Евгений Сухов - Алмаз в воровскую корону
— Теперь ты часть меня. Мы всегда будем вместе.
Елизавета возбуждала его любым своим прикосновением. Степану оставалось только удивляться, откуда же у нее берутся силы. Девушка в своем желании не отставала от него, и Степан поражался той неуемной страсти, которая была сконцентрирована в ее нежном теле.
В объятиях любимой женщины время всегда летит незаметно. Это истина, не требующая доказательств. От Елизаветы он ушел на рассвете, пообещав, что придет на следующую ночь. До начала службы оставалась каких-то пара часов, и нужно было немного поспать, а если не получится, то хотя бы просто полежать, вытянувшись во весь рост на кровати.
Куприянов обернулся, ожидая, что Елизавета провожает его взглядом. Так оно и вышло — приникнув лицом к стеклу, девушка высматривала в ночи Степана. Улыбнувшись, он поднял на прощание руку и мягко закрыл за собой калитку.
Все! Отношения с девушкой перешли в совершенно иную плоскость. Трудно было сказать, упростились они или, наоборот, осложнились до невероятного. Гадать пока не стоило, но ясно одно: на службе с ней следовало держаться точно так же, как и прежде, чтобы ни у кого и мысли не появилось о том, что их связывает нечто большее, чем чисто деловые отношения.
Рассветало. Скамейка под каштаном была видна издалека, вокруг щедро разбросаны окурки. Курили в основном махорку, как говорится, не до баловства. И курили до тех самых пор, пока огонек не подбирался к самым пальцам. Немного в стороне валялось еще два окурка, но это уже «Герцеговина Флор». Причем папиросина была выкурена до половины, после чего отброшена и безжалостно раздавлена каблуком. Создавалось впечатление, что курильщик явно нервничал. Вот только с чего бы это?
Куприянова охватило нехорошее предчувствие. Теперь он не сомневался в том, кому мог принадлежать этот окурок. Такой пижон на весь Крым был один. Коробов! Имеется вполне объяснимая причина, почему он крутился вокруг дома Елизаветы. Собственно, та же самая, по какой пришел и сам Степан. Неприятностей от заместителя начальника военной контрразведки ему следовало ожидать не позднее сегодняшнего утра.
Будь что будет!
От принятого решения ему сделалось спокойнее. Куприянову хотелось обернуться, чтобы еще раз посмотреть в сияющее лицо Елизаветы, и ему пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не поддаться соблазну.
Сначала он хотел сразу отправиться в штаб дивизионной разведки. Но, подумав, решил поступить более благоразумно — пусть лучше неприятное случится дома. Оно как-то полегче. Уже подходя к квартире, Степан обратил внимание на то, что у калитки брошен еще один злополучный окурок «Герцеговины Флор». Пижон! Следовательно, здесь его уже поджидали. Осмотревшись, Степан никого не увидел и, достав ключ, уверенно отомкнул дверь.
В комнате он посмотрел на часы. Интересно, сколько же ему придется дожидаться визита? Свет он включать не стал. Устроившись за столом, приготовился к недолгому ожиданию. Откуда-то взялась уверенность, что он не успеет выкурить даже папиросу. Что ж, имеется возможность проверить собственную интуицию.
Куприянов сделал уже третью затяжку, когда в дверь громко постучали. Ожидания оправдывались сполна. Подниматься не хотелось, да и табачок казался необыкновенно сладеньким.
— Куприянов, открывай дверь! — раздался требовательный голос.
Степан потянулся к кобуре. А что, если поступить иначе, например, дать два выстрела через дверь, потом удар ногой в оконную раму и прыжок в огород, а оттуда бегом по насыпи к морю? Вряд ли они сумеют его достать, даже если поднимут по тревоге целую дивизию. С его оперативным опытом несложно будет затеряться среди многочисленных воинских частей, затем незамеченным выбраться из Крыма, а дальше можно укатить в Сибирь.
Вот уж где не будут искать!
«Но как же Лиза?!» — внутри невольно похолодело. К Степану окончательно вернулось понимание того, что первой, кому начнут выкручивать руки, будет Лиза, которая пострадает только потому, что имела неосторожность уступить его настойчивости.
«Отставить!» — Степан поднялся и уверенным шагом направился открывать дверь.
В комнату вошли три человека, еще двое остались стоять на улице, сжимая в руках «ППШ». С двумя из них, старшими лейтенантами из «Смерша», Степан был знаком шапочно, а вот с капитаном Сидорчуком вместе выпили не один литр водки: им было о чем поговорить, что вспомнить. Куприянов даже испытал некоторое чувство облегчения, что среди ночных визитеров был именно Сидорчук.
Степан отошел в сторону, пропустив ночных гостей.
— Что-то вы больно поздно в гости ходите, — суховато заметил Куприянов. — Или, наоборот, слишком рано.
Шутку не оценили. Лица у вошедших оставались серьезными. Всем своим видом они давали понять, что дело нешуточное, сейчас не до баловства! Между тем никто не пытался оттеснить его плечом в глубину комнаты, никто из вошедших не злословил. В конце концов, ведь он был одним из них. Чувство корпоративности взяло верх.
— А ты никого не ждал? — спросил один из старших лейтенантов с густой сединой на висках.
— Признаться, нет.
— Значит, мы приготовили тебе сюрприз. Собирайся, поехали к полковнику Ершову! — сказал Сидорчук.
Полковник Ершов возглавлял службу «Смерша». Организация серьезная, как, собственно, и люди, которые в ней служат. Пустяками эти люди никогда не занимались.
— Я офицер НКГБ, — напомнил Куприянов. — Мое начальство знает об этом?
— Не переживай, — прозвучал лаконичный ответ, — все согласовано.
— Письменным разрешением?
Губы капитана слегка скривились.
— Письменным.
Значит, все-таки его отдали свои! Куприянову хотелось верить, что за него боролись и что, прежде чем отдать на откуп в военную контрразведку, были опробованы все варианты: методы убеждения, давления, шантаж, — которые нередко применяются при соперничестве между спецслужбами. И только когда стало ясно, что плетью обуха не перешибешь, свои люди нехотя отступили в сторону.
Куприянов внимательно посмотрел на капитана. Теперь перед ним был совершенно иной человек — исполненный чувства собственной значимости, вряд ли он помнил о шумных застольях, проведенных в одной компании. Власти у него сейчас предостаточно, если Сидорчук разрядит в Куприянова всю обойму, то вряд ли будет проводиться даже служебное расследование. Найдется немало свидетелей, как бедный подполковник Куприянов, изловчившись, стал сам прыгать на пули.
В «Смерше» все было не так, как у их коллег из армейской разведки. Они часто скрывали даже звания, предпочитая носить погоны на пару звездочек меньше. Скромняги, блин!
Кивнув, Куприянов направился к выходу, понимая, что более никогда не вернется в этот дом. Внутри крепко щемануло, подержало несколько секунд за душу да и отпустило ее на покаяние.
Ничто не говорило об аресте, даже ремня со штанов Куприянова не сняли. Конвоя за спиной тоже не было, обстановка почти домашняя. Полковник Ершов долго мешал в кружке чая колотый сахар, прежде чем обратил внимание на Куприянова. В какой-то момент Степану показалось, что он и арестанту предложит хлебнуть крепко заваренного чайку. Однако этого не случилось — откинувшись на спинку стула, полковник вдруг озабоченно, явно сочувствуя Куприянову, спросил:
— Как же это тебя так угораздило?
Секунду Степан соображал, как следует вести себя с прежним приятелем, после чего отвечал:
— Это вы о чем?
Полковник изобразил удивление:
— Официально, значит? Ну-ну… Как же о чем? Расстрелял почти всю группу диверсантов! А ведь с немецкой разведкой можно было бы вступить в радиоигру. Ты лишил нас очень хорошего шанса попудрить противнику мозги.
— Остался в живых именно радист, — хмуро заметил Куприянов.
Полковник Ершов был направлен в Ялту из Главного управления контрразведки. В его задачу входило организовать эффективный розыск вражеской агентуры на территории Крыма. Кроме того, он являлся большим специалистом по радиоигре с противником, власть его на территории Крыма была огромной.
Начальник контрразведки обхватил кружку ладонями, пытаясь согреть озябшие пальцы. В комнате было прохладно, и Куприянов невольно поежился.
— С утра лучше всего бодрит чай, — уверенно сказал Ершов. — Плюхнул полпачки на кружку, и хорошо! Сердечко стучит, разгоняет кровушку по жилам, а на душе радостно становится… Так вот, я тебе хочу сказать, радист не та фигура, чтобы знать все! Все может знать только старший группы. — Прищурившись, полковник спросил: — А знаешь, кто из них был начальником группы?
— Тот, что с орденом.
— Верно, — одобрительно хмыкнул Ершов, — он самый… Как ты догадался?
— Ну так начальство трудно не угадать. Мы тоже выслеживали эту группу.
— Хочешь сказать, что разведки не согласовали свои действия?
