Александр Граков - Охота на крутых
Младший Гальчевский под шквал аплодисментов поднялся со стула и с достоинством поклонился на все четыре стороны.
– Годится! Орел! Весь в батьку! – раздались одобрительные выкрики. Но больше всех светилась счастьем Настя, от восхищения чуть подпрыгивая на сиденье мягкого стула.
– Просим вас в скромной мужской компании отметить с нами два этих радостных события, – Степан Ильич радушно повел рукой и добавил, хитро взглянув на Настю, – а может быть, заодно и третье?
Та засмущалась и спряталась за Костину спину. Тот скривился внезапно, словно грыз кислое яблоко, но промолчал, тут же вновь состроив торжественную физиономию. Приглашенные дружно чокнулись, лихо выпили и налегли на «скромную» трапезу: всевозможные салаты, вырезки, грудинки, копченые языки, колбасы, красиво разложенные на блюдах, перемежались паштетом тресковой печени, паюсной и зернистой икрой. Когда было выпито по три‑четыре рюмки, столы пополнились целиком запеченными курами, утками, индейками. И пошла повальная пьянка. Ножи и вилки были отброшены в сторону, лица покраснели и залоснились – птицу разрывали на части руками. Отдыхавший до поры до времени эстрадный ансамбль выдал для начала Полонез Огинского. Мелодия была настоль чарующей, что на несколько минут в зале утих разноголосый шум – ее оценили по достоинству. Зато, когда музыка смолкла, он возобновился с новой силой – отдельные выкрики слились в единое целое:
– Жен‑щин! Жен‑щин! Жен‑щин!!
Костя выскочил из‑за стола и рванулся к выходу. Настя уцепилась за его рукав:
– Куда ты, Костик? Не оставляй меня одну!
– Цыц! – пьяно гаркнул новоиспеченный директор. – Не поняла, что ли – баб им нужно! Засиделись жеребцы! Кто же им кобылок подгонит, если не Гальчевский? А пока я буду в отъезде, тебя развлечет Николай Дмитриевич, – указал он на Настиного соседа по столику – полулысого, с двойным подбородком мужчину в дорогом шикарном костюме, при галстуке, который тут же под столом притер свое колено к ее платью. Увидев, что Настя испуганно отъехала вместе со своим стулом в противоположную сторону, Костя внезапно разозлился. – И не вздумай брыкаться! Такая честь выпадает не каждой девке – побыть наедине с первым секретарем обкома партии. Попасть наличный, так сказать, прием, – хохотнул он, довольный найденным выражением и, посуровев, прикрикнул: – Ты меня поняла?
– Поняла, Костик! – голос Насти в общем гаме был еле слышен.
– А я не понял, повтори громче! – сынок полковника явно издевался над раздавленной и униженной девушкой.
– Поняла я! – звонким, дрожащим голосом крикнула Настя.
– То‑то же! – Костя, самодовольно ухмыльнувшись, исчез в дверном проеме. Его проводили подбадривающими воплями. И тот час же Настя почувствовала, как под столиком чужая рука задрала ей платье почти до пояса и потная мясистая ладонь соседа нагло влезла между ее слегка расставленных ног. В первый момент она онемела от неожиданности и не нашлась, что предпринять – лишь широко распахнутыми глазами в упор непонимающе уставилась на Николая Дмитриевича. А дрожащая от возбуждения рука между тем делала свое дело: грубо раздвинув пытающиеся сжаться ноги, сдвинула вбок мешающий треугольник материала трусиков и принялась теребить жесткие завитки волос и тереть лобок. Видимо, сосед считал себя знатоком эротического массажа и пытался таким способом до крайности возбудить девушку. Но достиг обратного эффекта. Настя съежилась, задергалась, пытаясь отбросить нахальную руку, и, умоляюще глядя на него, прошептала: – Не надо, прошу вас! Люди... стыдно...
На них обратили внимание из‑за соседних столиков, и это, видимо, отрезвило Николая Дмитриевича – он убрал руку с ее живота и Настя поспешно поправила платье.
– Но выпить со мной ты, надеюсь, не откажешься? Из двух зол выбирают меньшее, и Настя поспешно ухватилась за рюмку, до краев наполненную водкой.
– За любовь! За нее пьют до дна! – предупредил он ее строго, следя за Настиной рукой. Пришлось выпить до дна. Настя задохнулась, заполошно ухватилась за фужер с минералкой. А когда отняла его от губ, рюмка вновь была наполнена водкой.
– А теперь – за родителей! Ведь ты их любишь, не так ли? – ласково спросил первый секретарь обкома. – За их здоровье, кстати, тоже пьют до дна!
Его желание споить Настю было явным. Но с другой стороны – отказать такому начальнику? Потом Костик не оберется неприятностей. Она всей душой любила того, кто сначала подло изнасиловал ее, а сейчас бросил на съедение этой акуле в шикарной экипировке!
Настя зажмурилась и решительно выпила вторую рюмку. Закусывая икрой, почувствовала внезапную горячую волну хмеля, поднимающуюся снизу, от живота, постепенно обволакивающую мозг. Все качнулось и поплыло, как в тумане, – слова из песни вполне подходили к ее теперешнему состоянию. Третью порцию обжигающей влаги – за друзей – она выпила машинально, не поморщившись и запила... шампанским, услужливо подсунутым соседом по столику. Юная, не познавшая практики жизни душа, – откуда ей было знать мощное взрывное действие на мозг смеси «водка‑шампанское», сатанинский коктейль, который носит вполне безобидное имя столицы нашей Родины – «Огни Москвы». И поэтому, когда оркестр выдал танго и Николай Дмитриевич пригласил ее на танец, ей поневоле пришлось прижаться к нему, чтобы не упасть. А партнер вовсю пользовался предоставленной возможностью: положив обе руки на Настины ягодицы, он мял упругое молодое тело и отчаянно терся своей грудью о шишечки бюстгальтера. Затем приник жирными губами к ее тонкой шее и всосался в нее глубоким поцелуем.
Насте уже было все равно. Хмельной жар охватил тело приятной истомой, перед закрытыми глазами плыли разноцветные шары и кольца, а чужие руки уже не казались чужими – это были руки Костика, ее Костика – самого дорогого на земле человека. И она отдалась на волю этих рук, повторяя имя любимого там, в зале, во время танца, а затем лежа на одном из столов в темном банкетном зальчике, когда Николай Дмитриевич торопливо сдирал с нее трусики и колготки, поставив ее раздвинутые в стороны ноги на два стула у края стола. И лишь почувствовав в себе горячее, большое, таранившее низ живота, открыла глаза и, различив в хмельном тумане чужое лицо над собой, открыла рот, чтобы закричать. Его тотчас же перекрыла потная, скользкая, противная ладонь с пальцами‑сосисками...
Вторым был полковник Гальчевский. А за его спиной толпились исходившие желанием самцы, до крайности возбужденные полутемной обстановкой интима, запахом секса и видом полуобнаженного девичьего тела, распятого на обеденном столе – руки Насти связали ее же колготками, пропустив их под столом. Вскоре она перестала сопротивляться... А затем и различать очередную рожу над ней, искаженную гримасой похоти...
Ее, может быть, в конце концов просто расплющили бы о стол массивными мужскими тушами, не ворвись в общий зал младший Гальчевский в самый разгар вакханалии. Он был не один – следом веселой вереницей потянулись раскрашенные особи женского пола, самой старшей из которых едва ли перевалило за двадцать.
– Прошу любить и жаловать! – Костя вознесся на эстраду и держал в руках микрофон. – Товарищи, попрошу минуту внимания ! Прежде всего условимся с дамами обращаться вежливо и культурно, все они вожатые пионерских лагерей. Это в дневное время. Ну, а в ночное – спросите у них самих. В общем, перефразировав мои начальные слова, скажем так – прошу их сперва жаловать, а затем уж любить!
Девочки быстро разошлись по столам, заполнив пустующие до этого стулья. Мужики жадно потянулись к этому цветнику, бросив на столе в банкетном зале одинокий цветок – истерзанный, смятый, с опавшими навек лепестками. Кто‑то даже развязал ей руки. А кто‑то уже и Косте успел шепнуть на ухо, что случилось с его предполагаемой невестой. Удовлетворенная ухмылка выползла на его губы.
– Даже папашка попробовал? Сработало‑таки, а? Кто посмеет сказать, что Костя Гальчевский дурак? Ну, папочка, погоди, теперь ты у меня на крючке по гроб жизни! Откомандовался, хватит! Стоит мамочке словцо шепнуть и она тебе в момент яйца оторвет. Вместе с тем, что между ними! А Настька выдержит! Я ей не такие приемы показывал – отходила после, а здесь, подумаешь – десяток мужиков пропустила! Зато каких мужиков! Такой коллекцией не сможет похвастаться ни одна потаскуха в этом городе!
Перемалывая в голове эти мысли. Костя не терял времени даром: подливал окружающим напитки, тискал огромные тугие груди сидевшей рядом блондинки, втерев под столом свое колено между колен находившейся напротив брюнетки, успевая между делом травануть очередной секс‑анекдот.
Веселье в зале между тем достигло апогея. Тосты и выкрики «За любовь!» следовали один за другим, причем всем было ясно, что пьют за свободную любовь, безо всяких выкрутасов. Один из подвыпивших мужей, взгромоздившись на эстраду, пытался читать рубай Омара Хайяма, но на второй строчке завял и понес что‑то невразумительное. Микрофон у него отняла вспрыгнувшая следом на эстраду девица с красиво распущенными волосами и возбужденно блестевшими от выпитого большими подведенными глазами. Ей очень была к лицу родинка над верхней губкой, почти у самой правой ноздри – маленькая симпатичная черная точка.
