Андрей Воронин - Комбат не ждет награды
«Отработать с полчасика, затем жить безбедно целую неделю, а то и две. К тому же Валентин Витальевич никакой не извращенец, – думала Анжелика, приседая на полусогнутых ногах. – Он человек солидный. Правда, черт его знает чем он там занимается, но вроде не бандит. Да и многого от меня не требует».
Анжелика уже привыкла, занимаясь сек-, сом, думать или о своих делах, или о чем-нибудь совершенно отвлеченном. Для себя она делала вид, будто то, что происходит, происходит с кем-то другим, а совсем не с ней, хотя при этом умело изображала возбуждение, постанывала, замирала, прогибалась. Она хорошо для себя усвоила: мужчинам очень нравится, когда женщина кончает вместе с ними. Поэтому всегда умело изображала оргазм, хотя при этом сама оставалась холодна, как формочка для льда в морозильнике, которую поставили туда, да забыли о ней навсегда.
– О! О! О! – приговаривала она, запуская свои шоколадные пальцы в коротко стриженные волосы подполковника Борщева.
– Да будет тебе стараться! – сказал подполковник.
– Вы о чем? – тут же сменив постанывания на нормальный тон, но не забывая при этом двигаться, поинтересовалась Анжелика.
– Изображаешь из себя…
– Мне хорошо с вами, Валентин Витальевич.
– Думаешь, я не вижу, что ты фригидка?
Анжелика почувствовала, что к Борщеву пришло облегчение. Некоторое время поколебалась, изобразить ли оргазм, затем все-таки не стала этого делать. Посидела, не двигаясь, подождала, пока у подполковника пройдет возбуждение и медленно поднялась.
– Вам это не нравится?
– Мне без разницы, – искренне отвечал Борщев, – мне главное, чтобы баба бабой пахла. Думаешь, почему я тебя выбрал? Белых что ли мало?
– Экзотика, – склонив голову на бок, отвечала Анжелика, беря со стола салфетку и прикладывая ее себе между ног.
– Я в календаре прочел, что у негритянок потовых желез в три раза больше, чем у белых, а значит, и пахнут они сильнее. А ты шампунью помоешься, дезодорантом так себя обрызгаешь, будто тараканов травишь!
Анжелика подумала:
"Что-то в его рассуждениях есть, но противно. Хотя у каждого в сексе свои заморочки.
Одному подавай толстых, другому худых, третьему сиськи нужны по пять кило каждая…"
– Чего встала? Теперь можешь и помыться, – заметив, что Анжелика колеблется идти ли ей в ванну, сказал Борщев.
– Спасибо.
– За что, дура, спасибо говоришь?
– Вы добрый, щедрый.
– Не бойся, свое назад получаю.
Борщев сидел со спущенными штанами и сосредоточенно смотрел на свой обмякший член, будто собирался поднять его одним взглядом, как поднимают звуками дудочки из плетеной корзинки кобру заклинатели змей.
– Иди, чего стоишь?
Анжелика скомкала салфетку в руке и прошла в ванную. Оттуда послышался шум воды, девушка даже мурлыкала себе под нос какую-то песенку. Самое неприятное для нее осталось позади, любвеобильностью, во всяком случае с ней, Борщев не отличался. Обычно приходилось трахаться за время его приезда дважды: сразу по приезде и перед отъездом.
– Кто ты хоть по национальности? – послышалось из комнаты.
Анжелика в это время сидела на корточках в ванной и что было силы терла себе ноги мочалкой.
– Как это кто? Русская конечно.
– Ну да? – рассмеялся Борщев, поднимаясь с кресла и подтягивая штаны.
– Можете паспорт посмотреть.
– Да видел я всяких русских – Борисов Ефимовичей вот с такими шнобелями и фамилиями Иванов, и раскосых монголов. С такой кожей, как у тебя, нельзя быть русской. У тебя в паспорте должно быть написано «племя мумбо-юмбо».
– Не знаю. Как записали, так и есть, – не стала спорить Анжелика. Ей этот спор был абсолютно не интересен.
Борщев, придерживая штаны руками, зашел в ванную комнату и, весело поглядывая на Анжелику, не испытывая никакого неудобства, помочился в унитаз, слил воду. Затем взял пасту, зубную щетку и принялся чистить зубы.
Делал он это обстоятельно и долго, а напоследок похлопал девушку по голому заду, радуясь тому, что в ванной звук получается звонкий и громкий.
Когда Анжелика вошла в комнату, Борщев уже лежал в постели и посапывал. Она устроилась рядом, на всякий случай положив рядом с подушкой трубку радиотелефона. Ей не хотелось, чтобы Борщев первым взял ее, если прозвучит звонок.
Мало ли кто мог набрать ее номер!
Если до этого Анжелике страшно хотелось спать, то теперь она уже перешагнула тот рубеж, когда глаза закрываются сами. Желание спать пропало напрочь, смытое вместе с потом обильной пеной. Она лежала, прислушиваясь к ровному дыханию Борщева и непроизвольно принюхивалась. Странное сочетание запахов царило в ее комнате: дорогого шампуня, табачного дыма, спиртного и мужского пота.
«А все-таки он ничего, – подумала Анжелика. – Лучше многих. Во всяком случае, за те деньги, которые мне дает, мог бы потребовать и большего. Но почему я не слышу запаха собственного пота? Наверняка он остался в комнате».
Глаза у Анжелики уже привыкли к темноте и она разглядела, что за то время, пока она мылась в ванной, Борщев уже успел распаковать свой чемодан. Во всяком случае, на дверце шкафа уже висел дорогой костюм в расстегнутом пластиковом чехле.
Анжелика выскочила из-под одеяла, опустила босые ноги на ковер и прислушалась.
Борщев дышал все так же ровно.
«Спит», – подумала мулатка.
Затем крадучись подобралась к костюму и запустила свою узкую ладонь во внутренний карман пиджака. Тут же ощутила под пальцами тугую пачку денег. Вытащила ее, посчитала.
"Пятидесятитысячные, пачка начатая.
Вряд ли он знает точно сколько бумажек вынул из нее", – решила Анжелика, вытаскивая несколько купюр и сжимая их в ладони.
Пот страха тут же выступил на ее обнаженной спине, когда она услышала спокойный голос подполковника Борщева:
– Зачем по карманам лазишь? Я тебе что – денег не даю?
– Любопытство, – сдавленным голосом произнесла мулатка и принялась расправлять успевшие стать влажными в ее ладони бумажки.
– Дура ты дура! Деньги я даю тебе за то, что трахаешься. Отрабатываешь свое неплохо.
Надо – проси больше.
Ни злости, ни осуждения не чувствовалось в голосе Борщева, просто констатация голого факта.
– Так и я же вам всегда даю и беру, когда ни попросите и как вам хочется…
– Возьми еще пять бумажек и ложись спать. Завтра мне вставать рано.
Борщев вновь повернулся на бок лицом к стене и быстро уснул – так быстро, как это умеют делать только военные.
Анжелика еще постояла некоторое время в растерянности, теребя в руках согнутые пополам влажные бумажки, затем вытащила еще пять купюр и аккуратно положила пачку денег на место. А ставшие уже своими деньги прятать не стала, положила на видном месте на журнальном столике, придавив их бокалом с недопитым шампанским. Теперь она даже испытывала какие-то нежные чувства к Борщеву. Ей захотелось обнять этого мужчину, уткнуться ему в шею и сказать что-нибудь ласковое.
– Дорогой вы мой.
– Что?
– Я хотела…
– Спи.
– Послушайте…
– Спи.
Но когда она оказалась с ним под одним одеялом, то замерла, остановив уже занесенную над его волосами руку.
"Он прав. Дура я настоящая. Делаю черт знает что. Всего хватает, но хочется еще.
А спроси меня – и сама не скажу зачем".
Теперь уже и запах его немытого тела не казался мулатке таким отвратительным.
Анжелика легла на спину, забросила руки за голову и принялась мечтать о том, какой может стать ее жизнь, если, конечно, Валентин Витальевич не исчезнет так же внезапно, как и появился. Вскоре на губах девушки появилась широкая улыбка, и в темной комнате сияли лишь три белых пятна: приоткрытые в улыбке зубы и глазные белки.
Молчал музыкальный центр, бездействовал телевизор. Лишь отсвечивали зеленым и красным огоньки аппаратуры, готовой в любой момент выполнить приказание своего хозяина: то ли разразиться громкой музыкой, то ли показать сцены извращенного секса, то ли связать по телефонной сети с нужным человеком.
Но пока еще стояла ночь, хоть она и подбиралась к утру. К тому же была ночь с пятницы на субботу, а значит, никаких дел до самого рассвета не предвиделось.
Глава 7
От звука будильника первой проснулась Анжелика. Подполковник Борщев еще ворочался, но уже понимал, выспаться не придется. Какое такое дело назначено у него на позднее субботнее утро, девушка не знала. Ведь подполковник не посвящал ее ни в какие подробности собственной жизни, предоставляя ей довольствоваться только знанием его настоящих имени, отчества.
– Я кофе сварю или чай.
– Лежи, лежи, – Борщев перебрался через нее, больно наступив коленом на бедро.
Анжелика вскрикнула.
– Ой!
– Ты что, ноги прибрать не можешь?
– Сонная еще.
– Дура ты сонная.
Борщев прошлепал босыми ногами в ванную, долго там фыркал, смывая вчерашний пот и следы занятий любовью. Затем он долго и тщательно брился. Пришлось два раза намыливаться, потому что с первого раза не удалось удалить всю щетину на обветренном, изборожденном неровностями лице.
