Сергей Самаров - Жестокий рикошет
От задуманного до сделанного всего два шага. После первого шага я поднял лопатку, но противники уже начали оборачиваться. Это их спасти, конечно, не могло, потому что оборачивались они неторопливо, не ожидая атаки с этой стороны. А уже через мгновение я нанес без прыжка, из прямой стойки, удар лопаткой прямо в подставленный лоб. Но рассматривать последствия удара не стал и сразу ударил второго, который уже подниматься начал, ногой в грудь чуть ниже шеи, сбивая с ног и заставляя выронить автомат. Этот удар перебивает дыхание взрослому, а подростка просто «отключил». Подросток упал навзничь и руки разбросал. И шапка с него упала. Я шагнул вперед, чтобы теперь уже лопаткой ударить, и тут только увидел длинные волосы, увидел распахнувшуюся от моего удара рубаху и обнажившуюся женскую грудь.
Вот этого мне только и не хватало!~
Не убивать же, в самом-то деле, девку. Рука на нее не поднимется, хотя девка совсем не красавица. Но что делать с ней?
Я, говоря честно, просто растерялся. И попытался привести ее в чувство. Посадил прямо, но она сидеть не хотела и опять падала на спину. Я наклонился и веко приподнял, надеясь, что не убил ее. Зрачок смотрел на меня жестко и со злобой. Это был не застывший зрачок, живой. Она уже, кажется, все поняла. И в сознание пришла. Я хотел было выпрямиться, я уже начал выпрямляться, чувствуя в ситуации какую-то опасность, и только тогда почувствовал, что мне в боку что-то мешает. Боль пришла только через мгновение, когда я осознал, что девка воткнула мне в бок нож – там, где бронежилет не застегивался из-за отсутствия липучки. Она, может быть, даже не видела сам просвет, но нечаянно попала прямо в него, и боль заставила меня на мгновение замереть в оцепенении. А девка не растерялась, она не отскочила, она просто отодвинулась в сторону и рукой уже поднимала упавший автомат. Я не думал, что мне делать, рука сама поднялась и опустилась вместе с лопаткой до того, как ствол поднимется на уровень моей груди. Я опередил ее, но чувствовал, что в боку мне что-то очень мешает. Смотреть туда не хотелось. Но я посмотрел. Нож так и торчал в боку, ушедший в глубину до половины, похоже, кривого лезвия. Воткнуть его по самую рукоятку у девки сил не хватило. Будь лезвие поуже, она воткнула бы, и тогда неизвестно еще, смог бы я нанести опережающий удар. Но лезвие было широким и кривым. Чтобы таким ножом нанести глубокую рану, сила нужна и бить нужно уметь, одновременно с ударом доворачивая кисть. Но и без того ранение сразу причинило мне больше неприятных ощущений, чем пуля, задевшая бедро. Но присутствие девки сразу навело на мысль, и я посмотрел на суконную сумку, висевшую у нее на боку. На сумке не было красного креста на белом фоне, но только открывая ее, я уже предполагал, что найду внутри. Так и оказалось – там была полевая аптечка. Как раз то, что мне очень требовалось. И обрабатывать рану необходимо было немедленно.
* * *К ручью мне выбираться необходимости не было, потому что у последнего убитого бандита на ремне висела армейская фляга с водой. Вода была не ледяной, как из ручья, но и не теплой, и я позволил себе напиться, хотя и не так, чтобы живот раздуло. После этого осторожно, стараясь не тревожить рану, снял «разгрузку» и бронежилет, отыскал в походной аптечке пакет с марлевыми тампонами и вату, открыл пузырек, хлоргексидином и, пропитав тампон с ватой раствором, прикрыл рану и стал осторожно, по миллиметру, вытаскивать нож. Это было невыносимо больно, и зубы я стиснул до судороги в челюстях. Но так мучить себя было выше моих сил. Надо было сделать что-то кардинальное, и тогда я перевел дыхание, собрал в кулак волю и выдернул нож одним рывком. Может быть, я от боли и потерял на какое-то мгновение сознание. По крайней мере, мне так показалось. Бывает так, что сознание теряешь, но не успеваешь упасть, как снова в него приходишь. Тем не менее вторая рука с тампоном прижалась к ране. Остановить кровь тампон, конечно же, не мог. И я, недолго думая, сорвал рубашку с тела девки, потому что тянуться к телу парня было далеко, и тампон прижал рубашкой. Пусть она кровь впитывает.
При этом я осознавал свое опасное положение. Поблизости от меня находилась, насколько я понимал, еще и третья линия с точно такими же бандитами, поджидающими добычу. И кто-то из них мог не вытерпеть томительного ожидания и выдвинуться вперед, чтобы проверить положение дел. А я был в таком состоянии, что оказывать сопротивление мог бы с трудом. В голове был туман, во всем теле боль~ Хорошо, что в санитарной сумке оказался пузырек с нашатырным спиртом. Я обильно смочил ватку и, не жалея себя, приблизил ее к самому носу. И с трудом сдержался, чтобы не раскашляться и не расчихаться. А зрение сразу же потерял из-за выступивших слез. Нет, с нашатырным спиртом следовало быть осторожнее. Я отодвинул ватку чуть дальше, помахал ею перед лицом – резкий противный запах снова окутал меня, но в голове слегка прояснилось.
Можно было подумать о своем положении и о дальнейших действиях.
Рана в боку была довольно глубокой. Я посмотрел на окровавленное лезвие ножа, брошенного на камень. По крайней мере, сантиметров на пять-шесть лезвие в тело вошло. Может быть, задета селезенка. По идее, мне нужна была операция, но самостоятельно провести операцию я не мог. Внутреннее кровотечение при такой ширине лезвия неизбежно. Однако бороться с ним я не могу. Но могу попробовать зашить рану. В санитарной сумке я видел пластиковую упаковку с хирургическими иглами.
Достал иглы, нашел и нитки, кажется шелковые, нашел даже ножницы. Резонно предположить, что в аптечке хранятся не нити для пришивания пуговиц и заплаток бандитам на драные штаны. Я отбросил в сторону окровавленную рубаху. Нечаянно попал на лицо парню-бандиту. Но убирать не стал. Какое мне дело до него и до его девки. Я снова обмыл рану хлоргексидином. Просто поливал струей из плоского пластикового пузырька. Потом приготовил иглу с ниткой и, сжав зубы, наложил себе первый шов. И сам заметил, как уменьшился поток крови, бегущей из раны. Сразу же. Это вдохновило и словно бы боль уменьшило~ Наверняка в санитарной сумке были какие-то анальгетики. Но я из болеутоляющего кроме парамедола ничего не нашел, поскольку в медицинских терминах не силен. А принимать парамедол и иметь дурную голову тогда, когда она должна быть чистой, – нет, сейчас не тот случай.
Я наложил еще три шва, аккуратно связывая и обрезая нитки ножницами. И словно бы даже лучше себя почувствовал. Хорошо, что нож вошел не в брюшину. Тогда могли бы и кишки вывалиться, а это в моем положении означало бы конец.
Ватный тампон я приклеил к боку пластырем. И сам тампон после этого тоже хлоргексидином пропитал. Пусть обеззараживает. И, как оказалось, вовремя закончил перевязку, потому что услышал голос. Кого-то звали.
Так и должно было быть. Слишком много времени прошло с тех пор, как я вошел в «зеленку». Я трижды должен был бы успеть напороться на посты. Бандиты поняли, что в ситуации произошли изменения. И пошли проверять. Но на зов никто не откликнулся. Тогда позвали с другого места. Оттуда же послышались еще несколько голосов.
Я стал торопливо напяливать на себя бронежилет и «разгрузку», потом встал и понял, как трудно будет мне передвигаться. Бок горел огнем при каждом повороте тела. Передвигаться прямо я мог, но вот обернуться, хотя бы для того чтобы осмотреться, я не говорю уже о том, чтобы отстреливаться, было больно. А бандиты приближались~
Я проверил автоматы санитарки и ее напарника. Оба были с «подствольниками», и гранатометы заряжены. Встречать меня готовились по полной программе, если не считать за программу отсутствие боевых навыков. Я опять воспользовался тем, что по уровню нахожусь выше, прикинул место, откуда слышались голоса, прикинул возможность группы передвигаться среди кустов, соблюдая меры осторожности, и поднял первый автомат, уперев рукоятку в плечо вместо приклада. Но – в правое плечо, поскольку нож вошел мне в левый бок, и лишний раз сотрясать рану мне не хотелось. Гранатомет ухнул, наверное, солидно, но из-за боли я этого звука вроде бы и не услышал, как ничего и не увидел. Но это длилось всего-то какую-то секунду. Я уже услышал, как граната взорвалась примерно там, куда я ее посылал, и теперь голоса зазвучали снова, возбужденные, чуть ли не истеричные. Наверное, я кого-то накрыл. Не дожидаясь дальнейшего развития событий, я поднял второй автомат и точно так же послал вторую гранату. В то же место.
И упал сам.
Был провал в памяти, и я не знаю, сколько пролежал без сознания. Болевой шок выключил сознание – словно предохранитель перегорел. Но в себя я пришел не оттого, что острая боль ушла, а оттого, что подсознание заставило сработать чувство самосохранения, и я ясно осознал, как опасно сейчас находиться здесь, рядом с убитыми мной боевиками, когда сюда наверняка крадутся другие. Я сначала поднял только голову, чтобы осмотреться, – это тоже чувство самосохранения сработало, потому что, вскочи я на ноги, во-первых, сразу боль по телу полоснет, что не даст возможности осмотреться, во-вторых, сам я сразу же стану мишенью. И я поднял голову. И сразу увидел двоих, что неумело ползли, высоко задрав куриные задницы.
