Дмитрий Красько - Сопроводитель
А именно — выхватил из кармана гранату, вырвал из нее чеку и швырнул ее, похожую на китайскую грушу или африканский ананас, как только мог высоко. А мог я, как оказалось, солидно — раза в три выше, чем требовалось для перелетания через забор.
Гранату, конечно, было жалко. Не подумавши хорошо, я захватил в дорогу только парочку, и теперь с одной пришлось расстаться. Обидно до слез, но что делать — искусство требует жертв.
За стеной громыхнуло. Судя по воплям, раздавшимся следом, жертвы были. Значит, будет и искусство, хотя у меня, честно говоря, и в мыслях не было никого убивать или калечить. Я рассчитывал, что на таком огромном пространстве, какое занимал замок, в такое позднее время да при таком обилии комаров, мой экспромт никому вреда не причинит. Громыхнет и соберет вокруг себя любопытствующих. Что получилось на самом деле — не знаю, сквозь кирпичную стену видно было хреново, лучше сказать — вообще нихрена не видно. Поэтому я поступил так, словно все прошло по плану — подобрав руки в ноги, рванул прочь с этого места, показавшегося вдруг очень ненадежным.
Впрочем, куда бежать, я толком не представлял. В моем плане на этом месте расположилось стыдливое «авось». Я просто предположил, что к месту взрыва сбегутся все, кто в состоянии бегать (таких должно быть подавляющее большинство — не станет же генерал-мафиози держать притон для инвалидов, это было бы против правил), а я тем временем постараюсь проникнуть внутрь. Скажем, через ворота.
В плане, кстати, так и значилось: «скажем, через ворота». Но этого было явно мало, досконально продумать этот вопрос я так и не удосужился, а потому ничего не оставалось делать, кроме как действительно бежать к воротам. И я побежал.
У ворот, однако, меня ждало предвиденное разочарование. Мало того, что их забыли распахнуть перед моим приходом, так они еще, как оказалось, были опасны — в верхних углах, над створками, крутились черные коробочки видеокамер — всевидящие и всезапоминающие.
Мне же, по секрету, совершенно не хотелось, чтобы мою физиономию увидели и уж тем более — запомнили. Тщеславием я не страдал, а потому быстро нырнул за угол, откуда выпрыгнул пару секунд назад, и крепко задумался.
Хотя думать, собственно, не стоило. Потому что думать надо было раньше, сейчас на это уже не оставалось времени — нужно было действовать.
Вспоминая свое золотое детство и тихо всхлюпывая носом в приступе ностальгии, я набрал полные карманы камней, снова вышел из-за угла и открыл огонь из всех орудий.
Первую камеру я расхерачил сразу же — уж больно мне этого хотелось. Вторая успела-таки прихватить фрагмент моего лица и передать его по инстанциям, прежде, чем автомат отвел ее в сторону. Но мне, честно говоря, было уже глубоко плевать на то, что она успела, а чего нет. Во-первых, было уже изрядно темно — только тусклые фонари со стен замки что-то там пытались осветить, но получалось у них не ахти, так что, если подлая машинка и успела продемонстрировать кому мою хулиганскую физиономию, то вряд ли меня можно было узнать. А во-вторых, судя по тому, что выскакивать из ворот для борьбы со мной никто не спешил, камера вообще работала впустую — с наблюдательного пункта все ускакали переживать за своих, поврежденных взрывом.
Приняв это, как факт, я поднялся во весь рост и пошел атакой на второго видеошпиона. И в тот момент я себе очень нравился, потому что был похож на героя Шипки или, на худой конец, Перекопа.
Расстрелять камеру с близкого расстояния труда не составило. Правда, первое попадание пришлось по штативу, и он выдержал. Зато второе и третье похоронили дорогую видеотехнику навечно.
Я ухмыльнулся во весь рот и принялся освобождать карманы от камней, которых набрал куда больше, чем потребовалось. Развеселившись, чуть не выкинул и гранату, но в последний момент сообразил, что делать такой широкий жест ни к чему — граната может еще пригодиться. И как раз в тот момент, когда я засовывал ее поглубже в карман, в воротах распахнулась маленькая и почти неприметная — я ее, во всяком случае, не увидел — калитка, и голос, в котором сквозил антарктический лед, потребовал:
— А теперь вынь руки из карманов и медленно повернись ко мне лицом. Никаких слов, никаких лишних жестов — только то, что я сказал, иначе расстреляю, как врага народа, без суда и следствия.
Я не хотел, чтобы меня — без суда и следствия. У меня были несколько другие планы на сегодняшний вечер. Да и на завтрашний тоже. А голос был такой гадкий. В нем чувствовался металл профессионализма. Обладателю такого голоса меня пришить — все равно, что прикурить на ветру. Не без усилий, но можно. Коновалов, кажется, себе вообще людей исключительно серьезных подбирал — вон, все утро на меня, за компанию с Леонидом Сергеевичем, охотились. Вечер — вторая серия? Ведь вряд ли люди генерала к этому времени миролюбивее сделались. У меня даже ладони вспотели.
— Ну, и долго ты будешь так стоять? — поторопил меня голос. — Давай скорее, смерть не ждет.
Неприметным движением я нащупал на лимонке кольцо и содрал его. Помирать, так с грохотом. Пусть все знают, что в душе я таксистом остался. Осторожно, как и требовал голос из калитки, я вынул руки из карманов и медленно повел ими вверх. И тут в голове родилась еще более удачная мысль. А, в самом деле, зачем помирать? Граната ведь не сразу взрывается, правда? Какие-то секунды еще остаются? То-то и оно!
Я, как перепуганный, сиганул в сторону, бросив лимонку в распахнутый зев калитки и молясь всем подряд богам, чтобы она попала, куда нужно.
Странно, но мои молитвы в кои-то веки были услышаны. Она попала. Свидетельством тому стал угрожавший мне голос, который на сей раз произнес сам для себя:
— Мать твою! Граната! А-а-а!!! Б-У-М!!!!!!
«Бум» сказала граната. Я поднялся и отряхнул штаны. Конечно, всякое может статься, но я почему-то был уверен, что профессионально-стальной голос мне больше угрожать не будет. Поэтому особенно не переживал. Хотя и поторапливался. Кто их, натурально, знает — может, бросят охать и ахать на месте старого взрыва да соберутся сюда, чтобы поглазеть на новую катаклизьму.
Поэтому я поторопился проскочить в калитку, по пути заглянув в сторожку, которая действительно имела место быть. Взрывом гранаты дверь ее распахнуло, и, навалившись на нее, с подломленными под себя руками, там лежал человек. Очевидно, тот самый, что грозил мне стрельбой на поражение. Жив он был или граната таки доконала его, я не разобрался. В любом случае — утром со мной особо не церемонились. Оказалось, вечер — время аллаверды.
По левую сторону от парня — левша, что ли? — валялся пистолет. Вернее, револьвер. Системы «Смит и Вессон». Такими я еще никогда не пользовался, но справедливо сомневался, что эта система сильно отличается от любых других, к примеру, «Нагана». А потому пистолет подобрал, мазнул взглядом по окружающему миру, приметил два с недавнего времени потемневших экрана, но соображать, где тут может храниться записывающее устройство, не стал — время поджимало. И, с трудом удержав желудочную спазму, возникшую при виде огромной красной лужи, что натекла из охранника, выскочил вон.
Я оказался прав — внутри замка отнюдь не все было уложено кирпичом. Имелся и дворик, засаженный цветами. Правда, по всему выходило, что с фантазией у генерала-цветовода плоховато. Куча астр и немного лилий по контуру. В такой ботанике даже я, с моими аховыми знаниями флористики, легко разобрался.
А чего тут разбираться, в самом деле? С разбегу нырнул в гущу двухметровых астр и застыл там. Рассматривал револьвер. Пока разбирался, что к чему, (калибр, судя по всему, 357-магнум, зарядов кот наплакал, и то в засуху — всего пять, модель черт его знает, какая; просто не разберешь, но тяжелый, гад), послышался топот. Скакала легкая кавалерия.
Обитатели генеральского замка. С целью посмотреть, что гремело с этой стороны.
Я порадовался за себя, разумного, не ставшего задерживаться в привратницкой. Что ни говорите, а пребывание в зарослях астры было куда более безопасным, чем у всех на виду.
Ахалтекинцы появились в количестве шести голов. Первым в поле зрения попала особь смуглой масти с аккуратной бородкой. Ошарашено повертев туда-сюда башкой, особь набрала полную грудь воздуха и заорала:
— Эй, братва! А тут еще интереснее! Джона замочили!
Из-за его спины выскочили еще пятеро, и я окончательно раздумал стрелять. Да, собственно, и не очень собирался. Глупо было затевать перестрелку, когда в стволе всего пять патронов — убиенный мною Джон выстрелить ни разу не успел, я проверил. Так что даже будь я сто раз Эйнштейном, а разделить пять патронов на шесть человек все равно не сумел бы. Последнему пришлось бы объяснять вручную, зачем я сюда пришел. И то при условии, что все пять выстрелов лягут в «яблочко», что далеко не факт.
В общем, я остался сидеть в окружении цветов, наблюдая за ахалтекинцами и терпеливо снося комариные укусы — отмахиваться, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, не решался. Пусть, гады, пьют, я потом отыграюсь.
