Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Колыма
— И долго там будет? — спросил Рафит.
— Завтра домой возьмем.
— А зачем?
— Как зачем? Из дома хоронить будем. Он здесь, в этом доме жил. Сегодня я его детям телеграммы дал. Может приедут на похороны.
— А где мы жить будем? Где спать? Мне ведь и отдыхать надо, — не сдержался Магомет.
— Выспишься. Он тебе не помеха. Потерпишь.
— С мертвым?
— А что? Он тебе живой не мешал. Мертвый и тем более, — оборвал Петро.
Магомет сел к окну.
— Я вот о чем хотел с тобою поговорить, — повернулся к нему Петро. Рафит насторожился.
— Скинуться нам с тобою нужно. На похороны Геннадия. Я только позавчера своим отправил. И он тоже. Сам знаешь, вкладов у нас не было. Все детям высылали. Помоги. Я тебе верну. Сам понимаешь, купить кое-что нужно. Костюм, ботинки, гроб. Ну и еще по мелочам. А у меня на кармане только на жизнь осталось.
— Но ведь и я недавно мать хоронил. Тоже ничего за душою нет.
— Я в долг прошу.
— Но нет у меня.
— Нет? Да ты только вчера обронил свою сберкнижку у проруби. Я же тебе ее вернул! Не для себя. Не на пьянку прошу. Тебе же будет стыдно, если я у чужих занимать пойду.
— А вы мне что — родные? Вклад! Ну и что? Нашел чем укорить. Я от себя отрываю. На консервах живу. По копейке собираю. А ты — дай! Не для вас копил. А то понравится умирать за чужой счет. Нашел! Ну и что? С книжки я ни для кого снимать не стану! — кричал Рафит.
Петро смотрел на него молча. Слушал. Потом одеваться стал. Натянув шапку поглубже на голову, к Магомету подошел вплотную:
— Сволочь ты! И посадили тебя не зря. Вот только на свободу таких как ты выпускают напрасно. Но ничего. Погоди. Таких как ты судьба наказывает. И похлеще, чем тюрьма. Не нужно твоих денег. Ни ему, ни мне. Обходились и обойдемся. Но ты, имея их, нищим сдохнешь! Как собака!
Резко повернувшись, он вышел из дома. И ночевать не пришел. Утром, встретившись с Рафитом на конюшне, отвернулся от него, как от незнакомого.
Магомет запрягал свою клячу. Потом взял и лошадь Геннадия. Хотел и ее запрячь. Но Петро, уже отъезжавший от конюшни, вдруг оглянулся. Увидел, вернулся к Рафиту. Взял у него лошадь Геннадия, молча отвел обратно. И сказал зло:
— Другой на ней работать будет. Завтра. Но если попробуешь тронуть кобылу — мозги твои в задницу вобью. Не смей к ней подходить! Дегенерат!
Магомет отступил молча. Поехал на речку на своей кляче. Набрал воды. Выехал на улицу села. Стукнул в дом, куда всегда привозил по утрам воду. Но выглянувший в дверь хозяин вдруг заорал:
— Убирайся отсюда! Не нужна нам твоя вода! — и, щелкнув дверью, ушел.
Магомет удивленно пожал плечами. Поехал к другому дому. Стукнул как всегда в окно. Выглянула хозяйка. Нахмурилась. Вышла не торопясь, как обычно:
— Мы у вас воду брать не будем. Больше не приезжайте к нам.
— Почему? — удивился Рафит.
Но женщина, ничего не ответив, молча ушла.
Рафит к третьему дому подъехал. Там старик в окно выглянул. И, тяжело переступая, на крыльцо вышел:
— С другим мы договорились. С прежним. Не вози нам больше.
В следующем доме и совсем обидно вышло. На стук Рафита
мальчишка сопливый, нос рукавом вытирая, вышел из дверей. Показал Магомету язык и крикнул, будто глухому:
— Проваливай отсюда, пока я Трезора на тебя не спустил. Никто у тебя воду брать не будет!
Понял Магомет. Понял, что Петро подговорил всех не брать у него воду. А тот никому из жителей села ничего такого не сказал. Просто выйдя из дома пошел в клуб. Там собрание проходило. Он зашел. Сам не зная зачем. Потерявший от горя голову. Тут его начальник коммунхоза увидел. Подошел. Спросил.
— Что не в настроении?
И рассказал ему Петро все.
Тот, слушая, только краснел. Головою качал. А потом взял за плечи Петра:
— Успокойся! Ну! Это мы все наладим. Сами.
Петро вышел из клуба. А начальник коммунхоза, дождавшись пока за ним закроется дверь, вышел перед жителями села.
— Вы уж простите меня! Я не по повестке, не по теме сказать хочу. О насущном нашем. Сегодня умер наш водовоз. Все вы его знаете. Я говорю о Геннадии, — председатель коммунхоза снял шапку. Оглядел зал. Все мужчины, даже дети сняли шапки. Минуту стояли молча.
Он был фронтовик. Две войны прошел. И приехал к нам н село. По семейным обстоятельствам. Помогал своим детям. Он из-за них здесь жил. Помогал не только своим детям, а и всем нам. Я думаю, мне не надо перечислять то доброе, что делал он нам всем, каждому дому, человеку. Это все останется в нашей памяти, в наших сердцах. Но теперь его нужно отправить в последний путь. Но сбережений у Геннадия не было никогда. Нет их и у его близкого друга— Петра. А ведь Геннадий был и нашим другом. Большим и бескорыстным. Я прошу вас всех помочь Петру. Проводить достойно нашего друга.
— Он сказал, что не может. Нет у него.
— Да врет он! Мы-то знаем! — возмутились работники сберкассы.
— Рафаэлов сказал Петру, что понравится, мол, нам умирать за его счет, — побагровел начальник коммунхоза.
— Подлец! Пришлый. Байкотировать его надо. Мерзавец! Три жизни думает прожить! Так что вы мне ответите? — спросил начальник. Все полезли в карманы. Доставали деньги. Через полчаса женщина составила список, и отнесла Петро утром пачку денег. Тот, изумленный, взял их, а потом сказал:
— Много собрали.
— А всем, что нужно, мы тебе поможем. И одеть его. И венки. Ты не беспокойся. Костюм Геннадию и ботинки сейчас принесут тебе.
— Так я уже не живу в том доме. А в общежитии ПМК. Так мне посоветовали. Пусть этот сам там живет. И хоронить Гену из коммунхоза будем.
— Ну что ж, мы туда и принесем, — сказала женщина и ушла из конюшни.
Еще в клубе решили люди не брать больше воды у Рафита. Решили сами. И как ни уговаривал начальник коммунхоза их — не лишать человека заработка — жители села не согласились на его уговоры.
До обеда Рафит мотался по селу с полной бочкой воды. А после обеда она стала схватываться льдом.
Злой, измученный, раздраженный подъехал Рафит к коммунхозу. Там люди толпятся. И только тут он вспомнил, увидев венки, что умер Геннадий.
Проходя мимо красного уголка, увидел гроб. Около него Петр, начальник коммунхоза, другие люди. Магомет пошел к ним.
Ох, какие злые глаза у них. Сколько в них холода! Больше, чем на улице. Как они смотрят на него! Но за что? — замедлил шаги Рафит.
— Поговорить я с вами хотел, — подошел он к начальнику коммунхоза.
— Здороваться сначала надо, не в конюшню пришли, — глянул тот на Магомета исподлобья.
— Я не к покойнику пришел! — огрызнулся Магомет.
— Говорите, что вы хотели? — сказал начальник, прервав спор.
— Я один-на-один хочу.
— А у меня ни от кого секретов нет.
— Не могу при них.
— Мы все жители одного села. Не стесняйтесь. Да и отношения у нас не таковы, чтобы уединяться, — усмехнулся начальник.
— Воду у меня не берут люди! Сколько времени езжу. Вода в бочке замерзает. Никто не хочет брать!
— А я при чем? Мне в коммунхоз воду вчера Петр привез. Еще неделю не потребуется.
— Сговорились! Я так и знал. Выживаете!
— Не забывайтесь, Рафаэлов, где вы находитесь! Я не могу заставить людей силой. Не могу приказать, чтобы покупали у вас воду, если они этого не хотят! Они мне не подчиняются у себя дома! И каждый из них волен в своих поступках вне рабочего места! — разозлился начальник коммунхоза.
— А как я теперь? Что делать буду? — растерялся Рафит.
— Без работы не останетесь.
— А как же лошадь?
— Другой будет на вашем месте. Обходились же мы без вас. И ничего!
— А заработки мои! Что, на оклад переведете?
— Хорошо! Будете возить воду в баню, школу и больницу, — ответил начальник.
— Но там же я копейки буду зарабатывать!
— Оклад, а не копейки! Мы все на окладах. Без чаевых живем. Чем вы лучше других?
Вечером Рафит сидел один в доме. Петро не пришел. И никто, из нуждавшихся в жилье. Он озирался по углам. Иногда ему слышались шаги на крыльце, но это обманчивое воображение рисовало желаемое. То виделось ему лицо Геннадия, то Петра. Так шли дни. И вот однажды он зашел в магазин. Купить продуктов решил. Люди в очереди зашушукались, захихикали. Вначале тихо. А потом откровенно, в лицо. Женщины пальцами стали на него показывать.
Магомет решил дождаться своей очереди на улице. Вышел. Стал у двери. Мужчины, стоявшие на крыльце, отошли от него. Стали отдельно. Рафит пошарил по карманам. Не оказалось спичек. Спросил у мужчин. Они, как раз прикуривали.
— Чего? Спичек? Понравится тут каждому на шармачка. Свои иметь надо! — и отвернулись.
Не думал брать бутылку Рафит, но настроение совсем упало. И решился. Взял. Дома поставил ее перед собой. Пил «винтом». Закусывал тушенкой, хлебом. А потом опьянел. Колотился кулаками. Проклиная село, людей и себя. Плакался темным углам на судьбу свою корявую. Но вот один угол ожил. Из него Геннадий вышел.
