Анатолий Афанасьев - Радуйся, пока живой
— Перепутаются, возможно… Но в чью пользу?
— В нашу с вами, Виктор Трофимович, в нашу с вами. Если сумеем поладить.
Серегин пытался угадать за блудливыми ужимками гостя его истинные намерения, но это было все равно, что ловить знаменитую кошку в темной комнате. Одно ясно, паршивец прекрасно осведомлен о двух важных вещах: государь плох, а у могущественного фаворита нет за душой и гроша ломаного. Иначе не вел бы себя так нагло и не привел к нему этого… этого… Серегин наконец решился и спросил прямо:
— Хорошо, что вы от меня хотите, уважаемый Су?
Стерев с кирпичного лица все свои улыбки и насторожась, китаец ответил:
— Большие контракты, большие деньги… — загнул по очереди пальцы на короткой ладошке. — Транссиб, внутренний займ, территория в Заполярье. Совсем пустяки, да? Как у вас, русских говорят: всего три раза пернуть… Хи-хи-хи! — рассмеялся меленько, гнусновато. Серегин внутренне охнул, но не подал вида, что испугался.
— Круто берете, товарищ… Штаны бы не порвать.
— Ничего не порвем, ничего, — Су Линь знакомым жестом потер руки. — Не пройдет и полугола, как вы станете миллионером, Виктор Трофимович. Поглядите на медвежатника, как он всех обвел вокруг пальца. А по уму разве вам чета?
Серегин спохватился, что зашел, кажется, слишком далеко в доверительном разговоре с незнакомым, в сущности, человеком нерусского, даже не еврейского происхождения. Уж не гипноз ли? Да нет, не гипноз. Чутье. Родовая купеческая интуиция. Чудесное воскрешение Гени Попрыгунчика — это, безусловно, золотоносная жила. Лишь бы не дать маху. Уж больно хитрая, непроницаемая морда у китаеза. С другой стороны, какой она должна быть? Как у ангела с неба?
— Хозяин протянет еще полгода? — напомнил о себе Су Линь.
— Он-то протянет. Он сколько надо протянет… А племянник?
— Что племянник?
— Он ведь тоже не вечен?
— Конечно не вечен, конечно… Мавр сделает свое дело — и сразу уйдет. Беспокоиться не о чем.
— Беспокоиться всегда есть о чем, — насупился Серегин. — Не для себя стараемся, для отечества.
В эту минуту его озарило, и он, кажется, сообразил, как подцепить на крючок вертоглазого, улыбчивого бандюгу…
3. ЧИСТИЛЬЩИКИ ИЗ ПРЕИСПОДНЕЙ
Генерал Самуилов задумался над списком группы «Варан», сидя за девственно чистым столом. Весь список был у него в голове.
Само возникновение группы, вероятно, следовало рассматривать прежде всего как чудовищную авантюру — прыжок в полную неизвестность. С того момента, как «Варан» начал действовать, отсчет времени пошел в обратную сторону, но не в советские времена, значительно дальше и глубже, легко сметая короткие неустойчивые эпохи человеческой цивилизации. Тяжкое, почти невыносимое для одинокого сердца путешествие, от которого Самуилов уже не единожды зарекался.
Воображаемое скольжение по пластам времени перемежалось долгими остановками, переносило генерала в некую виртуальную реальность, где царил дымящийся хаос первоначального бытия и встречались такие кровожадные монстры, по сравнению с коими все нынешние, потерявшие стыд и совесть повелители судеб казались розовощекими младенцами, не нюхавшими ада. Роковая дорога с ученическим цеплянием за гребни веков приводила не к началу начал, как следовало бы, не в палеолит и мезозой, а таинственным образом погружала в кошмарные миражи человеческого естества, в звериную, первобытную натуру, но именно там, в океане черных, смутных страстей, таилось объяснение всему сущему на земле и всех происходящих на ней бед и катаклизмов.
Возглавил группу полковник Павел Арнольдович Санин, человек строгой аскезы, обладающий кое-какими столь редкостными личностными качествами, которые наводили на мысль о его внеземном происхождении. И впрямь биография полковника, отраженная в документах, изобиловала странными прорехами, занимавшими иногда по нескольку дней, а один раз — растянувшейся на год. Полковника Санина выбрали из десятков претендентов с помощью тщательнейшей компьютерной разработки, а также учитывая свидетельства очевидцев его жизни. Ошиблись или нет — покажет время.
Генерал скрупулезно продумал детали встречи с Саниным (тогда уже резервистом) и все же, что случалось с ним крайне редко, не уложился в заданные параметры.
Первое, что поразило: внешность полковника. По фотографиям и специальной киносъемке генерал обозначил его для себя как давнего знакомца, во всяком случае, думалось, легко бы угадал в толпе, — крепкий сорокатрехлетний мужчина (чемпион Союза по плаванию, снайпер, мастер рукопашного боя) с худым, сужающимся к подбородку лицом, с пепельными волосами, со шрамом на левой стороне лба, с печальным выражением желудевых, как у овчарки, глаз, — но когда увидел его на конспиративной квартире, решил, что произошла какая-то досадная ошибка. В комнату вдвинулся громоздкий, как шкаф, толстяк с умильной рожей чревоугодника. Какая там, к дьяволу, аскеза! Оживший пивной ларек — вот что это было. Самуилова вряд ли можно было чем-нибудь удивить, но тут он на всякий случай уточнил:
— Вы Санин?
— Так точно, товарищ генерал, — бодро отрапортовал полковник.
— Почему в таком виде?.
Полковник его понял, благодушно прогудел:
— Жирую, товарищ генерал. Как краб на отмели.
— Меня откуда знаете? Мы встречались?
В желудевых глазах заплясали озорные огоньки — и это было на грани нарушения субординации. Но только на грани.
— У вас же есть мое досье, генерал. Там все сказано.
Самуилов смягчился, сделал приглашающий жест.
— Присаживайтесь, Павел Арнольдович. Побеседуем немного.
После увольнения из Конторы (он служил в дальневосточном филиале) Санин уже полтора года руководил службой безопасности знаменитого банка «Континенталь» и получал там пять тысяч долларов в месяц. Это по налоговой декларации. Сколько на самом деле — известно ему одному. Полковник жил бобылем, развелся четыре года назад, оставив жене двухкомнатную квартиру на Беговой. Детей не имел. Любовниц менял редко. Последние полгода встречался с двадцатидвухлетней Кирой Гремницкой, кассиршей того же банка. Наведывался к ней на Пятницкую раз в неделю, обыкновенно по субботам, после бани, проводил с девушкой два-три часа, но ни разу не остался ночевать. И к себе домой не приводил ни разу. С этим все ясно. Полковник всегда рассматривал общение с женщинами как чисто физиологическую потребность, — в этом, вероятно, причина его незаладившейся семейной жизни. Но почему он так растолстел? Компьютер, руководствуясь новейшими психотестами, выдал характеристику стабильной депрессии, но в таком состоянии люди, как правило, не выглядят жизнерадостными пивными ларьками. Генералу предстояло быстро с этим разобраться. Если Санин выкажет хоть отчасти неадекватную реакцию, придется начинать поиск подходящей кандидатуры заново.
— Вы ведь в курсе, полковник, чем занимаются вверенные мне службы?
— Только в общих чертах.
— И как выглядят эти общие черты?
— Коррупция, экономические преступления. Контора не меняется, ей некуда меняться. Сыск.
— Контора не меняется, — задумчиво повторил генерал. — Поэтому вы нас и покинули так поспешно?
Санин не задал пока ни одного вопроса, что было нормально, но насторожился. В глазах на мгновение остекленела желтизна. Волчья желтизна. «Эх, братец! — подумал генерал, — Ожирение все-таки тебе не на пользу».
— Не знаю, зачем вы меня позвали, Иван Романович, — Санин осторожно выбирал слова. — Вам виднее. Но если хотите поймать на каких-то грешках, напрасно потеряете время. Перед службой я чист. И контору, как вы выразились, не покидал. Это она меня выдавила. Думаю, об этом в досье есть отдельный параграф.
Параграф действительно был и, возможно, они не сидели бы сейчас друг против друга, если бы его не было. Суть в том, что полковник Санин, сделавший в стенах учреждения блестящую карьеру, безупречный контрразведчик, дважды стажировавшийся за океаном и один раз в Европе, награжденный (в мирное время) пятью орденами (в частности, за разработку и выполнение операции «Путина»), пользующийся уважением товарищей, среди которых в прежние годы было немало орлов, не чета нынешним, — так вот, этот человек ни разу толком не объяснил свои внезапные исчезновения. Самое интересное не то, что исчезал, когда хотел и на сколько хотел — бесследно, — а то, что это сходило ему с рук. Правда, Санин «выпадал» со службы все же не совсем наобум, а в те редкие, относительно спокойные промежутки (особисты поймут, о чем речь), когда его присутствие на работе вроде бы не очень требовалось. Присутствия не требовалось, но ведь так не бывает, чтобы сотрудник сидел сегодня в кабинете, уговаривался о каких-то делах на следующие дни, строил планы, а потом, потом вдруг день, два, три, неделю (рекорд — год) не отзывался ни по одному из телефонов. Затем опять появлялся на рабочем месте улыбающийся и бодрый, и вел себя так, словно ничего не случилось. Так не бывает и в принципе быть не может, но с Саниным — бывало. Первое, что приходило в голову, — горькие запойные циклы, чем страдали многие коллеги, но это опять же объяснение для несведущих. Офицеры-алкоголики, принадлежащие к касте неприкасаемых и задетые роковым российским недугом, боролись с ним стоически, бродили по коридорам, похожие на мертвецов, отмякали в туалетах и курилках, но никуда со службы, естественно, не исчезали. Напротив, лезли на глаза начальству, хватались за самые неприятные дела, публично демонстрируя оперативное рвение, не сломленное алкоголем. Те, кто постарше, иногда от сверхнапряжения падали замертво, опрокинутые не пулей, а похмельным инфарктом. И это была достойная смерть, в добрую науку младшему офицерскому составу.
