Серия "Афган. Чечня. Локальные войны-3". Компиляция. Книги 1-28 (СИ) - Щербаков Сергей Анатольевич

— Товарищ-щ-щ прапорщик, — хором заорали бойцы, — това-а-а-а-а-а-арищ прапорщик!

— Хули надо? — вылез со склада, лысый и с усами прапорщик.

— Да вот, сказали вам отнести.

— Чего это? — удивился прапорщик.

— Это комбат сказал тебе отдать! — крикнул издалека зам.

— А, ну бросьте туда вон в угол под палатку, — сказал прапор и смачно зевнул.

РДРовский зам открыл рот, бойцы, размахнувшись, с силой швырнули ящик в угол. Мина слетелаё шлепнулась на матерчатый полог палатки и аккуратненько скатилась в грязь.

Ничего абсолютно не произошло. Солдаты, напевая под нос, побрели по своим делам.

Заикающийся зам побрел к комбату докладывать о выполнении задачи.

Отпуска ему не дали. Зам обиделся, пошел во вторую роту и окончательно напился, потом не помня себя начал бороться с употреблением легких наркотиков виде «химки» в среде офицерского состава роты. Обнаружив данный наркотик зам его принялся уничтожать, причем, вдвоем с командиром третьего взвода. Очнулся после уничтожения наркотиков он на следующее утро, и услышал от дневальных душещипательную историю о том, что он и командир третьего взвода бегали по лагерю с зажженными сигнальными патронами и подсвечивали горгульям посадочную площадку. Однако сей факт командованием батальона остался незамечен. Офицер почувствовал невыносимый стыд за свое поведение и понял, что он так и не разузнал, куда делся непосредственный начальник — ротный командир. Приведя себя в порядок, зам поплелся к комбату и по приходу получил задачу: готовить роту на выход куда-то в район Малых Варандов. Через десять минут, клея карту Шатойского района, зам пытался вспомнить, куда же он все-таки дел «итальянку».

Не вспомнил он и через три часа, проезжая блок-пост возле Чечен-Аула. Рядышком сидел грустный лейтенант-обкурыш, он совершенно не боялся своих вчерашних деяний, что ему боятся? Дальше Грозного не пошлют, меньше взвода не дадут, а уволить лейтенанта, только что выпустившегося из училища, практически невозможно. Просто ему было грустно, зам вчера выкурил все его тщательно оберегаемые запасы, вот и все.

…А с «итальянкой» далее произошло вот, что…

Разведбатовская колонна собиралась выезжать на Ханкалу, вроде бы все машины загружены, охранение проинструктировано, все, можно ехать. Начальник склада РАВ, проходя рядышком со своим складом, внезапно узрел что-то похабное, немедленно привлекшее его внимание. Прапорщик пожевал усы и попытался разглядеть то, что привлекло его внимание. Это оказалась банальнейшая пластиковая итальянская мина, причем стоявшая на боевом взводе возле ящика с тротилом.

— Ептить, — произнес прапорщик и схватился за живот, видимо он полагал, что сердце находится где-то среди жировых отложений.

Прапор повздыхал, поохал, потом отбросил прочь сантименты, развил бурную деятельность — вызвал из парка еще один автомобиль типа «УРАЛ», сообщил о находке комбату. Комбат насупился и подумал: откуда же это взялось? Так как мыслей по этому поводу не нашлось, он поручил батальонному особисту немедленно провести расследование. Мину решили довезти до Ханкалы и взорвать где-нибудь в карьере. В кузов «УРАЛА» накидали кучу матрасов и острожно-осторожно уложили на них «итальянку», накрыли её сверху кучей бронежилетов, а потом снова кучей матрасов. Для охраны мины в кузов решили посадить наиболее лучшего и ответственного солдата. А так как лучший солдат в Российской армии это тот солдат, который первый попадется под руку, то назначен был из разведдесантной роты младший сержант с звучным погонялом «Отстой», крутившийся неподалеку и выполнявший тайное поручение ротного по экспроприации пачки стандартных листов из батальонной канцелярии. Младшого сержанта обрядили в броник, напялили знаменитую фашистскую каску на голову, проинструктировали и дали по очкам. «Отстой» сжал в руках автомат, несколько дюжих разведчиков поднатужились и закинули писарюгу в кузов.

«Отстой» осмотрелся и довольный плюхнулся на кучу матрасов, тут же раздался приглушенный хлопок, сержанта подбросило кверху, башкой, одетой в каску, писарюга пробил тент. Стоявшего рядом впечатлительного зампотеха тут же прошибла слеза при виде порванного тента.

— «Отстой»! — заорали все стоявшие рядом. — Ты жив, что с тобой?!

— Жопа, болит! — ответил очумевший сержант, — и, по моему, я от страха обделался!

Появившийся доктор с помощью собравшегося народа извлек пострадавшего из тисков автомобильного тента. Писарюга был жив и здоров, но получил конкретный ушиб задницы, вследствие чего был отпущен в отпуск по ранению и получил звание сержанта.

Однако разведдесантный ротный сказал героическому «Отстою»:

— Мля, как был ты бесполезным животным так и остался, надо было тебя раньше на выходы брать в качестве одноразового комплекта разминирования.

Сержант улыбался и нежился в лучах славы, зам по ВДП помалкивал.

ПОШЛОСТЬ В РЯДАХ ВОЕННОЙ РАЗВЕДКИ

Уже вторая война, 2001 год, я доблестно замкомбатствую.

Отряд наш вроде как бы и придворный на Ханкале, стоит на взлетке, в результате чего все комиссии к нам и все невыполнимые задачи — нам. Приезжает наш самый главный спецназовский Папа, вызывает нашего батяню-комбата к себе в отдел. Батяня наш мужик прожженный и старый-старый, в спецназе «работающем» старее его не было, но хохмач страшный и на язык остер. Папа спецназовский его давно знает и любит. Итак комбат с главным разговаривает, а мне присылают клерка в виде здорового доблестно-миловидного полковника с папочкой под мышкой. Вожу его по расположению, по палаткам, всяким объектам тыла. Что-то его приводит в телячий восторг, на что-то он фыркает, недостатки записывает в «специально обученный» блокнотик. Вроде посмотрели все, и тут он останавливается и произносит фразу:

— Слушайте, майор, а что у вас везде фотографии голых женщин висят? Это странно!

А я думаю, что страннее было бы, если бы мужики голые висели, но отвечаю, стараясь ясно и четко формулировать фразы.

— Товарищ полковник, командировка восемь-девять месяцев. Женщин в отряде нет, в отпуск не ездим, поэтому дро…им!

— Как!? — глаза полковника вылазят из орбит.

— Ну как? Как? Есть двенадцать способов, — и начинаю загибать пальцы, — кистевой, локтевой, плечевой, обратным хватом, прямым, по-македонски.

— КА-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-АК? По-македонски?

— Ну это как стрельба с обоих рук…

Полковник краснеет:

— Да Вы! Да ВЫ! Майо-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-ор, немедленно со мной в отдел!

Везет меня полковник под ясны очи главного спецназовского Папы, а я не боюсь, что мне будет? Дальше Чечни не пошлют, а майором я уже и так черт знает сколько хожу.

Приезжаем, ломимся к Главному. Главный сидит с нашим батяней-комбатом, попивает кофеек, улыбается.

Полковник подбегает к Спецназовскому Папе:

— Товарищ полковник в отряде спецназ ДРО…АТ!

Папа довольно кивает головой:

— Да-да, я знаю. Я сам им разрешил, комбат вот новый способ рассказал такой интересный. Ну-ка, Толя, расскажи полковнику, а то он не знает…

ПРОЩАЙ, ДЕД

Дело это было на Дальнем Востоке, скажем так, в столице Приморья доблестном городе Владивосток. В одной весьма неплохо обеспеченной семье доживал свой век то ли прадедушка, то ли прапрадедушка. Еще когда он был при памяти он имел весьма сволочной характер, всех доставал нравоучениями и всякими мелкими подлянками. Надо сказать, когда-то он служил комендантом в одном военно-морском порту и жутко ненавидел все, что было не по Уставу.

В общем, весьма сволочной был дедок. Когда он впал в маразм и перестал вообще воспринимать окружающий мир, родственники его чуть ли не вешались, достал всех, в общем, как у Пушкина: «...и думать про себя: Когда же черт возьмет тебя!».