Андрей Дышев - Аромат скунса
– Ты понимаешь, что сбылась наша мечта?! Мы ошарашим своими трюками всю страну!.. Да что у тебя с лицом, Алкалоид? Может, тебе подвязать скотчем челюсть, чтоб не отпала?
Гера не разделял чувств друга. Глаза его были печальны, над губами распустились горестные складки. Он нес в охапке параплан, который напоминал гору апельсинов, стропы волочились по пыли, Гера наступал на них и спотыкался.
– Я уже придумал, как мы будем снимать, – без умолку болтал Клим. – Я закрепляю камеру на ботинке, и мы вместе прыгаем. Двигая ногой, я держу тебя в фокусе, а ты в свободном полете крутишь сальто… Нет, не так! Я прыгаю спиной, а ты сразу за мной, и я снимаю, как ты снарядом догоняешь меня, а в руках у тебя дымовые шашки…
– Я убил человека, – пробормотал Гера.
– Тьфу! – в сердцах воскликнул Клим и на мгновение заткнулся от столь резкого изменения темы. – Никого ты не убивал! Ты сделал то, о чем тебя просили. Они хотели получить бутылкой по балде – получили. И перестань наконец об этом думать!
– Не могу. У меня Лисица никак из головы не выходит.
Клим остановился и толкнул Геру в грудь. Тот, как подушкой, прикрылся парапланом.
– Не понос, так золотуха, – констатировал Клим. – От чего ты больше страдаешь – от любви к своей Синице или от того, что убил человека?
– Отстань! – ответил Гера и зашагал дальше.
– Но это все чепуха! – снова погрузился в мир мечтаний Клим. – Надо уже всерьез думать о нашем коронном номере – прыжке с самолета без парашюта. Сначала нам надо арендовать вертолет…
– Может, мне проконсультироваться у адвоката? – вслух подумал Гера.
– На кой хрен тебе адвокат? – удивился Клим. – Адвокаты самолеты водить не умеют…
Занятые исключительно личными проблемами, парни спустились к магазину «Ритм», где в тени дома остывал Скунс. Гера затолкал в салон параплан, лег на него и закрыл глаза.
– Не будем тратить время, – деловито произнес Клим, выламывая переднюю дверцу. – Едем покупать камеру! Прямо сейчас! До закрытия магазина еще полчаса.
Он выбил ногой кирпич из-под колеса и тотчас прыгнул за руль. Поскрипывая, машина тронулась с места и медленно покатилась под уклон.
– На Ломоносовской обязательно пробки будут, – решил Клим и, запустив с разгона мотор, свернул в какой-то проходной двор. Несколько минут он петлял по узким улочкам, заезжал в арки, вполголоса чертыхался, разворачивался и снова заруливал в незнакомые дворы.
Кончилась эта круговерть тем, что он затормозил рядом со «Стопкой».
– Ты смотри, куда нас вынесло! – с притворным равнодушием сказал он.
– Это чревато, – не открывая глаз произнес Гера.
– Не-е! – без тени сомнения протянул Клим и покрутил головой. – Тысячу баксов нам с тобой ни за что не пропить. По стаканчику – и все. Баста! Мы разве не умеем себя контролировать?
Гера не стал ввязываться в обсуждение этого весьма спорного вопроса, вздохнул и открыл глаза.
– Традиция! – развел руками Клим. – А традиции нарушать нельзя. Иначе…
– Мы должны с тобой как следует подумать, прежде сделать этот шаг, – сказал Гера, глядя на двери бара.
– Можно отдать баксы кому-нибудь на хранение, – предложил Клим.
– А не лучше ли сначала купить камеру?
– А мы уже опоздали! – с плохо скрытой радостью ответил Клим, вылезая из машины. – Ладно, кончай дергаться, не на электрическом стуле. Сказано по стаканчику – значит, по стаканчику. Может, там Вика от тоски уже к столику прилипла… Кстати, а все-таки за что она хотела тебе глаза выцарапать?
– Тебе этого все равно не понять…
Едва друзья приблизились к «Стопке», как дверь распахнулась и из влажной, насыщенной винными парами утробы бара вышли три краснощекие девушки в пестрых блестящих одеждах, похожих на конфетные обертки. Увидев парней, они остановились на пороге.
– Ой! Наконец-то мальчики подвалили! Девчонки, задний ход! Праздник начинается!
Клим сквозь зубы процедил Гере:
– Старичок, кажись, педфак первый экзамен обмывает. Держись, работа предстоит серьезная…
Они спустились в бар. В зале царил полумрак, музыка играла непривычно тихо. Но Клим невольно остановился, потрясенный открывшимся ему зрелищем. Все столики были заняты, но за ними сидели только девушки: беленькие, темные, стриженые, лохматые, выкрашенные во все цвета радуги, в майках, сарафанах, вечерних платьях, джинсах, мини-юбках, и все скучные, с цепкими взглядами, которые словно острые горячие гвоздики прибили парней к дверям.
– Вот это да, – едва справляясь с нахлынувшим волнением, прошептал Клим. – Вот это колумбарий…
– Наверное, ты хотел сказать «клумба»? – предположил Гера.
– Юрик! – громко крикнул бармену Клим, привлекая к себе внимание тех девушек, которые сидели к двери спиной. – Бочонок мадеры! И музыку погромче! Сегодня мы отдыхаем по полной программе!..
Час спустя двери бара с треском распахнулись, и оттуда, вместе с тяжелыми ударами рока, вылетел Гера. За ним, спотыкаясь и ломая высокие каблуки, бежала Вика. Она что-то выкрикивала и норовила ударить его кулаком между лопаток. Гера с ловкостью боксера увертывался, резко менял направление, чем распалял преследовательницу все больше.
– Я тебе устрою веселую жизнь!! Ты еще пожалеешь!! – кричала Вика, размахивая кулаками, но они каждый раз попадали в пустоту.
Гера свернул в подворотню, но тотчас выскочил обратно, а Вику до головокружения занесло, и она обрушила гору картонных коробок. Пока она выбиралась оттуда, Гера успел сесть за руль Скунса и завести мотор.
– Попадись еще мне! – мстительно выкрикнула Вика и, убрав с влажного лба налипшую прядь, сняла туфлю с поломанным каблуком и запустила ее вслед удаляющейся машине.
Не терзая свою фантазию поиском чего-нибудь новенького и оригинального, Гера оставил машину у станции фуникулера, добежал до дома с амурчиками и по навесу и карнизам добрался до окон второго этажа.
Хватаясь за край подоконника, он прошел по периметру весь дом, пока наконец не увидел единственное светящееся окно. Как и в первый раз, Гера не вполне ясно представлял, чего добивается, но не утруждал себя поиском ответа на этот вопрос. Он полностью доверился интуиции, словно лихому коню, который летел по ночной степи без седла, уздечки и подпруги, и Гера, закрыв глаза, крепко прижимался к его терпко пахнущей потной спине.
Приблизив лицо к заляпанному побелкой стеклу, он вдруг окаменел и даже дышать перестал. В скудно освещенной комнате происходило какое-то ритмичное, однообразное движение обнаженного тела. Еще не разобравшись в деталях увиденного, он почувствовал, как ударила в душу тупая ноющая боль.
Он боялся поранить себя куда сильнее, и все же любопытство одолело – то любопытство, с каким человек иной раз расковыривает старую рану или вскрывает нарыв: хоть и больно, но интересно. Гера присел, отыскал на стекле угол почище и прильнул к нему лбом.
На гимнастической доске, с оголенной грудью, лоснящейся, словно натертой маслом, лежал Пилот и выжимал обеими руками двухпудовые гантели. При каждом движении его лицо напрягалось, на лбу сбегались морщины, губы раздвигались, обнажая крепкие зубы. Бицепсы, натягивая кожу, выгибались упрямой дугой. Грудные мышцы приподнимались и опускались, словно тяжелые морские волны.
«Ничего не понимаю», – подумал Гера и в то же мгновение почувствовал, что пальцы соскальзывают с подоконника.
Пытаясь схватиться руками за воздух, он полетел вниз и с громким шлепком упал в корыто с голубой фасадной краской.
Глава 17
Редкий шанс
Жорик сидел за столом, греясь в лучах утреннего солнца, и смотрел на чашку с кофе. Маслянистая, как нефть, поверхность «бразильской ночи», обласканная танцующим паром, ритмично вздрагивала и покрывалась кольцами морщинок. Где-то недалеко работал молот, забивающий в землю сваи, и его удары легко проникали на охраняемый двор, подкатывались к хозяину, бесцеремонно забирались в его чашку и плескались там, словно морские львы.
Жорик думал о том, что где-то недалеко скоро вырастет еще один особняк, и в нем поселится богатый человек. Он знал многих соседей. Один из них работал в морском порту. Другой держал контрольный пакет акций местного цементного завода. Третий был хозяином ресторана. Но ни один из них не занимался столь дерзким, столь вызывающе-преступным бизнесом, как странный человек, представившийся Альбертом.
«Почему он мне доверился? – думал Жорик. – А если я связан с милицией и собираюсь сдать его? Он уверен, что я не смогу доказать его причастность к фальшивым долларам? Или же он считает, что мне просто невыгодно сдавать его милиции?»
Он умел неплохо просчитывать ходы, и сейчас, за утренней чашкой кофе, пытался предугадать, к каким последствиям может привести развитие отношений с Альбертом. Жорик чувствовал, что падение во двор бутылки и пачка фальшивых долларов – звенья одной цепи, но вот к чему эта цепь крепится и какую функцию выполняет, он понять не мог. То ли с ее помощью можно слить воду в туалете. То ли держать на безопасном расстоянии страшного пса. То ли…
