Максим Шахов - Автограф ликвидатора
После чего тронул «девяносто девятую» с места. Немного поплутав переулками, он выбрался на знакомую дорогу и минут через пять на малой скорости вернулся к гостинице. Комаров был уже там – стоял возле кареты «Скорой помощи», в которую на носилках грузили Гордеича.
– Привет! Что с ним? – спросил Виктор подходя.
– Удар тупым предметом по голове, – оглянулся Комаров.
Тут Виктор увидел, что Гордеич в сознании. Отстранив доктора, он заглянул в салон «Скорой».
– Жив?
– Жив, – сказал доктор, поскольку Гордеич ничего не ответил.
– И кто тебя так, а, старик? – наклонился к носилкам Виктор.
Гордеич снова не ответил, просто удивленно пробормотал:
– Здрасьти…
– У него от удара амнезия, – объяснил доктор.
– Травма серьезная?
– Да я бы не сказал, – пожал плечами доктор. – По-моему, легкий рауш. Но точно обследование покажет…
– Ясно, – кивнул Виктор. – Вы его в какую больницу повезете?
– Да она у нас одна. В травматологию его положат.
– Понятно… Ну спасибо.
– Да не за что, – пожал плечами доктор и отправился на свое место в кабину.
Логинов повернулся к Комарову:
– Твои гаишники джип не перехватили?
Комаров быстро позвонил, сказал в трубку пару слов и покачал головой:
– Нет…
– Хреново, – вздохнул Виктор.
– Так что тут случилось? – спросил Комаров.
– Пошли, посмотришь…
ГЛАВА 39
Если бы Василия Федоровича Панфилова, пятидесятилетнего и.о. заместителя главного технолога «забабаховки», увидели в этот момент коллеги, их бы, наверное, хватил удар. Панфилов был не то чтобы сатрапом, но достаточно требовательным начальником. Он, конечно, на многое закрывал глаза, но только в том случае, если нарушения не влияли на результат работы.
Если же кто-то из многочисленных подчиненных Панфилова ставил под угрозу выполнение календарного плана, Василий Федорович ни в выражениях, ни в средствах воздействия не стеснялся. До уличного мата дело, конечно, не доходило – все-таки в «забабаховке» трудились образованные и интеллигентные люди, – но «прорабатываемому» научному сотруднику от этого было не легче. Моральная травма от такого воздействия долго еще бередила душу провинившегося…
В данный же момент Василий Федорович возлежал на разложенном диване, иногда именуемом «пианино», и выглядел, мягко говоря, несколько непривычно. Из одежды на заместителе главного технолога были одни трусы. Руки и ноги его были привязаны веревками к стойкам диванных подлокотников…
Если бы еще неделю назад Василию Федоровичу сказали, что такое может быть с ним, он бы просто рассмеялся. В отличие от продвинутой и раскрепощенной молодежи Панфилов в сексуальном смысле до недавнего времени был консерватором. Или, пользуясь нынешним сленгом, лохом.
Просто во времена его молодости «секса в СССР» не было. Так, во всяком случае, считалось на официальном уровне. Поэтому и не смог развить свои сексуальные наклонности Панфилов. И первую брачную ночь с женой провел, пыхтя на локтях в рабоче-крестьянской позе, и всех троих своих детей зачал так же скучно.
Правда, периодически у Василия Федоровича по пьяному делу случались мимолетные внебрачные связи, но все такие же скучные. Так и жил он до последнего времени, делал карьеру, детей растил, работы научные кропал. И даже не представлял, что отношения с женщиной могут быть не примитивным трахом, а эйфорией, дарящей такие чувства, от которых и с ума впору сойти…
Неделю назад Панфилов познакомился, совершенно случайно, с молодой женщиной. И эта встреча буквально перевернула его жизнь. Поначалу Панфилов увлекся, теперь же он был от своей знакомой просто без ума. Ее чувственность и очарование заставляли Панфилова трепетать…
Они встречались тайно, через день, во временно пустующей квартире. Девушку звали Инга. Она на первом же свидании дала понять, что хочет Панфилова. Но близости между ними еще не было. Каждая встреча стараниями Инги превращалась в завораживающую эротическую игру – все более откровенную…
Подобного Панфилов еще никогда не переживал в своей жизни. Он хотел Ингу как никого. А она каждый раз доводила его почти до точки кипения. А потом давала понять, что все случится в следующий раз…
Дни, в которые не было свиданий, казались Василию Федоровичу бессмысленными и пустыми. А те, в которые свидания были, – бесконечными. Панфилов жил Ингой и всякий раз, направляясь на свидание, надеялся, что она станет его…
Сегодня Инга наконец уложила Василия Федоровича в постель, самолично раздев до трусов. А потом привязала Панфилова к дивану и начала раздеваться сама. Под музыку…
Продолжалось это долго-долго, целую вечность. Панфилов испытывал неземное блаженство. Инга медленно-медленно оголяла свое стройное тело. И не было в ее движениях ничего от вульгарных вихляний стриптизерш. А была чувственность и желание…
Наконец Инга осталась в одних трусиках и лифчике. Трусики сзади и с боков представляли из себя тонкие веревочки с бусинками, поддерживающие ажурный треугольник материи на плоском животе. Панфилов прикипел к этому треугольнику взглядом. Он не мог дождаться момента, когда и эта часть туалета отправится на пол. Но в тот момент, когда это, казалось, должно было случиться, Инга вдруг спохватилась.
– Ой! – вскрикнула она и стыдливо прикрылась руками. – Что я делаю? Что ты обо мне подумаешь? Совсем баба сдурела! Тебе хоть понравилось, Вася?
Панфилов дернулся и закивал головой. Инга сделала пару робких шажков к дивану.
– Правда?
– Д-да! – выдохнул Василий Федорович. – Ты такая… такая…
От избытка чувств Панфилов так и не смог договорить. Тем более что Инга встала на колени над ним на диване, выгнулась и, чуть запрокинув голову, спросила:
– Правда, я классная? Тебе нравится мое тело?
– Да!
– А ты хотел бы, чтобы я коснулась тебя своей грудью?
– Да!
– Ты очень бы этого хотел?
– Да!..
Инга потянулась к лифчику рукой и освободила одну грудь. Еще больше выгнувшись, она медленно приблизила грудь к лицу Панфилова. Тот резко приподнялся, насколько ему позволили путы, и попытался дотянуться до соска пересохшими губами. В последний момент Инга с игривым смехом подалась назад. Панфилов со стоном разочарования буквально рухнул на диван.
Инга же вдруг коснулась его трусов рукой. Панфилов вздрогнул и застонал. Женщина поводила рукой из стороны в сторону.
– Тебе приятно?
– Да! – словно в забытьи ответил Панфилов, прикрыв глаза и простонав.
– Ты хочешь, чтобы я сделала это язычком?
– Да!
– А хочешь поцеловать меня туда?
– Хочу!
Рука Инги дрогнула.
– А как ты это будешь делать? Расскажи!
С ответом Панфилов замешкался. Ну не мастак он был по этим делам. Раньше ему и в голову не приходило, что женщину намного больше возбуждают не лихорадочные фрикции, а слова. И что этими самыми словами, при наличии опыта, ее можно даже трахнуть…
Инга нетерпеливо прогнулась, тронула себя пальчиком за сосок и провела язычком по губам.
– Ну говори! Говори, что ты молчишь? Ты сперва медленно-медленно проведешь рукой по моей попке, да? А потом скользнешь пальчиком вниз…
– Да!
– И что дальше?
– Дальше… Дальше я оттяну бретельку…
– Да! – вскрикнула Инга, полуприкрыв глаза и лихорадочно массируя свой сосок. – И она врежется в меня! Представляешь?
– Да!
– И тогда ты коснешься моей попки… Нет, ты нежно раздвинешь мои ягодицы и поцелуешь меня… Ты хочешь этого?
– Да! Хочу!
ГЛАВА 40
Виктор с Комаровым нырнули в фойе гостиницы. Администраторша и охранник выглядели встревоженными и сразу посмотрели на вошедших.
– Ложкин у вас давно поселился? – спросил Виктор.
– Да дней десять, – сказала администраторша. – А что случилось?
– Ничего, – хмуро сказал Виктор. – А ну-ка дайте мне в темпе его регистрационную карточку!
Карточка нашлась быстро. Судя по ней, Аркадий Трифонович Ложкин был предпринимателем из Тюмени и уже две недели находился в Неженске по делам.
– Надо объявить его в розыск… – протянул карточку Комарову Виктор. – Понял?
– Понял… В какой розыск, по области?
– Да, – кивнул Логинов, – будем надеяться, что до Екатеринбургской губернии он не доберется.
Комаров вздохнул и позвонил дежурному по ГОВД. Потом они поднялись на третий этаж. Увидев лужу крови в номере, Комаров помрачнел:
– Это чья?
– Не знаю… – пожал плечами Виктор, потом осторожно приоткрыл шкаф и заглянул внутрь. Открытый кармашек сумки сразу бросился ему в глаза. – Кто-то рылся, – сообщил Виктор и принялся проверять содержимое сумки.
– Ну что? – спросил через минуту Комаров. – Что-то пропало?
– Вроде все на месте, – сказал Виктор. – Кроме блокнота…
