Джерри Эхерн - Канадский гамбит
Прочие террористы повскакивали с похвальной быстротой и с отменным хладнокровием принялись отстреливаться во все стороны, кося кустарник веерным огнем. Пули жужжали вокруг Фроста, словно рой взбесившихся шершней.
Израильтяне тоже открыли огонь — и не менее плотный. Фрост продолжал палить по немецкому бивуаку, иногда выпуская очередь в сторону коммандос — по диагонали, вверх, не желая никого задеть. Просто следовало отвлечь израильских стрелков, дабы уменьшить вероятность шальной пули, способной, чего доброго, угодить в Кевина.
Глянув через поваленный ствол, обеспечивавший довольно сносное прикрытие, Фрост увидел, как орущего и брыкающегося ребенка поспешно тащат к береговому скату. Что ж, по крайности, Чильтон-младший жив и невредим… Фрост начал вести огонь уже ураганный — не по бегущим, разумеется, а по защитникам бивуака, прикрывавшим отступление товарищей.
Защитников было четверо или пятеро, а пользовались они вездесущими советскими АК—47. По сравнению со стрекотом израильских “Узи”, да и с выстрелами KG—9, русское штурмовое оружие гремело не хуже тяжелых пулеметов. Да и мощностью обладало несравненно большей.
“Прямо на слона с такой штукой выходи, — хмыкнул Фрост. — Когда-нибудь непременно заведу себе трофейный “Калашников”.
Опустошив два магазина, капитан вскочил и, огибая бивуак, чтобы не угодить под хорошо посланную пулю, ринулся к реке — наперехват.
Резкая, обжигающая боль полоснула по левому бедру. Нога Фроста подкосилась, он шлепнулся и покатился. Двое террористов неслись на капитана, точно буйволы атакующие. Первого наемник положил одиночным выстрелом в упор. Второй нападающий — точнее, нападающая, ибо это была женщина, — разрядила пистолет, и Фрост почувствовал новый, чуть ли не еще более жгучий удар в левое плечо. Он выпустил очередь. И тот же час — новую.
Шесть пуль угодили в голову немки, разнесли ее вдребезги, расшвыряли костные осколки, серое мозговое вещество, клочья мяса и брызги крови по всей прогалине.
Вырвать Фросту опять не удалось.
Он с трудом приподнялся на правое колено, помотал головой, стараясь не лишиться чувств, негромко застонал. Тело взывало, кричало, молило: хватит! Ляг, передохни! Я больше не могу!
“К сожалению, — мысленно ответил своей измученной плоти Фрост, — и я не могу. И ты бы затрясся, о мой старый добрый скелет, если бы только знал, куда я тебя сейчас поведу!”
Ковыляя, спотыкаясь, подпрыгивая, полушагом, полубегом, наемник достиг приречной опушки, запнулся уже основательно, рухнул на колени, взвыл. Опять затряс головой и поднял перезаряженный пистолет-пулемет.
Ветер достиг почти ураганной силы, по небу катался гром, но гром небесный казался приглушенным по сравнению с грохотом разбивавшейся о речные пороги воды. Перед Фростом возникла устрашающая стремнина. Капитан сощурился, ибо здесь, за пределами леса, почти горизонтально увлекаемый бурей дождь сек лицо, не давал смотреть спокойно и внимательно.
Фрост провел окровавленной левой рукой по лицу, смахнул струящуюся влагу, откинул прилипшую к правому веку прядь волос. И увидел моторную лодку, отваливавшую от берега и круто забиравшую на стрежень…
— Остолопы! Остолопы-ы!
Он выпустил очередь, метя перед носом несущейся лодки, пытаясь хоть немного насторожить и задержать беглецов. Те были попросту обречены. Крохотная лодчонка, жуткие пороги, тонны воды, низвергающейся с небосвода, ревущий ветер — все это отнимало последнюю надежду проскочить и умчаться.
Фрост продолжал стрелять.
Один из террористов ответил. Выстрелы почти растворились в дикой какофонии стихий, но пули вонзились в раскисшую почву совсем рядом, обрызгав наемника фонтанами грязи. Нехудо, отметил Фрост, ежели учесть расстояние, тряску и темень…
Отерев лицо, Фрост выпустил новую очередь, и осознал: осталось полмагазина. Зарядов пятнадцать. Или того меньше.
Наемнику почудилось, будто он услыхал детский вопль.
Кевин.
Силуэт лодки взметнулся, будто выпрыгивающий из воды китенок, воспарил над порогами, обрушился в воду. И пропал из виду.
Левая нога и левая рука были, в сущности, выведены из строя. Фрост понимал, что никогда не сумеет выбраться на сушу из этих клокочущих вод. Но и бросить мальчика на верную погибель тоже не мог.
Позволяя течению увлекать себя к порогам, наемник тщательно хранил остатки сил для решающей схватки с бурунами.
— Хэнк! Хэ-э-энк!
— Иду, малыш! — рявкнул Фрост, и немедленно пожалел об этом, ибо дыхание тоже следовало беречь всемерно.
— Спаси-и меня-а-а!
Он уже видел белое, точно мел, мальчишеское лицо, видел, как сильные для семилетнего крохи, но безнадежно слабые в подобной борьбе ручонки цепляются за борт опрокинувшейся и завязшей меж каменными зубцами посудины.
— Иду-у!
Фрост уже и сам едва ли сознавал, что поддерживает его на поверхности. Правая рука и нога немели от чрезмерного усилия. “Ну, лапы, ну, милые, ну еще немножко продержитесь!” — уговаривал наемник непокорные конечности и плыл, плыл, влекомый потоками, близился к огромной щели меж выступавшими валунами.
— Продержись еще минутку-у!..
Он достиг, наконец, лодки, едва не очутился под нею, засасываемый течением, схватился за склизкий гребень киля и, перебирая руками, — левая внезапно заработала, повинуясь тем непостижимым запасам выносливости, которые сообщает человеку только состояние, близкое к умоисступлению, — перебирая руками, добрался до мальчика.
Кевин отчаянно обхватил капитанскую шею, прильнул к Фросту, вцепился в него. Наемник заскрежетал зубами — пальцы мальчика пришлись точно в пулевую рану, причиненную пистолетом.
— Держись, кроха… Выберемся…
Он повернул голову, прикинул на глаз расстояние до берега. “Выберемся… Дважды выберемся! И трижды… Каюк… Не доплыть”.
Фроста накрыло новой волной, он задохнулся, закашлялся, умудрился вынырнуть. Грохот бурунов и раскаты грома были чудовищны. Гром и грохот, гром и грохот, гром и голос…
Голос?!
— Фро-о-о-ст!!!
Ни тогда, ни когда-либо впоследствии не смог объяснить себе наемник, каким чудом удалось Элизабет перекричать ревущую стихию. Правда, еще долгое время она разговаривала хрипло и сипло, точно была безнадежной пропойцей и заядлой курильщицей.
Маленькая лодка неслась по стрежню, влекомая теми же потоками, что упорно топили Фроста и Кевина. Стучал движок, или же нет, наемник разобрать не мог, однако голос долетел опять:
— Держи-и-ись!!! Мы иде-е-ем! — Сюда! Сюда! — закричал Кевин.
Надувная лодка тяжело, неуклюже изменила курс. Эйвоновские суденышки просто не рассчитывались на плавание в эдакой круговерти. Целый сноп молний прочертил ночное небо, и Фрост успел увидать, что Элизабет сидит на руле, а впереди, готовя моток нейлоновой веревки, склоняется Майкл О’Хара, глядящий прямо перед собой и, по всей вероятности, весьма недовольный.
Лодка приблизилась.
— Чертов болван! — ревел О’Хара. — Дурак! Держись, мы уже здесь!
Почувствовав, что Кевина буквально бьет нервной дрожью — или простым ознобом? — Фрост вымучил подобие улыбки:
— “Держись…” Он что, подозревает, будто я отпущу тебя, или эту лодочку?
Ирландец уже размахивал свернутой веревкой, словно добрый ковбой арканом. “Тьфу, — некстати мелькнуло в голове Фроста, — ведь у ковбоев это не арканом зовется, а лассо… На испанский лад…”
Веревка описала в воздухе пологую дугу. О’Хара и впрямь был настоящим профессионалом: сделал поправку на ветер, на течение, на скорость резиновой лодки. Любой иной промахнулся бы, послал спасительный конец далеко в сторону, однако ирландец угодил точно туда, куда и метил.
Фрост ухватил веревку правой рукой, и левая тот же час, будто насмерть державшийся до последнего мига и завидевший спешащее подкрепление солдат, ослабла, онемела, лишилась чувств.
— Держи меня за шею, Кевин! — рявкнул Фрост. Стиснув пальцы на скользком нейлоне, капитан быстро сделал два круговых движения, и теперь веревка надежно обмоталась вокруг запястья.
— Ты готов? — крикнул ирландец.
— Да!
О’Хара тянул, а течение увлекало прочь, а О’Хара тянул опять и превозмогал страшную силу несущейся воды, и влек наемника с мальчиком к себе. Да и лодка подошла уже почти вплотную.
Фрост ощутил на своих плечах железные ладони, вскрикнул, когда О’Хара, сам того не подозревая, стиснул раненое место. Едва не лишился чувств. Но Элизабет уже оторвала Кевина от фростовской шеи, втащила в лодку, и освобождение от лишней тяжести, внезапное облегчение не дали капитану потерять сознание окончательно.
Ирландец, видимо, почуял неладное, отпустил плечо, перехватил Фроста за воротник, рванул на себя, перекинул через борт.
Изнемогший, полузадохнувшийся Фрост растянулся ни мокром дощатом настиле, сделал глубокий вздох и сомкнул веки, но тут же ощутил на своем лице ладони Элизабет и вновь открыл глаз.
