Найти «Сатану» - Корецкий Данил Аркадьевич
Головлев осторожно взял увесистый прямоугольник, покрутил в руках. Полированный металл отражал солнечные лучи, отбрасывая яркие зайчики по кабинету. Плотно подогнанные половинки не позволяли даже волос воткнуть между ними. И никаких защелок, потайных кнопок — ничего. Он показал странный портсигар своим спутникам, но те, вместо того чтобы помочь делом или советом, спрятали руки за спину и отодвинулись еще дальше. Пожав плечами, Головлев осторожно положил портсигар обратно на стол.
— Не получается, товарищ Генеральный секретарь!
Генеральный недовольно выпятил нижнюю губу.
— Врачи разрешают не чаще одной сигареты в час. Вот он и открывается раз в час. Такие же умники, как ты, придумали! А ты открыть не сумел! Как же ты изобретаешь? Костя, что он изобрел?
Палец Черненко ткнул в блокнот.
— А-а-а, «Периметр»! — кивает Генсек. — Тогда молодец! Здорово мы «Мертвой рукой» американцев за горло прихватили! А то они окружили нас своими «Минитменами» и думали, что самые умные…
Наступила пауза.
— А зачем вы пришли? — спросил Генсек. — Костя, какой у них вопрос?
Очевидно, он уже устал: прием затянулся.
— Да мы же договор подписали, — начал объяснять Черненко. — Ну, этот, ОСВ-2…
— Подписали, — кивнул Леонид Ильич. — Я с Картером и подписал. Он мужик неплохой, понимающий, хотя и капиталист. Зачем нам столько ракет?
— А «Периметр» подпадает под сокращение, — продолжил Черненко. — Вот они и пришли посоветоваться…
— Ну и пусть советуются! Чего они тогда молчат? Говори, Михал Федорович!
Министр обороны переступил с ноги на ногу.
— Очень хорошая система, Леонид Ильич, такой в мире нет! Наши советские конструкторы ее придумали! Жалко ее резать да взрывать! Тем более, недавно развернули, люди уверенность почувствовали…
— Конечно, жалко: такую работу и — псу под хвост! — подхватил Толстунов.
Брежнев недовольно засопел.
— Так что вы предлагаете? Не выполнять договор? Это же не так просто: все под международным контролем…
Маршал откашлялся.
— Мы тут подумали, посоветовались, и предложение есть вот какое: всю систему уничтожить, как положено, а одну ракету тайно оставить на боевом дежурстве… По документам все будет правильно, комар носа не подточит… А одна «Р 36М» будет стоять в запасе — на всякий случай. Вдруг они нас обманут да первыми накроют?! Тут и получат!
— Вот вы что придумали… А что она одна сделает?
— Да разрубит Америку на две части, — вмешался главком РВСН. — Есть у них Панамский канал — он метров восемьдесят шириной. А то будет километровый пролив! Только плавать по нему будет некому!
— Гм… Ну… А конструкторы как считают? Получится такая комбинация под международным контролем?
Усов обычно отвечал первым, как старший и более опытный. Но сейчас он промолчал, явно пропуская младшего коллегу вперед.
— Получится, Леонид Ильич! — сказал Головлев.
И Усов кивнул, вроде поддержал.
— А ты, Константин, что скажешь? — продолжал сомневаться Генеральный секретарь.
— Михаил Федорович со мной советовался. Думаю, он прав. Мало ли что американцы задумают… Пусть у нас эта ракета как засадный полк в этой, как ее, битве.
— Гм… Так что, будем выносить вопрос на Политбюро?
Маршал Уваров едва заметно покачал головой.
Черненко доверительно нагнулся к заросшему волосами уху Генерального.
— Вопрос уж больно деликатный. Никаких официальных решений тут быть не может. Наш разговор в секрете должен остаться…
В кабинете повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь сопением хозяина. Черненко, различающий оттенки этого сопения, мог определить в нем оттенки недовольства. Остальные присутствующие, похоже, перестали дышать вовсе. Чувствовалось, что дело идет к провалу. Все знали, как это бывает — раздраженный взмах руки и окрик: «Куда вы меня втягиваете?! Забудьте всю эту ерунду!»
Но тут проиграла короткая мелодия и портсигар раскрылся. Генсек, потянувшись, схватил его, вынул сигарету, сунул в рот, прикурил от настольной зажигалки, жадно затянулся… Потом расслабленно выпустил дым кольцами и сказал:
— Ладно, работайте! Только чтобы действительно комар носа…
Генсек замолчал — он устал. Черненко сделал нетерпеливый жест рукой — будто крошки со стола смахивал.
— Всё, свободны!
Визитеры облегчённо выдохнули, развернулись и направились к двери.
Обратный путь по длинным коридорам показался Головлеву значительно короче. У здания Сената их ждали машины: министра обороны — «членовоз» «ЗИЛ-114», прозванный так потому, что на нем возили только членов ЦК КПСС, главнокомандующего РВСН — транспорт попроще — «Чайка», а конструкторов — обычная черная «Волга» на двоих, которая казалась совсем невзрачной на фоне автомобилей для высшего руководства.
— Спасибо, товарищи ученые! — маршал Уваров демократично пожал руки Усову и Головлеву, а Толстунова придержал за рукав.
Тот понял и тоже попрощался с конструкторами. Те погрузились в «Волгу», и она, нарушая субординацию, объехала «ЗИЛ-114» и «Чайку», направляясь к Спасским воротам. Военные остались наедине.
— Ну, я свое дело сделал, вопрос решен на высшем политическом уровне, — негромко сказал министр. — Дальше твоя работа. Задача ясна?
Он сунул Толстунову сухую, узловатую, откровенно старческую руку и сел в предупредительно открытую адъютантом дверь своего «ЗИЛа».
— Так точно, товарищ министр! — отрапортовал главком в сухую, согбенную спину.
«Чайка» еще ехала по территории Кремля, когда Толстунов поднял трубку радиотелефона и соединился с дежурным офицером своей приемной.
— Сагаловича завтра с утра ко мне! — не здороваясь, приказал он и тут же отключился.
Что такое «с утра», подполковник Сагалович не знал: каждый день он прибывал на службу без четверти восемь, и при этом слово «утро» никогда не фигурировало: это считалось вполне естественным. Поэтому сегодня он ехал к семи. Еще толком не рассвело, на улицах царил полумрак, немногочисленные машины шли с включенными фарами. В метро было свободно, он сел и просмотрел свежие «Правду» и «Известия», которые ежедневно покупал в киоске возле дома и изучал от корки до корки.
В глаза бросилось сообщение ТАСС на первой странице: «Советские вооруженные силы приступили к сокращению стратегических вооружений в соответствии с Договором ОСВ-2. В Москву прибыли иностранные наблюдатели для контроля за исполнением положений Договора. Советские военные, в свою очередь, отправились в США…»
Да-а… Все это хорошо и здорово, но сколько частей сократится, сколько офицеров отправятся на пенсию, никто не думает. Руководство обещает смягчить снижение штатной численности, но это все равно что подложить матрац человеку, вынужденному прыгать с четвертого этажа… Правда, его самого сокращения не коснутся, но сколько ребят пострадают, сколько товарищей останутся без работы.
С такими тяжелыми мыслями Сагалович вышел из метро и быстро пошел по улице. Ему было тридцать пять. Высокий, крупного телосложения, с большими ступнями и ладонями, каждый шаг — в метр. И голова у него была, крупной, с жесткими вьющимися волосами, так что форменная фуражка с трудом держалась на своем месте. Он легко прошел четыре квартала и оказался у высокого забора с железными зелеными воротами, на которых краснели звезды.
Предъявив удостоверение и пропуск высшей степени доступа, подполковник Сагалович прошел через КПП на территорию Главного штаба РВСН. По широкой аллее он направился к старинному зданию из красного кирпича, которое давно требовало ремонта. Если когда-нибудь деньги на ремонт найдутся, то старания дореволюционных архитекторов, конечно, не сохранят и фасад утратит свою оригинальность и неповторимость.
Он пришел рано, двор был пуст, только двое солдат-срочников с мётлами в руках, заметив офицера, прервали неторопливую беседу и начали старательно мести аллею, вздымая клубы пыли. Хотя работающие военнослужащие могут не приветствовать старшего по званию, при приближении подполковника они приняли строевую стойку и синхронно отдали честь, держа упертые рукоятками в асфальт метлы левыми руками, как несуразно длинные ружья. Сагалович только рукой махнул — мол, вольно, работайте дальше!
