Сергей Зверев - Невидимое видим, неслышимое слышим
– Клык, бери Царя и дуйте в точку встречи с экспертом. Наша вертушка высадит его с трех до четырех ночи. Не прозевайте, там сейчас приличный буран. Мы уходим во второй временный лагерь и оттуда продолжаем работу.
Увидев, как Зубов забирает вторую рацию у Сябитова, подполковник напомнил капитану:
– На связь выходишь только в самом исключительном случае.
– И попусту мне, милый, не звони, – как строчку из стихотворения продекламировал Сябитов.
– А по сопатке? – имитируя голос генерала из фильма «Особенности национальной охоты», грозно осведомился Зубов и подмигнул старшему лейтенанту.
Карманников мельком пробежал взглядом по лицам остальных десантников. Офицеры с улыбкой наблюдали пикировку своих товарищей. Все в психологической и физической норме, порядок, отметил про себя подполковник.
Из-за гула двигателя Шадрин не слышал переговоров летчиков, но понимал, что дело плохо. Вертолет мотало из стороны в сторону, он то нырял, как в пропасть, то с натугой задирал нос и лез вверх. Пурга в районе высадки разыгралась не на шутку. Турбулентные потоки воздуха поднимали снежную мглу, сводя видимость до нуля, альтиметр сошел с ума, не успевая реагировать на все изменения атмосферного давления.
Наконец второй пилот повернулся к Шадрину и что-то крикнул, подзывая жестами. Подполковник, пытаясь удержаться на ногах и хватаясь за все, что подвернется под руку, добрался до летчиков.
– Будем высаживать вас здесь! – прокричал пилот. – В такой болтанке мы можем черт знает куда залететь! С каждой минутой точность высадки уменьшается. Принимайте решение: мы снижаемся до минимума – и вы прыгаете здесь, или возвращаемся на базу!
– Буду прыгать! – закричал в ответ Шадрин. – На сколько вы сможете спуститься?
– Метров с пяти придется, – ответил летчик, – ниже не сможем, угробимся. Ветром машину может швырнуть на скалы или об землю. Не удержим.
– Снижайтесь, – принял решение Шадрин, – обойдется, внизу снег.
– Ну, глядите вам решать, – кивнул головой летчик и показал своему командиру опущенный большой палец руки.
Вертолет, борясь со шквальными порывами ветра, стал осторожно снижаться. Через стекло кабины иногда мелькали черные фрагменты скал, едва видневшиеся из-под снега. Сухой снег бил в кабину, как будто его швыряли лопатами. Шадрин вернулся к своим вещам и стал надевать рюкзак, но потом опомнился. Прыгать придется хотя и в мягкий снег, но с большой высоты. Нельзя увеличивать свой вес грузом, так можно и ноги переломать. Особенно, если угодишь в сугроб и тебя завалит на бок. Буду бросать одновременно с прыжком, решил Шадрин, потом как-нибудь найду. Подтащив рюкзак с притороченным к нему автоматом к люку, он стал ждать команды летчиков.
Рывок в сторону произошел так неожиданно, что Шадрин не удержался руками и грохнулся на металлический пол. Вертолет накренился так сильно, что тело подполковника отбросило к противоположному борту. Пограничник успел сгруппировать свое тело, чтобы не удариться головой. Страшный скрежет снаружи, после которого мерное хлопанье винтов сменилось протяжным гулом, заставил все внутри похолодеть от осознания случившейся беды. Что-то сильно ударило по корпусу. Вертолет сильно клюнул носом, и за этим последовал страшный удар днищем о землю. Шадрину показалось, что хрустнули сразу все кости, и он потерял сознание.
Когда вертолет порывом ветра бросило в сторону, летчики уже не могли ничего сделать. Винт ударил по скале и разлетелся обломками в разные стороны. Один из них, самый крупный, ударил по кабине, оставляя глубокую вмятину. Вертолет сразу потерял, пусть шаткую, но опору, и повалился вперед и на бок. По инерции его пронесло мимо камней, и тяжелая машина ударилась о снежный склон всем своим весом. Хвостовая балка сразу же со страшным хрустом отделилась от корпуса и застряла в скалах. Корпус вертолета понесло по склону, ударяя о камни, переворачивая. Следом двинулся и снежный склон. Сутки бушевавший буран намел такой толстый слой снега, что тот уже перестал удерживаться и пополз под своей тяжестью вниз, давая начало снежной лавине.
Снежный поток все набирал силу, вовлекая в свое неудержимое страшное движение все новые и новые массы снега. Корпус разбитого вертолета, кувыркаясь и ударяясь о выступы скал, понесся вниз вместе с этим потоком. После одного из ударов о препятствие его швырнуло в сторону. Изуродованные останки вертолета застряли между двумя острыми выступами, а лавина все неслась и неслась мимо с гулом и скрежетом. Объем снега увеличивался на глазах, заполняя всю ширину склона. Толщина потока уже достигала нескольких метров, он бушевал и бился о края склона, ограниченные мощными скальными выходами. Очередной удар снежного вала вырвал корпус вертолета из цепких когтей скалы и, разрывая металл корпуса, как картон, бросил его вниз в белый ревущий поток.
Майлс сидел в кабинете майора Тенна и рассматривал полученную распечатку с дактилоскопической карты Алекти Муктара, которая через военное ведомство все же была получена из Пакистана. Даже простое визуальное сравнение показывало, что пропавший пару месяцев назад человек и человек, погибший два дня назад на американском блокпосту, – одно и то же лицо.
– Это что-то вам дает? – спросил майор.
– Только то, что установлена личность погибшего, – ответил Майлс, – но где он находился все это время и какой дьявол заставил его убегать от ваших солдат – абсолютно не понятно.
Вызов с мобильного телефона прервал разговор. Майлс достал трубку, посмотрел на высветившийся номер Сандерсона и ответил.
– Роберт, – послышался в трубке слабый голос напарника, – у нас чепэ. Я в больнице, Кэролайн пропала.
– Как это произошло? – напряженно воскликнул Майлс и от неожиданности даже вскочил со стула. – Что с тобой, где ты находишься?
– Клинический городок рядом с деловым центром, – со стоном ответил голос напарника. – Мы ехали с Кэролайн на встречу с представителем деловых кругов от медицины. Около центра была жуткая давка, припарковаться негде. Она вышла, потому что мы очень опаздывали, а я стал искать место для парковки. Вот тут в меня и въехал грузовик. Перелом ключицы и, кажется, сотрясение мозга. Меня сейчас закатывают в гипс и обкололи всякой дрянью. С ней связаться не могу, вот и позвонил тебе.
– Хорошо, Алан, я все понял. Лежи там и не дергайся, я начинаю поиски.
Бросив трубку на стол, Майлс обеими ладонями с силой потер лицо. Так просто в цивилизованной части афганского города люди не пропадают. Можно, конечно, снова попытаться вызвать Кэролайн по мобильному телефону, но Майлс уже понял, что это ничего не даст. Кажется, они в своих поисках подошли очень близко к разгадке. Не надо было слушать Кэролайн, надо было действовать с большей секретностью. Значит, кто-то их вычислил. Только бы не убили сразу, тогда останется шанс найти ее.
– Что случилось? – спросил майор, поняв по поведению Майлса, что это серьезно.
– Вот что, майор, – сморщившись как от зубной боли, сказал Майлс, убрав наконец руки от лица, – придется мне открывать карты. Без вашей помощи мне никак не обойтись.
Майлс рассказал Тенну о секретной миссии доктора Бернетт в Афганистане, опуская подозрения о присутствии инопланетян со своими экспериментами. Для прямолинейного мышления военного это было бы уже слишком. Майлс ограничился земным вариантом этой таинственной истории.
– Значит, вы ищете какой-то подпольный медицинский центр, где проводят опыты над людьми? – задумчиво проговорил майор. – Понятно, почему вы так уцепились за этого Муктара. Что ж, очень похоже. Только, мистер Майлс, без ведома начальства я вам помочь не смогу. Я доложу по команде, но вам придется ехать со мной и лично предъявлять свои полномочия. Уверен, что мы не оставим соотечественников в беде. Пока я докладываю, возьмите пару моих людей и наведайтесь в больницу к Сандерсону. Узнайте, как его состояние. Лучше, если мы его переведем в медицинскую часть нашего гарнизона.
Глава 6
Потолок в помещении был высоким, но отсутствие естественного освещения создавало ощущение какого-то давления. Возможно, давил и не потолок, а головная боль. Шадрин не помнил, как давно у него болит голова, но чувствовал, что очень давно. В теле была легкость, сродни наркотическому опьянению, но пошевелиться Шадрин не мог. Он полежал немного с открытыми глазами, глядя в белый потолок, потом снова закрыл их. Мягкий свет люминесцентных светильников все равно утомлял глаза. Головная боль стала нарастать, подступала тошнота. Шадрин ощутил страшную усталость и стал опять проваливаться в полубессознательное состояние.
Обрывки мыслей и воспоминаний блуждали в мозгу, как в тумане. Такая же усталость была, когда Шадрин в детстве в спортивной секции впервые пробежал на время три километра. Он тогда показал лучший результат, но все тело, особенно ноги, было как ватное, а в голове стоял легкий звон. Тогда? Или это было сейчас? Может, он лежит после кросса и отдыхает? Где же был такой потолок? В раздевалке стадиона? Нет, там потолок был совсем другой. Сейчас, наверное, войдет тренер и спросит, как дела. «Почему же мне так плохо, может, я не гожусь в спортсмены? Но я хорошо помню, что занимался спортом потом много лет. Или буду заниматься. Где-то я видел такой потолок».
