосредоточиться и внятно изложить причину, по которой вы оказались на правом берегу Аваша, а также – кто был вашим спутником.
Я уже была готова к этому вопросу. И в последующие четверть часа выложила все, что считала возможным. В принципе, я рассказала чистую правду, опустив по ходу лишь несколько незначительных деталей – вроде Ветрова, истинной профличины Гульки, своих подсознательных подозрений. А понимая, что эти детальки «незначительны» далеко не для каждого и при отсутствии определенных из них логическая увязка наших поступков (с точки зрения противной стороны) напоминает бред сивой кобылы, я сознательно гипертрофировала роль и значение некоего Сизикова Бориса Батьковича, то есть непосредственно Гульки, с которым познакомилась случайно в баре, за стаканом диетической колы, и пала жертвой его коварного обаяния. В моем озвучании он и стал истинным злодеем-перевертышем, выманившим меня из дому и доставившим в квадрат «Икс». А то, что он не альтруист, а преследует какие-то собственные интересы, недвусмысленно перпендикулярные моим, я и помыслить не могла! Помилуйте, как можно! Такая положительная фигура!.. А пошла я на это не без колебаний. Но в итоге, придя к убеждению, что своей подлой выходкой сковородку в аду Гулька заработал прочно, а мертвых с погоста не носят, я благополучно взвалила на него всех собак. Что из этого вышло, не знаю, но тон, думаю, выдержала верный. Собеседник слушал внимательно.
– Скажите, а что с ним случилось? – вопросила я. – Он спасся? Вы его захватили? Или… случилось несчастье и он погиб?
Молодой человек закрыл папочку, убрал ручку в нагрудный карман.
– Я не обязан вам это говорить, но он погиб, – глаза визави остались невозмутимы. – Он даже не долетел до воды, потому что выпал из машины и насадил голову на металлический штырь, торчащий из сваи. Вы огорчены?
– Немного… – Я отрывисто сглотнула.
Молодой человек поднялся, оправив брюки. В заключение его бездушный, сухой взгляд сконцентрировался на моей переносице.
– А вы знаете, что ни в вещах, ни… на теле вашего Бориса Батьковича Сизикова, кроме паспорта на имя Сумина Сергея Егоровича и автомобильных прав на то же имя, не обнаружилось никаких документов, указывающих на род его деятельности. Странно, не правда ли? Скажите прямо, он работает в органах?
– Не знаю, – пробормотала я. – Мне он представился независимым… коммерсантом, страдающим переизбытком личного времени.
– Логично, – кивнул чинуша. – Хотя и не совсем. Ну да ладно. Мы с вами еще поговорим.
Он направился к двери.
– Где я? – вырвалось у меня.
Он не услышал или сделал вид.
– Отпустите меня, я не сделала вам плохого… – взмолилась я.
Дверь, услышав мысленный «Сезам…», отворилась. Я думала, он обернется. Но он не обернулся. Он вышел в дверь и громко кашлянул. Истерика захлебнулась. Я почувствовала болезненную слабость.
Истины где-то рядом не было.
Вошел охранник, забрал аксессуары допроса и молча удалился. Слабость прогрессировала. Возникло ощущение, что надо мной кто-то намеренно измывается посредством телепатии. Тяжело переставляя ватные ноги, я дотащилась до кровати, свернулась калачиком. Тошнило. В голове плыли круги… Я легла на спину, расслабилась. Взирающий со стены солдат с автоматом лукаво подмигнул: мол, давай, подруга, отвлечемся… Ничего не понимаю. У меня было такое состояние, словно я объелась бледных поганок. Но я не ела! Мой желудок был пуст, как головы наших правителей. Ему и так хорошо. Он неприхотлив. Ведь правда же, Диночка, ты вовсе не голодна?..
