Сергей Зверев - Приговор олигарху
Он понял одно. Если Панфилов пошел наверх, значит, он и пришел поверху, через крышу. Конечно, не через тот пятиметровый прогал между домами, там не перескочишь. Значит, нашел какой-то другой путь. И надо догонять его, пока он не успел уйти далеко.
Шульгин выскочил на двускатную крышу шестиэтажки и понял, что Панфилова здесь уже нет. Спрятаться тут было негде, лишь за несколькими небольшими фонарями, возвышавшимися над выходами на крышу из подъездов. Но Панфилов, конечно, не мальчишка, чтобы прятаться подобным образом.
Уйти через другие подъезды он не мог, Шульгин заранее проверил все остальные выходы и каждый из них закрыл на надежный висячий замок. Впрочем, он и этот выход закрывал на замок, но вот же – замка нет, и, кроме Панфилова, сорвать его было некому.
«Сволочь! – подумал Шульгин. – Замок сорвал и через другой подъезд ушел!»
Он бросился вдоль крыши, громыхая по листам кровельного железа. Добежав до ближайшего фонаря, он схватился за ручку дверцы и рванул на себя. Дверца не поддалась, замок, который Шульгин собственноручно вешал вчера, висел на месте – со вчерашнего дня этим выходом не воспользовался ни один человек.
«Нет! – подумал Шульгин. – Не здесь! Но где же он прошел, где?»
Бежать к следующему фонарю? Глупо! А вдруг и там замок? Время уходит, так можно и вляпаться в серьезную историю с двумя трупами.
Шульгин почему-то очень отчетливо вспомнил, как схватился рукой за спинку попавшегося под ноги стула, прежде чем отбросить его в сторону. На ней наверняка остались четкие отпечатки его пальчиков. Это значит, что даже если он сейчас спустится и замочит всю эту банду пенсионеров, его все равно определят по ментовской картотеке. Ходок в зону у Шульгина не было, но его арестовывали несколько раз. И хотя ему каждый раз удавалось отвертеться, пальчики его у ментов в картотеке были. Не лучше ли исчезнуть, пока этот путь менты не перекрыли. Панфилов теперь все равно успел уйти, его уже не догонишь.
Шульгин бросился по крыше обратно, вновь загромыхал железом.
«Как же эта сволочь ушла? – билось у него в мозгу. – Неужели перепрыгнул на соседнюю крышу? Не мог он перепрыгнуть, если и рискнул, то наверняка сорвался».
Он уже был у открытого фонаря, когда услышал милицейскую сирену внизу. Машина подъезжала к дому.
«Что делать? – в панике подумал он. – Прорываться со своим липовым удостоверением? Но это же не пенсионеры, их на мякине не проведешь. А, черт возьми! Дернуло меня на эту крышу полезть! Не надо было за Панфиловым соваться! Не было бы теперь геморроя!»
Как же ему теперь искать Панфилова, когда последняя ниточка, ведущая к нему, оборвалась? Ждать, когда тот сам выйдет на связь с ГБ, и пытаться подстроить ему очередную ловушку? Да Белоцерковский в порошок сотрет, как только узнает, как бездарно Шульгин провел эту операцию. Возвращаться и докладывать о неудаче – это же верное самоубийство!
Шульгин застыл у спуска в подъезд. Он слышал неясный шум внизу, за приоткрытой дверью.
«Менты поднялись на этаж, – соображал он. – Жильцы сообщили им, что на месте убийства побывал уже оперуполномоченный, осмотрел трупы и погнался за человеком, подозреваемым в убийстве. Менты сразу же бросятся наверх – и подозреваемого задержать, и у меня документы проверить. А кончится все это звонком в Тимирязевский и информацией о том, что никакого капитана Васильева в Тимирязевском УГРО нет и никогда не было. Вот идиот! Сам себя загнал в ловушку!»
Он был в бешенстве еще и потому, что у него на счету не один десяток операций гораздо сложнее сегодняшней. Мелькнула мысль, что хорошо бы спрятаться вон за тем последним фонарем и отсидеться, подождать, пока менты не уйдут с крыши. Это уже не лезло ни в какие ворота. В таких мыслях самому себе стыдно было признаваться.
Шульгин перебежал за невысокий гребень крыши, громыхая железом, и залег на прохладной, слегка влажной металлической крыше.
– Давайте, суки, вылазьте! – бормотал он, плохо понимая, что говорит. – Вряд ли вас больше пяти человек приехало. Сейчас мы посмотрим, как вы стрелять умеете!
Уложить пятерых ментов – задача, конечно, непростая (они и сами стреляют неплохо), но вполне выполнимая. Пять точных выстрелов, и путь свободен. Не надо только дергаться и пороть горячку.
Он отчетливо увидел, как из фонаря на крышу выскочила фигура с пистолетом в руке. После выстрела мент взмахнул руками и упал на покатую крышу, покатился к краю, но не свалился, зацепившись на небольшое ограждение.
– Один есть, – сообщил сам себе Шульгин. – Осталось четверо.
Из открытой двери раздались сразу несколько выстрелов. Шульгин понял, что стреляют двое, причем стреляют прицельно. Очевидно, его засекли по вспышке выстрела. Надо было менять позицию.
Шульгин выстрелил в темноту открытой двери, не видя там никакой цели, и, резко поднявшись, сделал бросок метров на десять вдоль гребня крыши. Пока он бежал, по нему не стреляли.
Упав на железо, Шульгин быстро огляделся. Он находился у того самого края крыши, который ближе всего примыкал к соседнему зданию.
До соседней крыши было всего метра три, а не пять, как ему казалось раньше. И вообще, чего это он сомневается, удастся ли ему перепрыгнуть? Раз это сделал Панфилов, да еще не один, а по крайней мере, два раза, то почему это не удастся ему, Шульгину?
Получше разбежаться, хорошо оттолкнуться от края, в последний момент вытолкнуть свое тело как можно выше и дальше, под углом примерно градусов в пятьдесят от горизонтали, и быть готовым ухватиться за надвигающийся край соседней крыши. Потом быстро подняться на ноги и уйти, пока ментовские суки не взяли на прицел твою спину. Разве это так уж сложно сделать?
Но сначала нужно попытаться уменьшить число своих преследователей.
– Вон он, слева! – услышал Шульгин крик со стороны открытого фонаря и тут же выстрелил на голос. В ответ тоже прозвучали выстрелы.
Он услышал, как пули взвизгнули рядом с его головой, и вжался в железо. Но со стороны противника раздался вскрик и следом за этим послышался отборный мат. Шульгин понял, что попал.
«Еще один ранен! – с удовлетворением подумал он. – Отлично! Осталось трое».
Вероятно, он попытался бы перестрелять их всех, как и предполагал вначале. Но снизу донеслись сирены еще двух машин, и Шульгин понял, что теперь ему уже противостоят далеко не пять человек, да и вооружены они скорее всего не пистолетами.
Лежать на крыше под автоматными очередями, не имея возможности поднять голову, – это был гиблый вариант. Пора было уходить. Если сумел уйти Панфилов, уйдет и он, чем он хуже?
Шульгин до конца расстрелял обойму, заставив милиционеров прижаться к железной крыше, резко поднялся и побежал к краю крыши, с ходу набирая скорость. Выстрелов сзади он не услышал.
«Смотрите, суки, смотрите! – билось у него в голове в такт прыжкам. – И учитесь, пока я жив, сосунки желторотые…»
Край железной крыши качался у него перед глазами, как поверхность воды в шторм, стремительно приближаясь. Он судорожно шарил глазами по противоположной крыше, оценивая, легко ли будет удержаться, если ему не удастся попасть на нее ногами.
Шульгин судорожно глотнул воздух и приготовился сделать последний прыжок, который должен был перенести его через трехметровую полосу пустоты на спасительную крышу соседнего дома.
Его правая нога уперлась точно в самый край, наступив на ограждение, сваренное из тонкой арматуры, как вдруг он почувствовал, что его сильно ударили по голени той самой ноги, которая готова была сделать толчок.
Боли он не почувствовал, ощутил только сильный удар по ноге. Напряженные уже мышцы дернулись, на секунду расслабились и, резко сократившись, вытолкнули его вперед и вверх в направлении соседней крыши.
Шульгин взмыл над черным прогалом между крышами и понял, что толчок из-за удара по ноге был недостаточно сильным, чтобы он мог долететь до надвигающегося на него края крыши с точно таким же ограждением, на которое он только что наступил ногой.
Он видел, что край крыши, казавшийся уже совсем рядом, начал подниматься у него перед глазами и уходить все дальше вверх. Шульгин вытянул вперед руки, выпустив пистолет, который был теперь ему совершенно ненужным, и попытался дотянуться до неумолимо уходящего вверх края крыши.
Он не видел, но чувствовал, как ноги его опустились ниже среза крыши, как ушли в тень, которая затаилась между домами и всасывала Шульгина в себя.
Шульгин дернулся вверх, словно пытаясь выскочить из засасывающего его тело болота, но вслед за ногами черная тень добралась до его живота, груди, и на уровне крыши оставалась теперь только его голова.
«Все! – вдруг спокойно подумал Шульгин. – Не долетел…»
Он перестал сопротивляться силе тяготения, и она рванула его вниз с новой силой. Голова Шульгина мгновенно нырнула в темноту, и его тело стремительно понеслось вниз, к черному невидимому асфальту между домами.
