Валерий Рощин - Черная бездна
Погрузка началась поздним вечером: шлюпка без устали сновала между пустынным берегом и стоящей в полумиле субмариной…
Под утро, когда оставалось перевезти последний ящик и пару тяжелых мешков, с северо-запада снова послышался гул самолетов.
Шмидт тихо выругался и замер.
В предутреннем мраке экипажи бомбардировщиков не разглядели бы подводную лодку, но опасность заключалась в том, что на ее верхней палубе велись такелажные и сварочные работы. С размещением в отсеках подлодки ценного груза проблем не возникло, зато сейфы имели слишком большие габариты – просунуть их в люк прочного корпуса не представлялось возможным. Увидев первый ящик, опытный капитан тотчас принял решение временно приварить стальные махины к наружной палубе прямо за боевой рубкой, и теперь сварка искрила так, что ярко-белые всполохи были заметны за многие десятки километров.
Гул нарастал.
– Быстрее-быстрее! – поторапливал Шмидт людей, загружавших в лодку остатки имущества.
Стоящий поблизости Флейг обреченно изрек:
– Если они идут сюда – нам конец.
Штурмбаннфюрер хотел резко возразить, но на северо-западе полыхнуло зарево, а спустя несколько секунд донеслись звуки взрывов.
– Они бомбят Бизерту! – радостно воскликнул Шрайбер. – Значит, у нас есть шанс!
Один из новичков дивизеншутцкоммандо – тибетский монах по имени Туичен-щаго – подхватил мешок с золотыми слитками и согласно замычал. Он был нем, зато хорошо слышал, неплохо понимал немецкий язык и отлично соображал.
Для выполнения обычных операций Шмидт брал с собой десять человек: двух офицеров и восемь многократно проверенных фельдфебелей и унтер-офицеров. Каждый из них был профессионалом в своей области: подрывник, радист, снайпер, врач, рукопашник, боевой пловец… Однако в этот раз, по замыслу оберфюрера Рауффа, к команде прицепили двух гражданских специалистов: немого Туичена и молодого японского ученого-бактериолога Хикару Куроки.
– Хикару, Флейг, Шрайбер! – поторапливал штурмбаннфюрер. – Тащите на шлюпку последний сейф – пора заканчивать с погрузкой!..
Последним был ящик, швы и щели которого густо покрывало черное смолянистое вещество. По совету фельдмаршала его не вскрывали, а потому весил он со всем содержимым около тонны. Кое-как всей командой его затащили в шлюпку, едва не порвав дутый борт и не покалечив деревянный настил резиновой «палубы».
Надувное судно с трудом отчалило от берега.
Четыре человека налегли на весла. А сидевший на руле молодой подводник из боцманской команды взял курс на подводную лодку, контуры которой с трудом угадывались на горизонте.
Верхний рубочный люк захлопнулся, когда последний ящик был намертво приварен к палубе позади боевой рубки. Зарево над Бизертой освещало полнеба, по другую сторону горизонта уже занимался рассвет.
Люди штурмбаннфюрера по очереди спустились в центральный пост подводной лодки седьмой серии. Большинство из них, выполняя секретные миссии, не раз ходили на кораблях и субмаринах, однако были и новички: тибетец Туичен-щаго и японец Хикару – молодой сотрудник секретного «Отряда 731». Операция, разработанная оберфюрером Рауффом, предусматривала наличие людей с уникальными знаниями и способностями.
– Вовремя мы закончили, – встретил Шмидта командир подлодки – рыжебородый капитан-лейтенант. – Я распорядился разместить дивизеншутцкоммандо в кормовом жилом отсеке.
Люди Шмидта после тяжелой погрузки были измотанными, уставшими. Сам Франц тоже выглядел не лучшим образом: мокрая от пота и морских брызг одежда, запачканные руки (лично проверял, хорошо ли закреплены на палубы сейфы), взъерошенные волосы, клокочущее дыхание.
– Хорошо. Но прежде укажите надежное место для хранения груза.
– Минутку, – кивнул капитан и поставленным голосом скомандовал: – Срочное погружение! Средний вперед! Боцман, принять балласт, глубина пятьдесят!..
По корпусу прошла дрожь, послышался гул – заработали электродвигатели, появился дифферент на нос.
Штурмбаннфюрер с подчиненными снова взялись за работу, и через несколько минут мешки и ранцы были аккуратно сложены в кормовом торпедном отсеке.
– Вы довольны? – спросил капитан.
– Я буду доволен, когда доставлю груз в назначенную точку, – ответил Шмидт, назначая первую смену охраны.
– Кстати, о назначенной точке. Для расчета курса мой штурман должен знать ее координаты.
– Тащите карту – я покажу. И можете называть меня Францем.
– Минквиц. Матиас Минквиц, – представился морской офицер. – Прошу в Центральный пост…
В Центральном посту Минквиц подошел к штурманскому рабочему столику, поверх которого лежала развернутая карта. Эсэсовцу хватило одного беглого взгляда на графическое изображение западной акватории Средиземного моря.
– Вот первая точка, куда мы обязаны прибыть как можно быстрее.
Поправив лампу, капитан склонился над картой.
– Северо-восток острова Корсика. Десять миль южнее Бастии. Я правильно понял?
– Все так. Сколько понадобится времени на переход?
– Если по ночам идти в надводном положении, то…
– Исключено! – перебил Франц. – Секретность миссии – прежде всего. Всплываем только для подзарядки.
– В таком случае путешествие затянется. Подводная скорость моей «семерки» не превышает трех узлов.
– Так мало?!
– Я могу разогнать ее до восьми, но всего на один час.
– Хорошо, пусть будет три. Но это лишь одна из задач.
– Есть и вторая? – вопросительно посмотрел на важного пассажира капитан.
– Есть. Вы должны проинструктировать членов своего экипажа, – строго сказал тот, – и запретить им появляться в кормовом отсеке возле секретного груза.
– Согласно распоряжению адмирала Деница, я обязан выполнить любой из ваших приказов, но этот я выполнить не в состоянии, – ответил командир субмарины так, будто речь шла о запрете смены дня и ночи.
– Почему?
– Потому что в данном отсеке находится кормовой торпедный аппарат, два основных электромотора, два воздушных компрессора высокого давления, а также посты энергетики и ручного управления рулями. Вы должны понимать, что без доступа к названным агрегатам наш поход закончится, едва начавшись.
Шмидт задумался. Офицер-подводник был прав, но и он – отвечавший собственной головой за успешный исход операции – обязан максимально обезопасить ценный груз.
– В таком случае сократите до минимума число специалистов, занятых на вахте в кормовом отсеке, – намеренно громко приказал Шмидт. – А заодно напомните морякам о полномочиях, данных мне рейхсфюрером.
Капитан, старший помощник, штурман, боцман и матрос на рулях с робким ожиданием смотрели на старшего офицера СС.
Смерив каждого свирепым взглядом, тот пояснил:
– Согласно возложенным полномочиям, я расстреляю всякого, кто пожелает узнать о грузе больше, чем знает в данную минуту.
Глава первая
Китай, Тибетский автономный район, Лхаса
Четыре года назад
– Брат, учитель зовет нас, – тихо сказал монах.
– Он уходит? – поднял печальный взгляд брат.
– Да. Он сказал: «Настало время».
Потуичен-щаго вознамерился узнать главное: что представляет собой таинственная нирвана, куда ускользает познание после смерти и как объяснить бесконечную цепь смертей и рождений, на которую обречено все живое, согласно учению Будды.
– Я готов, – кивнул второй монах, поднялся и, поправив темно-бордовую накидку, последовал за братом.
Время для путешествия в вечность Потуичен выбрал неудачное – в столице ненавистного Китая стартовали летние Олимпийские игры. К этому же сроку монахи, подогреваемые речами далай-ламы и членов Тибетского правительства в изгнании, затеяли восстание против китайских властей. Начались погромы, убийства. Затем последовала жестокая расправа, аресты, суды…
Мирская суета старого монаха не касалась. Монастырь Самье, где он провел около восьмидесяти лет, находился в долине реки Ярлунг – к юго-востоку от Лхасы, и вести о череде быстро сменяющих друг друга событий доходили сюда с большим опозданием. Болезнь словно издевалась, перед тем как нанести сокрушительный удар: то отступала, давая короткую передышку, то накатывала с новой силой.
Пожалуй, ни один человек сейчас не признал бы в ламе молодого шустрого монаха, помогавшего нацистам в далеком сорок третьем году вывезти и спрятать награбленные в Северной Африке богатства. И тем не менее это был он.
Большую часть жизни лама носил имя Туичен-щаго, что означало «безголосый мужчина Туичен». Когда ему исполнилось шестьдесят, к имени прибавилась уважительная приставка «По», и имя трансформировалось в «Потуичен-щаго» – безголосый дедушка Туичен. Сейчас в свои девяносто он различал лица, неплохо слышал, но по-прежнему не мог говорить, поэтому диалог между учителем и учениками происходил при помощи дощечки со слоем свежей глины. Лама выводил на ней остро оточенной палочкой ровные буквы, складывая из них слова, а ученики прочитывали их и отвечали обычным образом, разве что с еще большим почтением и теплотой…
