Сергей Самаров - Окончательный приговор
– Хорошо. Через сорок минут.
– Товарищ полковник, с навигатором разобрались?
– По этому поводу Артем Александрович и поговорит. Там есть интересные данные…
* * *Подполковник Прокофьев подъехал на юрком «Форд Фьюжн», остановился у тротуара, и я сел в машину. Артем Александрович был в гражданской одежде, и наша встреча ничем не напоминала армейское совещание. Мы сделали несколько кругов по кварталам среди многоэтажных домов, убедились, что визуального наблюдения за нами нет, а если есть наблюдение с помощью высокотехнологичных средств – например, со спутника – то мы никак уже не сможем от него избавиться. Однако те, кто мог осуществлять за нами слежку, доступа к высокотехнологичным средствам не имели; следовательно, мы могли чувствовать себя в относительной безопасности.
Еще до того как машина остановилась, подполковник Прокофьев сунул мне в руки прозрачный файл с листами принтерной распечатки.
– Это то, что на жестком диске навигатора было закрыто паролем. Данные предназначались для передачи тебе.
Я стал читать на ходу. Впрочем, читать долго не пришлось, потому что на каждой странице было только по нескольку строчек с конкретными данными, выложенными в привычном стиле донесения. Тем не менее, эти строчки касались непосредственно меня, и Альтемир Атабиев не зря настаивал на срочной встрече, поскольку меры требовалось принимать немедленно.
– Что скажешь?
– Печально… – заметил я. – Я всегда уважал старость. Придется в этот раз не уважить…
– Капитан, ты меня обижаешь.
– Чем, товарищ подполковник?
– Что такое старость? Этому, как ты говоришь, старику, пятьдесят шесть лет. Я всего на четыре года моложе. Так ты, пожалуй, и меня в старики запишешь. Не могу с тобой согласиться. Более того, не могу не высказать своего возмущения.
– Извините, товарищ подполковник. Я думал, он старше. Если он, как здесь сказано, отец погибшего мужчины и дед погибшего мальчишки…
– Это ни о чем не говорит. Я, кстати, дедом стал в сорок два года.
– Талантливый вы, товарищ подполковник, человек.
– Что по остальным донесениям скажешь?
– Только то, что следует разбираться. Меня сразу смутило, что спецназ ФСБ прибыл на место через сорок минут после происшествия. Им вообще нечего было делать в том районе. И не опера прибыли, а именно спецназ. Это, видимо, на случай, если бы мы оказали сопротивление. Причем в таком количестве прибыли – три десятка бойцов. И сразу нас окружили. Я уже докладывал свои сомнения полковнику Переславцеву.
– Да, там следует разбираться. Но разбираться приходится неофициально. Подполковник Волоктионов сейчас этим и занимается и жалуется, что ему со всех сторон строят препятствия. Так круговая порука и общий настрой против спецназа ГРУ. Во всех эшелонах власти. Нельзя получить данные официальным путем. На все возражения с нашей стороны ответ один: этим делом занимается следствие, а спецназ ГРУ следственными полномочиями не наделен.
– Знакомая история.
– Мы тут советовались с Антоном Павловичем. И пришли к выводу, что в данной ситуации следует обходиться только собственными силами. Иначе результата не будет. А кто у нас имеет возможность действовать нелегально, и при этом не нарушить приказ?
– Понял. Только моя группа. К сожалению, старший прапорщик Хост…
– Как только Вальтер встанет на ноги, сразу и отправитесь. А по первому вопросу…
– С пятидесятишестилетним мстителем…
– Да… Ты не отмахивайся. Адат – дело серьезное. И в опасности не вы сами, которых найти он не сможет, а ваши семьи. Семьи мы прикроем. А вот старика, как ты выразился, я бы посоветовал тебе взять в помощники. Он, кстати, служил в милиции. Звание – майор. Но давно уже в отставку вышел.
– Каким образом, товарищ подполковник, я возьму его в помощники? Он заглянет не чайком побаловаться, он заглянет на огонек, который сам же попробует разжечь…
– Даже соблюдая законы адата, мститель не должен наказывать невиновных. А виновных он не знает, как и мы.
– Помнится, мне кто‑то рассказывал, что моя невиновность по их закону будет доказана в том случае, если шестьдесят три мужчины моего рода поклянутся на Коране в моей невиновности. Я в своем роду шестидесяти трих мужчин не наберу, пожалуй. Ну с десяток родственников еще отыщу, не больше. В нашем народе клановость себя изжила десяток веков назад. Не знаю уж, хорошо это или плохо.
– Это ни хорошо и ни плохо. Мы живем по‑другому. Стараемся, конечно, по закону, хотя не всегда и не у всех получается. Но сейчас дело в другом, и искать шестидесяти трех родственников мы тебе не будем. Но другие варианты давай рассмотрим. Мы в аналитическом центре собирали данные об этом самом Висангири Мажитовиче Майрбекове. Целая группа была занята сбором сведений. И по всем нашим данным, это умный, вдумчивый, несуетливый мужчина. Человек аналитического склада ума, с которым можно говорить, имея на руках доводы, и он сначала подумает, сначала попробует принять доводы противной стороны и лишь в последнюю очередь станет стрелять. Такой психоробот Майрбекова составили наши специалисты. И предполагают, что с ним можно договориться. И использовать его в дальнейшем.
Я все же пожал плечами, хотя высказано было предложение, похожее по форме на приказ.
– Я не очень понимаю, что может нам дать такой союзник.
– Он может сказать, кто толкал его на кровную месть. Он может выяснить, как семья его сына оказалась там, кто вместо террористов посадил мирных людей в машину и послал на смерть, заранее зная, что на дороге выставлена засада.
Я задумался и почти согласился. В таком ключе использовать Майрбекова вполне допустимо. Ему легче сведения добыть.
– Пожалуй, в этом есть сермяжная правда, товарищ подполковник.
– Это одна из немногих нитей, за которые мы имеем возможность потянуть. Нельзя постоянно прятаться и надеяться выпутаться. Необходимо идти навстречу опасности, и только так распутать клубок.
– С этим, Артем Александрович, я полностью согласен. Но сначала я хотел бы обсудить ситуацию со своей группой. Мне необходимо знать, когда Вальтер сможет встать на ноги. Тогда я доложу о своей готовности. Вообще‑то мы думали уже, что пора возвращаться на Кавказ.
– Добро. Антон Павлович собирается прислать врача. Тебя куда подбросить?
Подполковник Прокофьев завел двигатель.
– Я покажу. Пока прямо. А врача, мне кажется, не нужно. Мы его сами заштопали…
ГЛАВА 5
Наше состояние, когда мы вытащили из машины чудом оставшуюся в живых девочку, было не близким к шоковому, а по‑настоящему шоковым. У меня на минуту даже язык судорогой свело, и я слова вымолвить не смог.
– Это кто? В кого я стрелял? – похоже, сам себя спросил Корчагин.
– Машина та самая, – заметил Вальтер. – Только пассажиры на промежуточной станции поменялись.
– Или их поменяли, – сказал я, только начиная наконец понимать, что произошло. – Девочка, ты кто такая, откуда взялась здесь?
Я присел перед ней, заглядывая в глаза. А она смотрела этими испуганными глазами-бусинками, не плакала и ничего не отвечала, только руку в рот засунула, чуть ли не сразу всю кисть.
– Она себя не укусит? – спросил Вальтер. Он не ерничал, просто был растерян и, не желая показывать свое состояние, говорил так зло. – А то ведь скажут потом, что мы ее живьем сожрать хотели…
– В любом случае так скажут, – сделал я вывод. – Остальных изжарили, а ее – живьем. Что же случилось?
Необходимо было срочно что‑то предпринимать, но что? Взорвалась машина, от которой мы благополучно отдалились. И второй взрыв был громче взрыва от сработавшей в этой же машине бронебойной гранаты от РПГ-7. Похоже, там было чему взрываться. Я достал переговорное устройство и вызвал подполковника Волоктионова.
– Сергей Валентинович!
– Да, Паша, слушаю… Что там у вас? – подполковник, кажется, по моему голосу понял сложность ситуации, в которую мы угодили, и потому сам спрашивал с беспокойством. Хотя предположить действительного положения вещей и он не мог.
– Кого вы к нам послали?
– То есть?
– Вы видели, как бандиты садились в машину?
– Конечно. Что случилось?
– В машине мирные люди. Мы их из РПГ накрыли. Сгорели. Одна девочка в живых чудом осталась. Ее вытащили.
– Этого не может быть! Паша, я сам в бинокль видел, как они бегом в машину заскакивали и рвали с места. Наверное, другая машина… Номер…
Я назвал номер.
– Та самая машина, Паша, та самая… Что девочка говорит?
– Ничего не говорит. Руку чуть ли не по локоть в рот засунула, и даже не плачет. У нее шоковое состояние. У нас тоже…
