Серия "Афган. Чечня. Локальные войны-3". Компиляция. Книги 1-28 (СИ) - Щербаков Сергей Анатольевич
— Слушай, — говорю я, — А ты завтра во время второй пары и смотайся к своей подруге.
— Как смотайся? — удивился Степной.
— Да всё очень просто, завтра вторая пара тактика, лекция. Препод, ты сам знаешь, личный состав проверяет по журналу, за тебя крикнут «Я!», он и считать не станет. Лекции он как ведёт? Почитает, почитает да и уйдёт куда-нибудь до конца занятий, а потом английский, ты же тоже в моей группе, я скажу, что ты в наряде, а в журнал «Н», потом не поставлю и все. Да-а-а-а-а-а, тем более наша преподша болеет, мне земеля со старшего курса сказал, она у них тоже преподаёт, сегодня их группа всю пару дрыхла.
А потом обед, кому ты нужен? А после обеда самоподготовка.
Вова задумался и в задумчивости выпил еще и мою банку пива, пришлось отобрать банку и вывести его из задумчивости.
— Ну что, давай решайся! Гражданку спрячешь в старой казарме, фиг тебя кто спалит.
Вова мелко задрожал, и махнул рукой:
— Точно! Только ты уж попытайся меня качественно отмазать, я тебе еще пивка принесу.
— Ты мне простынь сдай, которую должен еще с первого курса!
— Да я тебе же её отдал!
— Как же, отдал! Спер у Ворошилова и сдал, а он спер у Рыжкова и сдал, тем самым ты, муфлон крупнорогатый, запустил в роте «хлястиковую» реакцию.
— Да ладно тебе, мы же сами с тобой моей простынью Гену пугали…
В тот раз, еще на первом курсе, мы шутки ради натянули над укуренным и мирно спящим Рыжковым простынь и начали будить его, вереща что падает потолок.
Гена подорвался, увидев что-то белое у себя над головой заорал на все сонное расположение:
— Да нет, это же я лечу-у-у-у-у-у-у-у!
Совершил прыжок, прямо в вертикальном положении схватил натянутую нами простынь и скрылся в неизвестном направлении. Вернулся он к подъему с очумевшими глазами и без простыни и всем рассказывал, что он летал ночью, во сне долетел до матов в спортивном уголке и там проснулся. Простыни никакой он не видел и послал Степного на хер…
Мы повспоминали былое, посмеялись, отработали кое-какие детали в исчезновении Степного и отправились спать. Курсант Ворошилов еще не спал, а вел разгульную жизнь, уничтожая содержимое недавно присланной посылки в комнате информирования и досуга. На наши укоры он ответил, что он объявил самому себе «день чмырька» и поэтому очень вкусной халвой делиться не собирается даже с нами.
За это мы под одеяло наложили ему кучу блинов от штанги и подговорили дневального громко гаркнуть «Смирно». Эдик выскочил с куском халвы в руках забежал в спальное расположение и плюхнулся на кровать, которая приняв в свои объятия дополнительные семьдесят кг. с грохотом рассыпалась.
— Ворошилов, уебан, кончай угорать, — заорала возмущённая пытающаяся уснуть общественность.
Так с шутками и прибаутками мы постепенно успокоились и заснули. Однако подлый Эдик через час, когда все спали, и даже наряд добросовестно хрючил, тихонько прокрался и на настенных часах напротив дремлющего дневального перевёл стрелку на шесть утра. Потом с особым цинизмом перевёл стрелку на будильнике возле спящего дежурного по роте и мерзко похихикивая нырнул под одеяло. Через две минуты сонный дежурный включил в спальном расположении свет и заорал:
— Рота-а-а-а-а, подъё-ё-ё-ё-ё-ё-ё-ё-ё-ё-ё-ё-ё-ём!
— Встаем, встаем.
Кое-кто повелся и понуро встал, начал одеваться, кто-то еще боролся со сном, а кое-кто взглянул на свои наручные часы начал кидать в дежурного подушками и устраивать бунт. Через двадцать минут охреневшего дежурного все-таки убедили, что над ним кто-то жутко пошутил, покурили, поворчали и личный состав все-таки угомонился, теперь уже до нормального подъема. Теперь только дежурный не спал, бродил по расположению, будил спящих и спрашивал сколько время. Потом ему это занятие надоело, он выпросил у наиболее доверчивых курсантов несколько подушек, якобы для того, чтобы сходить в туалет сфотографироваться…
С утра все понеслось согласно расписанию занятий. Степной маялся и никак не мог решится на свой безумный шаг. Перед второй парой он подошёл ко мне с жалобной миной.
— Ну что, как ты думаешь, стоит мне идти, или нет?
Я тут же ему описал картину, как не дождавшаяся его подружка устраивает оргии с лицами гражданской наружности. Вовочка задрожал еще больше и наконец решился:
— Всё, иду, прикроешь меня?
— Конечно, конечно, — уверил его я.
Как только Степной сделал два шага от учебного корпуса, я заорал во всю глотку:
— Товарищ капитан, смотрите — Степной в самоход идёт!
Степной подпрыгнул на месте, развернулся и бросился к корпусу, однако, увидев мою довольную морду, сменил испуганное выражение лица на счастливое, показал мне «фак» и кинулся к старой казарме, где он с утра спрятал гражданскую одежду.
Вторая пара началась, вместо Степного на перекличке отозвался Рыжков, преподаватель повесил пару плакатов и начал читать лекцию. Когда большую половину аудитории сморил сон, преподаватель сказал, что ему надо срочно к начальнику кафедры и естественным образом испарился из лекционного зала.
Таким образом все, довольные ходом учебного процесса, немедленно заснули и счастливо проспали до третьей пары.
На иностранном языке вместо заболевшей англичанки к нам забежала её заменщица, молоденькая практикантка из какого-то университета, смутилась, выдала нам книжки, озадачила переводом текста и тоже испарилась.
От тоски я быстренько перевёл текст и решил отправится к себе в каптерку.
В лаборантской, найдя всё еще смущавшуюся практикантку, сказал, что мне надо срочно отлучится в санчасть для немедленного укола, иначе я помру. Практикантка любознательно поинтересовалась, чем же я болею?
Пришлось с грустным лицом рассказать ей историю о том, как я встречался с одной старшекурсницей из её университета и она наградила меня оч-ч-ч-чень дурной болезнью, и вот теперь я — несчастная жертва — глубоко страдаю.
Дурочка покраснела и начала мямлить, что не может быть, у них девочки не такие, тогда я с возмущением начал расстегиваться, чтобы показать, чем меня «наградили» хорошие девочки, практикантка в ужасе замахала руками и отпустила меня на все четыре стороны, после этого благополучно грохнулась в обморок.
Весьма довольный прибыл в расположение и сел в своей резиденции мирно попивать чаёк и поедать чипочные плюшки. Однако полностью мне расслабиться так и не удалось.
В дверь внезапно забарабанили кучей условных стуков. Пришлось быстренько спрятать все следы «морального разложения», схватить в одну руку отрез портяночного материала, в другую — ножницы и с самым озабоченным видом открыть дверь. На пороге стоял бледный как мел Степной в полуобморочном состоянии.
— Все, пипец, спалился, — пробормотал он и как лунатик ввалился ко мне в каптерку…
Границы училища Вовочка покинул бодрым соколом, не встретив на своём пути абсолютно никаких препятствий. Следуя к автобусной остановке, и проходя мимо зеркальных витрин, полюбовался на свой внешний вид, преображённый с помощью гражданской одежды. Сел в автобус, и сладко жмурясь, воображая неземные страсти, убыл в направлении дальнего микрорайона, где проживала его обоже. Через тридцать минут курсант находился возле дома своей подруги и даже поскуливал от внезапно нахлынувших чувств. Настроение (и не только) резко подымалось. Вовочка был весьма горд собой, однако решил, что необходимо как истинному мачо, прикупить бутылочку шампанского и каких-нибудь конфет. Зайдя в ближайший магазин, он начал бродить по отделам выискивая «джентльменские наборы» подешевле. В тот момент, когда он собрался задать продавщице рыбного отдела вопрос о наличии шампанского, на его плечо легла чья-то мощная длань, и громовой голос произнес:
— Ну, и что ты здесь делаешь, товарищ курсант? — голос принадлежал, конечно же, нашему ротному.
И тут с робким Вовочкой произошла какая-то непостижимая разумом метаморфоза. Говорят же учёные, что в момент наивысшей опасности у человека открываются неведомые резервы и способности. Так произошло и с курсантом Степным.
