Евгений Сухов - Бриллиантовый крест медвежатника
— Тогда я не буду играт, — обиженно произнес грузинский князь и демонстративно вышел из-за стола.
— Ладно, выбирайте карты, — сказал банкомет, тасуя колоду.
На этот раз Лизавета выбрала десятку бубен. Купец подрезал колоду, и банкомет перевернул свои карты.
Наверху лежала семерка. Пожилой господин стал медленно двигать ее вправо. Показалась масть — черви, а затем и сам «соник» — десятка пик.
— Ваша десятка убита! — воскликнула Лизавета, по-детски захлопав в ладоши. Купец снова остался при своих.
— Изволите получить? — поклонился банкомет.
— Да, сделайте одолжение, — улыбнулась Лиза и приняла от него сотенную. — Я желаю удвоить ставку.
— Принято, — коротко ответил банкомет.
Лиза долго сомневалась, что ей выбрать, короля или даму. Наконец выбрала короля. И правильно сделала, потому как налево легла дама. Купец грустно выдохнул и полез в лежащее на столе портмоне — он выбрал даму и проиграл.
Медленно, очень медленно двигалась дама червей вдоль колоды. Зрители, окружившие игроков, затаили дыхание, вперив взоры в колоду банкомета. А через мгновение гостиная взорвалась громкими возгласами и рукоплесканиями: налево лег король. Лизавета с улыбкой посмотрела на слегка порозовевшего банкомета:
— Ваш король убит.
Пожилой господин протянул Лизавете двести рублей.
— Желаете еще раз удвоить ставку?
— Нет, не желаю, — спокойно ответила Лизавета, принимая деньги.
— И вы не предоставите мне даже возможности попытаться отыграться? — с надеждой спросил банкомет.
— Нет, — сухо ответила Лизавета.
Банкомет поймал ее взор. Он был холоден и спокоен. На него смотрела не азартная и простоватая эмансипэ, но умная и расчетливая женщина, умеющая владеть своими волей и чувствами.
— Благодарю вас, господа, — почти надменно сказала она и царственной походкой вышла из гостиной на палубу. Правда, царственность тут же улетучилась, когда она увидела беседующего с Прогнаевским Савелия.
— Савушка, Савушка, — подлетела она к нему, — а я начала обеспечивать себя сама.
Савелий непонимающе сморгнул.
— Что?
— Я только что выиграла в банк триста рублей!
— Ого! — воскликнул Прогнаевский. — Это больше моего будущего годового пенсиона!
— Ты играла в банк? — удивился Савелий.
— Да. Меня научил господин Дорофеев, — едва сдержалась она, чтобы не захлопать в ладоши.
— Ну вот, извольте видеть, Михаил Васильевич, — шутливо обратился к Прогнаевскому Савелий, — мало того, что моя супруга курит эти несносные папиросы, так она еще стала играть в азартные игры!
— И выигрывать, заметь! — засмеялась Лиза.
— Ну, что делать, — в тон Родионову промолвил Прогнаевский. — Эмансипация.
— А я еще люблю водить мотор, ездить на велосипеде и угощать приятных мне мужчин шампанским! — воскликнула она весело. Ее глаза так сверкали смешливыми искорками, что Савелию едва удалось удержаться, чтобы не расцеловать их.
— Значит, ты предлагаешь нам отметить твой выигрыш? — заразился ее веселием Савелий.
— Так я о том и толкую, господа мужчины. Какие же вы тугодумы.
— Вы как, Михаил Васильевич? — обратился к Прогнаевскому Савелий.
— Вы знаете, — улыбнулся подполковник, — хоть это и противоречит моим принципам, но я — за.
Они расположились за одним из столиков, что стояли прямо на палубе. Волга после того, как «Ниагара» прошла Нижний, разлилась, и редкие далекие огоньки по ее невидимым берегам совершенно сливались со звездами.
Немолодой официант принес шампанское в ведерке со льдом. Они выпили и замолчали, ибо, когда над тобой звезды и черное бездонное небо, все слова не более чем пустой звук.
— Вы так интересно рассказывали о поисках похищенной иконы, — все же нарушил молчание Савелий. — А вы сами верите, что найдете ее? И этот крест от короны?
— Честно признаться, не очень. Есть показания малолетней дочери сожительницы похитителя, что он разрубил икону в куски секачом, коим рубят мясо на котлеты, и сжег в печке. На щепках от сей православной святыни они согрели себе утренний чай. Следствие и суд эти показания не учли, да на них и нельзя строить ни обвинения, ни даже версий. Однако я думаю, что так оно и было.
— Вот как? А крест? — без всякого интереса спросил Савелий.
— А крест похититель спрятал в одном из своих тайников. Где — знает только он.
— Да, интересно было бы взглянуть на эту знаменитую икону, — задумчиво сказала Лизавета.
— Ну, это вполне возможно, — сказал Прогнаевский. — У меня есть фотографическая карточка.
Он полез во внутренний карман и достал довольно большую фотографию.
— Вот, прошу, — протянул он ее Савелию.
Родионов пододвинул лампу поближе и стал рассматривать святой образ. Изображение Богоматери было грудное, а Богомладенец был написан стоящим, обвитым по одеянию десницею и благословляющим двоеперстием. Лики Девы Марии и юного Иисуса были темны. Образ Божией Матери венчала вделанная в ризу корона в форме куполка, наподобие куполов православных храмов, только с более выпуклыми боками и разрезом посередине. Корона имела на маковке крест, буквально усыпанный мелкими бриллиантами. И было хорошо видно, что сам куполок короны украшен десятками очень крупных бриллиантов, а обод ее сплошь усеян алмазами.
— Впечатляет, — вздохнул Родионов, показав карточку Лизавете и вернув ее затем Прогнаевскому. Если и существовали у Савелия какие-то сомнения относительно задуманного дела, то теперь они отпали полностью. Овчинка выделки, несомненно, стоила.
Глава 11 РАЗДОЛЬЕ ДЛЯ ЛЕШАКА
Холм полукруглой формы, на котором стоял Свияжск, напоминал ежика, утыканного иголками: всюду кресты и купола, купола и кресты. Не город — сплошной монастырь. И вправду, в этом небольшом уездном городе, коего больше были даже кое-какие села по правому берегу Волги, имелось монастырей аж целых два: мужской Успенско-Богородицкий и женский Иоанно-Предтеченский. В каждом из них соборов да церквей не по единой, да в самом городу приходских церквей то ли семь, то ли восемь. Так что издали и немудрено было городок сей за один огромный монастырь принять.
Когда подошли ближе, увиделось: нет, в городке этом и двор гостиный имеется, и управа, и казначейство, и обывательские домы, и лавки. Имелись ремесленная школа, уездное училище, земская больница, кабаки и каменная тюрьма — все, чему и положено быть в каждом обыкновенном городе.
И все же Свияжск показался Лизавете каким-то особенным городом. Одиноко стоящий у широкой водной глади, он как бы парил над ней, плывя в обратную по ходу «Ниагары» сторону.
— Прямо какой-то Китеж-град, — сказала она Савелию.
Они стояли на палубе, облокотившись о борт. Утренний кофе был выпит, в каюту идти не хотелось, до Казани оставалось ходу часа два. Средь густого леса, сплошь покрывающего правый берег Волги, показался на небольшом плато Макарьевский монастырь, тоже какой-то сказочный, таинственный, похожий из-за окружающей его каменной стены на средневековый замок. А вокруг него — чаща, где и медведям, и лешакам, и самой Бабе-Яге не житье, а настоящее раздолье.
Потом прямо по-над берегом показались две огромные паровые мельницы, и Лизавета покачала головой:
— А вот и кончилась сказка.
Проплыл навстречу буксирный пароход, деловито пыхая из длинной трубы черным дымом, он тащил за собой аж три огромные баржи, из-за размеров коих казался почти игрушечным.
На палубе сейчас находились едва ли не все пассажиры первого класса, как и бывает обычно, когда багаж уже собран, каюта стала не добрым жильем, а казенным временным пристанищем и до конечной цели путешествия осталось совсем чуть-чуть. Кто стоял, как Лизавета с Савелием, облокотившись о перила, кто совершал последний променад по палубе, кто сидел за столиками, попивая чай с вареньем и бубликами, — во всем была некая печалинка, как в празднике, который вот-вот должен был кончиться.
Скоро показались Услонские горы с разбросанным по ним большим селом и дачами по их склону с яблоневыми и вишневыми садами и теплицами, в которых выращивались и арбузы, и виноград, и чудный заморский овощ — ананас.
А вот и Казань. Правда, покуда виднелись только ее колокольни и минареты, как бы вырастающие из серебристого тумана. И только через четверть часа показался сам город.
«Ниагара» вошла в устье Казанки и сбавила ход. Она прошла мимо ряда пароходных пристаней, сделала оборот вокруг горы с монастырем на ее маковке и причалила у пристани с прибитой под крышей большой вывеской «Пароходное об-во „НАДЕЖДА“. Затем машина встала, и из окна трактира пристани послышалось ухарски-пьяное:
Со святыми упокой, да, упокой.
Человек я был такой, да, такой.
Любил выпить, закусить, закусить
Да другую папрасить, па-пра-сить!
— Ну, вот и прибыли, — сказал Савелий, ступая на сходни. Его неизменный кожаный саквояж, как обычно, был при нем. Впереди шел стюард с чемоданами, позади Савелия, держась за него, стучала каблучками ботинок по деревянному настилу сходней Лизавета.
