Серия "Афган. Чечня. Локальные войны-3". Компиляция. Книги 1-28 (СИ) - Щербаков Сергей Анатольевич

Наш комбат, бродивший по территории, высказался очень нелицеприятно по поводу происшествия, заглянул к нам в роту. На счастье дежурного по роте «фишка», сработала как надо. В роте комбата встретил образцовый порядок, наш ротный, осторожно дыша в сторону, ходил перед строем и поучал заступающий наряд:

— Вы все должны нести службу бодро, ни на что не отвлекаясь! Помните — за рекой Китай!

Комбат ходил сзади и счастливо улыбался — хоть в каком-то подразделении порядок.

Ротный продолжал заливаться соловьём:

— За рекой Китай! А там дальше Гонконг, а у них там ниндзи всякие, рукопашники, и террористы!

Командир нам напомнил о том, как когда-то рота китайских диверсантов шомполами вырезала всю нашу заставу. В училище был аналогичный случай, только другого масштаба. Весёлые четверокурсники нарядили курсанта-бурята в иностранный камуфляж, дали в зубы нож и отправились проверять бдительность первокурсников.

В соседней с нами роте дневальный, увидев «китайского диверсанта» с ножом в зубах, проникающего в окно казармы через туалетное окошко, просто грохнулся в обморок и его долго те же самые «весельчаки» приводили в чувство. В нашей роте дежурный, увидев аналогичное зрелище, молча залепил «диверсанту» в челюсть и в состоянии аффекта привёл в бессознательное чувство ещё троих участников розыгрыша, приняв их за переодетых «ниндзя». Так что наша рота в «противодиверсионной борьбе» была, как говорится, «сильна».

Командир тем времен изливался соловьём, почтённый вниманием товарища комбата:

— И поэтому, товарищи курсанты, вы все должны быть рукопашниками не хуже Брюса Ли!

В строю восхищёно вздохнули, ротный не останавливался на достигнутом:

— Нет, вы должны быть даже лучше! Все мои курсанты должны быть как, э-э-э, как? Ну этот, такой здоровый волосатый, ну как его?

— Как, Чак Норрис? — подсказал комбат.

— Да, как товарищ Норрис, — подтвердил ротный, но не пожелал сдаваться авторитету комбата, — но даже еще лучше! Как его, такой самый-самый здоровый, такой патлатый-патлатый?

— Как Ози Осборн, — подсказали из строя.

— Да-а-а-а-а-а! — обрадовался ротный, — вы все должны быть как Ози Осборн!

Заступающий наряд клятвенно пообещал быть рукопашниками не хуже чем Осборн, кое-кто даже подумал попрактиковаться в откусывании голов летучим мышам.

Комбат, уверенный что здесь его абсолютно не подведут, побрёл восстанавливать электроснабжение. Как только подполковник скрылся, ротный нырнул в канцелярию и оттуда послышался звон стаканов. Вся наша рота по-хамски начала расслабляться. Курсанты, идущие в увольнение, стали переодеваться в гражданку, бегать в умывальник в совершенно обнажённом виде или только с полотенцами на бёдрах. Ротный, посидев немного со взводниками в канцелярии, оставили за себя старшину и убыли в неизвестном направлении. Старшина оставил за себя каптёрщика, то есть меня, и убыл по каким-то неотложным делам. Так как мне оставить за себя было абсолютно некого, я залег в каптерке в районе сушилки, подключил лампочки от аккумулятора и попытался почитать газету и от скуки начал засыпать. На улице стало смеркаться, обстановка в роте наполнилась интимом. Кто-то на табуретках разложил закусочный материал из недавних посылок, раскупорил алкогольные напитки, курсанты второго взвода достали гитару, затренькали и заорали песню из репертуара Андрея Державина:

— Не плачь Алиса-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а, ты стала взросла-а-а-а-а-а-а-ай!

Дневальный, стоявший на тумбочке, стал приплясывать и прихлопывать по барабану.

Владимир Степной и Эдик Ворошилов, попавшие под дурное влияние курсанта Рыжкова, тихонько покурили «хитрой травки» и возомнив себя абсолютными красавцами и мачо, собирались на училищную дискотеку, предварительно кардинально изменив свой имидж. Они достали откуда-то перекиси водорода, еще каких-то ингридиентов и стали обесцвечиваться. Возмущённая общественность, унюхав непонятные запахи, исходившие от «чудной обесцвечивающей смеси», выгнала «стилистов-визажистов» в туалет, предварительно обозвав их «полупидарами». Ко мне в каптерку то и дело раздавались стуки, кто-то приходил за гражданкой, кто ещё за какой-то непонятной шнягой, короче, поспать ну никак не удавалось. Тут пришёл наш «фанат штанги» Саня Лысенко, носивший не отличающуюся среди качков оригинальностью кличку «Шварц».

— Давай я у тебя трусы померяю! — загундосил он.

— Не дам я тебе свои трусы, они на тебе лопнут! — возмутился я.

— Да не, чё ты прикалываешься, — загундосил «Шварц», — у меня скоро выступления, я трусы специальные культуристовские купил!

— Да иди в туалете свои трусы меряй!

— Да ну, там воняет, зеркала маленькие, не посмотреться и темно уже, ну пусти, а?

— Ну ладно, давай я сейчас лампы на зеркало направлю, а ты там оповести всех, что каптерка закрылась.

«Шварц» открыл двери каптерки и заорал в казарменные сумерки:

— Э-э-э, кому в каптёрку надо-о-о-о-о-о-о-о-о-о?

— На-а-а-а-а-а-а-ам, нам, — отозвалось множество голосов.

— Идите на хе-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ер! Каптерка закрылась! — оповестил всех культурист и захлопнул дверь.

По казарме метался Эдик Ворошилов, обесцветивший себе брови. Сердобольный ротный художник пообещал помочь его беде, достал пузырёк с тушью, кисточки, усадил Эдуарда на табуретку и принялся разрисовывать брови бедолаги.

— Кррасота! — восхищался он и близоруко щурился, думая про себя: «Блин, что же это за цвет?»

«Шварц», облачившись в культуристовские стринги, позировал перед зеркалом и всё время спрашивал:

— Ну как? Широчайшая в порядке? Может пресс подсушить?

Я давал дельные советы, «Шварц», млея от себя самого, вертелся возле зеркала.

Раздался стук в дверь, я, сперва послав стучащегося по матушке, встал и открыл замок.

— Ну как? — спросил наш ротный культурист.

Скрипнула открываемая дверь, моя голова начала поворачиваться в сторону пришедшего, в это время по всей казарме вспыхнул свет.

— О-о-о-о-о-о-о-о-ох ни фига-а-а-а-а себе-е-е-е-е-е-е-е-е, — раздались восхищенные женские вздохи.

Не повернув головы я просто остолбенел и открыл рот.

— Ништяк, свет, ща другие трусы померяю! — заорал «Шварц» и принялся стаскивать с себя стринги.

Я медленно довернул голову.

В дверь каптерки заглядывало не менее десяти каких-то девчонок и штуки три пацана самой гнусной гражданской наружности. Впереди них стоял товарищ комбат и открыв рот таращился на абсолютно обнаженного «Шварца».

— Лысенко! — рявкнул он.

— Чё, — сказал культурист, совершенно не понимавший, что произошло.

При этом он повернулся лицом и всем остальным к двери. Девчонки завизжали и ринулись прочь.

— Ох…ть! — сказал всегда культурный товарищ комбат и захлопнул дверь.

Может себе кто-нибудь представить реакцию расслабившегося личного состава, когда в интимных казарменных сумерках вспыхивает свет и посредине расположения стоит комбат с кучей каких-то ополоумевших девиц и с какими-то культурненькими мальчиками, самой что ни на есть гражданской наружности?

Первым на толпу экскурсантов налетел дневальный с барабаном на шее и фуражке козырьком назад.

— Первые цветы — это очень важно-о-о-о-о-о-о-о! — голосил он.

Умственные способности дневального мгновенно снизились до пятой группы проф. отбора, рот раскрылся, потекла слюна.

— Первые цветы будут лишь, однажды-ы-ы... — закончил он, прихлопывая по барабану.

Тут мозги дневального мгновенно перезагрузились, «мыслительный процессор» заработал в нормальном режиме. Фуражка сама собой повернулась на голове согласно устава.

— Сми-и-и-и-и-ирно-о-о-о-о-о-о-о-о! — истошно завопил он.

— Хули ты орёшь! Хватит прикалываться! — завопила куча голосов.

Дежурный по роте вышел глянуть что творится, при этом он держал в руках кусок колбасы и початую бутылку пива. Увидев толпу девушек, он счастливо улыбнулся, когда отметил в этой толпе товарища комбата, исчез словно святой дух, выпрыгнув в окно, совершив головокружительный кульбит, успев дожевать колбасу и допить пиво.