Сергей Самаров - Возраст гнева
Не их вина, что супержесткая система подготовки спецназа ГРУ не принимается командованием внутренних войск по якобы гуманитарным соображениям. Да, нас часто обвиняли в неоправданной жесткости при подготовке своих солдат. Но именно эта жесткость делает их настоящими бойцами. Перед спецназом внутренних войск, согласно их положению, ставятся несколько иные задачи, чем перед спецназом ГРУ. У них нет необходимости действовать так же сурово.
По большому счету спецназ внутренних войск должен противостоять какому-то внутреннему, неподготовленному противнику, тогда как военные разведчики-диверсанты должны противостоять прекрасно подготовленному противнику внешнему, чужому спецназу. Отсюда и жесткость в подготовке. Отсюда и изнурительные тренировки и занятия. Но какого-то высокомерия и звездности показывать нельзя. Это людей обидит, они замкнутся и не станут сотрудничать. А мне нужно с ними именно сотрудничать. То есть я и здесь должен проявить черты характера армейского разведчика, иными словами — умело мимикрировать.
Центральные улицы города оказались в это время суток менее загруженными, чем второстепенные, и я достаточно быстро выехал на окраину, где вообще движение было традиционно спокойным и несуетливым. Там было мало перекрестков и, как следствие этого, отсутствовали дорожные «пробки», в большинстве случаев начинающиеся в районе светофоров. Обогнув силовую подстанцию троллейбусной линии по такой дороге, где могли проехать только «проходимцы» «уазики», армейские грузовики, да еще мой «Джимни», я добрался до тяжелых металлических ворот, украшенных на советский манер металлической красной звездой на каждой створке. Остановился, вышел из машины. По пути на КПП нажал кнопку на брелке — поставил автомобиль на сигнализацию.
Рядом с будкой КПП, прямо под его окном, стоял «Фольксваген Туарег». И не похоже было, что его сюда доставили вертолетом. Впрочем, он, насколько я помню, имеет пневматическую подвеску и потому может преодолевать самую тяжелую для проезда дорогу.
За стойкой КПП меня встретил старший прапорщик в «краповом» берете. На его лице было множество небольших шрамов. Я профессиональным взглядом определил — осколки от выстрела ВОГ-25. Скорее всего, из подствольного гранатомета. Хорошо еще, что глаза не пострадали. Из тканей лица осколки можно удалить без проблем. Из глаза они могут удаляться только вместе с глазом. На рукаве старшего прапорщика хорошо просматривалась ромбовидная эмблема со стилизованным изображением росомахи, основную часть тела которой занимал шикарный, как у горящего вертолета, хвост.
— Мне нужно поговорить с полковником Калугиным, — сказал я, показывая из своих рук служебное удостоверение. — Он в курсе. Ему звонили сегодня из городского уголовного розыска, предупреждали о моем визите.
— Минутку. Я позвоню, — старший прапорщик, забыв представиться, снял трубку внутреннего телефона без диска. Прямая линия, догадался я. Ответили ему сразу. После короткого разговора старший прапорщик ударил кулаком в стену у себя за спиной. Из двери в маленькую комнатушку вышли два сержанта с такими же нарукавными эмблемами, как и у дежурного по КПП. Эти «краповый» берет еще не заслужили и носили простые зеленые. Хотя «зеленый берет» тоже звучит неплохо, особенно в США. Тем не менее в России звание «краповый» традиционно более почетно.
— Кто-нибудь, — прозвучала странная, совсем не армейская команда, — проводите частного детектива в штаб к командиру.
При этом старший прапорщик даже не обернулся, уверенный, что двое его подчиненных сами разберутся, кому идти. Сержанты переглянулись, пожали плечами, один из них сразу, без разговоров, продемонстрировал свой авторитет и вернулся в комнатушку, а второй, оставшись в одиночестве, выступил за стойку и молча открыл дверь на внутреннюю территорию отрядной базы, приглашая меня следовать за ним.
Трехэтажное штабное здание располагалось неподалеку. На первом этаже сидел дежурный по штабу. Сопровождающий меня сержант, лениво козырнув, что-то шепнул дежурному, тот согласно кивнул и показал мне на лестницу.
— Третий этаж, кабинет прямо против лестницы.
Не мне осуждать местные порядки, но, если судить по большому счету, я, при всех своих малых навыках работы на компьютере, в состоянии за пару часов сделать с десяток таких же удостоверений, как у меня. И в состоянии пронести в карманах или в «дипломате», который никто не осматривал, несколько шашек взрывчатого вещества с детонаторами и заложить их там, где мне захочется. Можно сказать, «росомахам» повезло, что я не диверсант какой-нибудь противостоящей стороны и вообще не приезжий с Северного Кавказа, у которого могут быть к внутривойсковикам определенные претензии.
Ни секретарши, ни адъютанта у командира отдельного отряда не было, зато была небольшая приемная, из которой можно было войти в два кабинета. На одной двери висела табличка «Командир части полковник Калугин Роман Сергеевич», на другой «Начальник штаба подполковник Лыков Виктор Николаевич». Все, как в гражданских организациях, только там обычно бывает секретарша, а в кабинетах сидят директор и главный инженер.
К начальнику штаба я намеревался зайти позже и потому постучал в дверь командира, услышал приглашение, и вошел.
— Здравия желаю, товарищ полковник. Меня зовут Тимофей Сергеевич Страхов, я представляю детективно-правовое агентство и помогаю городскому уголовному розыску и следственному управлению ФСБ России расследовать убийство майора в отставке Сарафутдинова.
Полковник даже в кабинете не снимал «крапового» берета. Я заподозрил, что он таким образом прикрывает солидную лысину, которой стесняется. Нашел чего стесняться! Сейчас лысые в моде. Телевизор включишь, там лысый на лысом сидит и лысым погоняет. Это раньше, когда о красоте были другие, не извращенные понятия, в моде были волосатые. Сейчас все перевернулось.
— Здравствуй, капитан. Мне о тебе уже доложили. Чем могу помочь? Не стесняйся, присаживайся, задавай свои вопросы. Мы тоже заинтересованы в раскрытии этого убийства. Как-никак, Равиль Эмильевич у нас служил.
Я догадался, кто мог рассказать полковнику спецназа внутренних войск о капитане частного сыска. Только человек, который сегодня звонил полковнику, чтобы организовать мой приезд в отряд, и который, между прочим, сам придумал для меня это неординарное и нестандартное звание. Но я охотно простил капитану Сане эту вольность. Тем более она сегодня выглядит очень женственно и привлекательно. Хотя эта женственность заставляет ее носить пистолет исключительно в сумке, что когда-нибудь может обернуться для нее настоящей бедой.
Я сел на стул с неустойчивыми ножками и все остальное время старался сидеть предельно осторожно. Если бы стул подо мной внезапно рассыпался, наверное, я так и остался бы в сидячем положении без опоры.
Я раскрыл свой портфель-«дипломат» и выложил на стол перед полковником фоторобот человека с лицом-«подушкой безопасности»…
Глава седьмая
— Вы вот этого человека не знаете, товарищ полковник?
Сейчас у меня не было ни желания, ни необходимости разыгрывать полностью гражданского человека. Тем более мне самому порой было сложно не произносить уставное обращение «товарищ полковник».
Командир улыбнулся и, не снимая берета, почесал затылок.
— Как не знать! Это мой начальник штаба подполковник Лыков Виктор Николаевич. А по какой причине он вас интересует? Я думал, вы будете спрашивать о Равиле Эмильевиче Сарафутдинове. Так мне, по крайней мере, капитан из уголовного розыска объяснила. Вы что, подозреваете Лыкова? Фоторобот его сделали…
Мне показалось, что полковник Калугин даже обрадовался такому предположению. Из чего я сделал вывод, что у командира отряда и начальника штаба не ладятся отношения. Это порой случается и не только во внутренних войсках. Хотя то, что происходит в отряде спецназа внутренних войск, меня по большому счету касаться не должно.
— Дело в том, что этот человек был среди тех, кто навещал Сарафутдинова вечером в канун убийства. Убили его, скорее всего, уже ближе к утру. Согласно данным экспертизы, смерть наступила утром примерно в половине седьмого. В результате большой потери крови и сильного внутреннего кровоизлияния. Очевидно, Равиль Эмильевич несколько часов пролежал на полу. Сначала в бессознательном состоянии в результате болевого шока, потом, когда в сознание пришел, пытался выползти на лестничную площадку. У него хватило сил, чтобы приоткрыть дверь и умереть у порога. И я хотел бы поговорить с офицерами, которые навещали майора Сарафутдинова в тот вечер. Они были последними, кто видел его живым. Естественно, кроме убийцы или убийц, если их было несколько.
— Странно… — пожал плечами полковник. — Подполковник Лыков никогда не был в дружеских отношениях с Сарафутдиновым. Более того, мне кажется, что Лыков приложил определенные старания, чтобы отправить Равиля Эмильевича в отставку. У них, помнится, были даже словесные конфликты. Я не думаю, что Виктор Николаевич имел причины навещать Сарафутдинова дома. У нашего начальника штаба вообще, мягко говоря, тяжелый характер.
