Николай Иванников - Вепрь
В комнате Сережка сел возле кровати на колени и, уронив голову на одеяло, продолжал тихо плакать. «За что она со мной так? — думал он, всхлипывая. — За что? Ведь я ничего не сделал. Я даже не сказал ничего плохого, а она… шарфом по лицу».
О чём родители говорили на кухне, он не знал, слышно было только, что разговор идёт на повышенных тонах и говорит в основном папа. Потом голоса перенеслись в прихожую, сделались еще громче. Потом неожиданно наступила тишина. Всего на секунду. Вслед за этим мама отчетливо выкрикнула:
— Ну и чёрт с тобой! Плевать я на вас хотела!
Оглушительно хлопнула дверь. Удаляясь, зацокали по лестнице каблуки сапог.
Папа вошёл в комнату, сел на пол рядом с Серёжкой и потрепал его по волосам.
— Ты уже не плачешь?
— Мама ушла совсем?
— Нет, — ответил папа. — Она вернётся.
* * *За окном слышалось гудение автомобильных сигналов и ворчание моторов. В загадочной последовательности мигали огни фар и стоп-сигналов, шурша и сыпя искрами, проносились по площади Ленина полупустые троллейбусы. Гостиница «Сибирь» уже начинала забывать про дневную тишину и приступала к своей вечерней жизни с гомоном и шумом — её самый большой в городе ресторан стремительно наполнялся, люди много пили, ели и смеялись, однако в номере люкс на третьем этаже царила тишина, только ложечка тихо звенела по стенкам чашечки, размешивая в крепком кофе сахар.
Наконец Светлана устала от молчания.
— Мне жалко их, — сказала она, сделав крошечный глоток. — Поначалу убить была готова, а теперь вот стало жалко. Причём не столько Серёжку, сколько его самого. А вообще-то я сама сглупила, не надо было мне срываться, кричать, шарфом махать этим дурацким. Можно было соврать что-нибудь, дескать, так, мол, и так — он бы поверил. Он всему верит. Мало ли где я могла быть, правда? По магазинам ходила, а потом подругу встретила — тысячу лет не виделись, зашли к ней, поболтали. Не заметила, как время пролетело… А впрочем… Я и не хотела врать. Я и Серёжку-то ударила, чтобы Алексей разозлился, вытряс из меня наконец всю правду…
— А он, значит, не вытряс, — сжав в карманах кулаки, заметил Аркадий. — Значит, он не мужчина. Я бы вытряс. А вот сына ты зря ударила, детей вообще бить нельзя.
— Да я и не била его! — вскинулась Светлана. — Подумаешь — пару раз шарфиком шлёпнула!
— Шарфиком? — задумчиво переспросил Аркадий. — Он колючий, мокрый, тяжелый от воды… И в лицо… Нет, и шарфиком тоже нельзя. Нехорошо это. Серега у тебя хороший парень.
Она махнула рукой:
— Ты же его совсем не знаешь, как ты можешь судить?
— Ребёнок есть ребёнок. А вообще-то меня это мало интересует. Я хотел бы знать, что ты всё-таки решила?
Она надолго замолчала. Отпила кофе, поморщилась, добавила еще ложечку сахара и вновь стала размешивать. Аркадий терпеливо ждал, пожевывая фильтр сигареты.
— Не знаю, — наконец проговорила она. — Ещё ничего не знаю. Это только кажется, что так легко всё бросить, обо всем забыть, уехать чёрт знает куда. А как сказать им, что я решила их бросить? Как объяснить Серёжке? Или, может быть, ты хочешь взять его с собой?
Аркадий нахмурился.
— Ты должна сделать выбор сама, — ответил он. — Ни на что подталкивать я тебя не буду. Ты только пойми, я беру тебя не на время, не для того, чтобы отдохнуть в Сочи. Я беру тебя навсегда. Решать тебе. Учти, времени у тебя осталось мало. Через две недели я уезжаю к родне в Астрахань, а потом — Сочи, Прага, Берлин и вся Европа. Выбор за тобой.
Он подошел к ней, присев у ее ног, поцеловал сложенные на коленях руки.
— Я нанижу бриллианты на эти пальчики, — прошептал он, по очереди целуя каждый палец.
— Мне не нужны бриллианты, — ответила Светлана. Она видела, что Аркадий начинает возбуждаться, и ей захотелось немного пококетничать.
— Зато мне нужна ты, — судорожно задышал он. — Я всегда мечтал усыпать свою жену алмазами.
— Я ещё не твоя жена…
— Ты будешь ею!
Он вдруг вскочил, подбросил её, как куклу, легко поймал на руки и швырнул на постель.
— Здесь тепло, — он рывками развязывал галстук. — Тебе не нужна кофта и эти идиотские джинсы. Я вообще не переношу на женщинах штаны. Я люблю платье.
— Посмотрела бы я, как бы ты заговорил, если бы на тебя в сорокаградусный мороз напялили платье. Здесь тебе не Сочи, это Сибирь…
Разговор происходил шепотом, Светлана медленно раздевалась. Потом Аркадий упал на постель рядом с ней, сгреб в объятия и, уткнувшись в ее шею, замер. Она почувствовала, как он покусывает ей горло. Запустив пальцы в его шевелюру, она закрыла глаза. Постепенно он сползал все ниже, не оставляя на шее и груди нецелованного места. Тогда она принялась расстегивать пуговицы на его рубашке…
* * *Он отвёз её домой, когда была глубокая ночь Чёрная дорога петляла между черными домами, а с темного неба валил черный снег. Мороз к ночи заметно отпустил, видимо, устал за пять дней, да и ветра уже не было, так что снег падал медленно и важно, большими ленивыми хлопьями.
Аркадий проводил её до подъезда и поцеловал на прощание. Она отстранилась и посмотрела на возвышающуюся над ней громаду дома. Было очень тихо.
— Никто не видит, — успокоил он. — Все уже давно спят. Нет освещённых окон, кроме одного на третьем этаже.
— Это моё окно.
Его глаза расширились. Он посмотрел на нее удивленно, перевёл взгляд на окно, потом снова на неё. Светлана со вздохом развела руками:
— Он ждет меня. Я пойду.
Она повернулась и зашла в подъезд, но не успела за ней захлопнуться дверь, как он крикнул:
— Ты подумай! Хорошенько подумай! У тебя осталось две недели!
Светлана не ответила. Открыв своим ключом дверь квартиры, она молча разделась и прошла на кухню. Алексей мирно дремал за обеденным столом, уперевшись лбом в кулак. Она села рядом. Несколько минут сидела не двигаясь, затем осторожно дотронулась до его плеча. Муж моментально проснулся, поднял голову и уставился на нее сонными глазами. Светлана схватила его руку и прижала к груди.
— Лёшенька, прости, — всхлипнула она. — Миленький мой, прости, это я во всем виновата, я просто дура у тебя… Извини меня, ладно?
Алексей тяжело вздохнул. Ни слова не говоря, включил самовар, а когда тот подогрелся, налил чай. Две чашки.
Молча они выпили чай. Глядя перед собой, Алексей вымыл чашки и ушел в спальню. Светлана приняла душ, тщательно осмотрела себя и только затем последовала за ним.
Положив подушку под спину, Алексей полусидел в постели. Над головой горел ночник, источая мягкий жёлтый свет. Держа перед собой книгу, Алексей делал вид, что читает, но было заметно, что взгляд его рассеянно скользит по самой кромке страниц.
Светлана присела рядом, на край кровати. Пятернёй разлохматила его и без того растрёпанные волосы.
— Лёшенька, не молчи, — попросила она. — Если хочешь, ударь меня.
— Очень хочу, — ответил Алексей с каким-то равнодушием. — Жаль только, что это не в моих принципах.
— Не надо никаких принципов, — Светлана погладила его по волосатой мускулистой руке. — Накричи на-меня, обзови как-нибудь, надавай по щекам…
— Ты где была? — глухо спросил Алексей.
— У Люды Строговой, — ответила Светлана. — Я хотела остаться у нее ночевать, но потом не смогла, передумала… Если ты не веришь, позвони, спроси у нее, — она подала ему телефон с гулко заколотившимся сердцем. — Позвони, проверь. Номер я тебе сейчас скажу…
— Не надо, — остановил ее Алексей. — Я тебе верю.
Она с облегчением поставила телефон на место. Выдернула у него из рук книгу, бросила её на тумбочку и, погасив светильник, скользнула к нему под одеяло. Прижалась щекой к его плечу.
— Ты правда мне веришь? — спросила она.
— Нет, — ответил он. — Просто я тебя люблю.
* * *Школа была построена в форме буквы Н, одна сторона была трехэтажная, а вторая — фасадная — двухэтажная, и левое ее крыло полностью занимал спортивный зал. Главный вход школы находился сейчас с подветренной стороны, и поэтому здесь, под далеко выпирающим козырьком, было тихо и тепло. Ветер тоскливо завывал где-то далеко, за школой, здесь же не чувствовалось ни дуновения.
Алексей взглянул на часы. До конца уроков оставалось двадцать минут. Он оттолкнулся спи ной от железных перил, отряхнул перчаткой снег с рукавов пальто и вошел внутрь.
В школе было тихо, только из спортивного зала доносился гулкий стук волейбольного мяча и голоса с коротким эхом. Он прошел по светлому коридору с потрескавшимся линолеумом, повернул в левое крыло и, пройдя мимо раздевалки, остановился возле приоткрытых дверей с табличкой: «1-й «В» класс». Было слышно, как пожилая учительница Наталья Вадимовна что-то не спеша говорит, а ученики вразнобой повторяют за ней.
Алексей заглянул в узенькую щелку и сразу увидел Сережку. Тот сидел за второй партой в среднем ряду, в соседстве с пухленьким мальчиком в круглых очках. Сосед был явно отличником, радостью родителей и учителей, будущей гордостью школы. По Сережкиному же виду подобного не скажешь. Он почти лежал на парте, подперев рукой голову, локтем нахально забравшись на половину примерного мальчика.
