Андрей Молчанов - Взорвать Манхэттен
Уитни просунул руку в верхнюю щель стенной ниши, кряхтя, нащупал в ней какую-то, видимо, секретную кнопку, последовал короткий электронный писк; затем, чертыхнувшись, он стряхнул с ладони приставшую пыль, и принялся крутить во все стороны регуляторы шифров, а когда раздался мелодичный, как из музыкальной шкатулки, перезвон, достал из кармана ключи, вставил один из них в прорезь механического замка и − открыл тяжелую толстенную дверцу.
Еле дыша, Жуков наблюдал, как тот вытащил из сейфа какую-то папку, полистал ее, после, словно встрепенувшись, приблизился к входной двери и, убедившись, что за ней никого нет, вернулся обратно.
Некоторое время он всматривался в бумаги, небрежно перелистывая их, а Жуков между тем различал содержимое секретного ящика: сафьяновая бордовая коробка, бумаги, папки, а внизу, во втором отделении − ровные пачки денег − штук десять, не меньше… Если же принять во внимание глубину ящика…
Уитни закрыл папку, замешкался, не зная, куда ее приткнуть; сокрушенно качнул головой, оглядев пыльный пол; наконец, сунул папку под мышку и, неловко удерживая ее, закрыл сейф, после чего возвратил зеркало на положенное место.
Прошелся по зале, остановившись возле окна.
Теперь он находился буквально в одном шаге от покрывшегося испариной Жукова.
С минуту постоял, постукивая кончиками пальцев по подоконнику, видимо, раздумывая о чем-то, затем грустно хмыкнул, подытожив свои размышления, и − направился восвояси к выходу.
В этот момент вновь растворилась входная дверь, и вежливый голос Ричарда бархатно и внушительно доложил:
− Сэр, вертолет готов к вылету.
− Хорошо, я уехал, − отозвался Уитни.
В зале воцарилась пыльная тишина, и Жуков вздохнул с облегчением, − пронесло!
Выждав четверть часа, он принялся циклевать паркет, и к вечеру практически закончил основную работу.
Позвонила Лариса, сказала, что ждет его в офисе, откуда им предстоит направиться в ресторан. С какой стати − не уточнила, но Жукову и без того было ясно, что приглашение исходит от кого-то из ее клиентов, завороженных обещаниями светлого американского будущего и стремящегося таким образом задобрить помощницу адвоката − так Лора всем представлялась. Сам же адвокат, на чье всемогущество Лора постоянно ссылалась, существовал исключительно в ее воображении, хотя она всерьез подумывала взять на данную роль какого-нибудь солидного дядю, умеющего сносно говорить по-английски и надувать щеки, дабы показывать его хотя бы разок в неделю клиентам как ученую обезьяну. Однако отыскать подходящий типаж на Брайтон-бич было непростой задачей, как выудить сома в пруду с карасями. Обращаться же к коренным американцам с подобным предложением она попросту опасалась: сдадут властям, не отвертишься.
Прибыв в офис, Юра застал там супругу, сидящую за заваленным иммиграционными прошениями столом и что-то вдохновенно втолковывающую обретавшемуся напротив нее на стуле пожилому усатому грузину в жеваной кожаной куртке, грязных блу-джинсах и стоптанных кроссовках.
До Юры донеслось:
− Таких как вы, Вахтанг, я устроила здесь десятки!
Данную фразу Жуков перевел следующим образом: такими, как вы, я обычно закусываю на завтрак…
− Позвольте представить… мой муж… − встрепенулась Лора, увидев появившегося в дверях Жукова.
Вахтанг уважительно наклонил лысую голову и протянул Юре маленькую волосатую кисть.
− Вахтанг приглашает нас в ресторан, отметить свое появление на американской земле, − внушительным тоном произнесла Лариса.
Жуков изобразил подобающую гримасу, означавшую: рад, всецело одобряю данное появление, жду указаний…
− Итак, − деловито подытожила Лора, вставая из-за стола, − завтра я передам ваши данные адвокату, а сейчас вы можете оставить депозит…
− Тры тысящи? − с трагедией в голосе вопросил Вахтанг.
− Голову с меня снимет адвокат за такие льготные ставки! − удрученно ответила Лора. − Но, − продолжила, обращаясь уже к Юре, − ты же знаешь, я всегда вхожу в положение людей… Пройдет месяц, и эти три тысячи покажутся ему тремя копейками, вернее, центами… Что такое три тысячи для Америки? − патетически обратилась она к потолку, а затем выглянула в окно, словно ответ на подобный вопрос мог придти именно оттуда. − Так, вечерок в Атлантик-сити… Я извиняюсь, конечно.
− В Грузыи за такой дэньги как царь год живи! − прокомментировал Вахтанг, отсчитывая требуемую сумму.
− А где-нибудь в Гваделупе и всю жизнь, − покладисто согласилась Лора. − Но вы можете представить себя в Гваделупе, я извиняюсь, конечно?
− Где-где? − спросил Вахтанг с подозрением.
− Есть такая страна. По-моему.
− Это остров, − встрял Жуков. − Не путай с Гватемалой.
− Зачэм мнэ остров? − сказал Вахтанг, передавая Ларисе деньги. − Тут свой остров, Манхэттен. Лучше никакой остров нэт!
− Вы − умный человек! − польстила ему Лора, убирая мзду в свою изящную сумочку, подаренную ей Жуковым. Сумочку Юра свистнул накануне на одной из распродаж в Манхэттене. − Ну, мальчики, куда двинем? − Достав помаду и зеркальце, Лора сноровисто подвела губы.
Жуков подметил, что столбик помады исполнен в виде мужского достоинства, и это его покоробило, однако поднимать при Вахтанге данную тему не стал. Сделал зарубку в памяти: разберемся попозже, что за дела…
Ресторан выбрали средненький, но уютный, с грузинской кухней. Официантами здесь служили соотечественники Вахтанга, и будущий эмигрант, заслышав родную речь, приободрился и приосанился.
− Сейчас станет рассказывать, какой он был большой начальник, − улучив момент, шепнула Лора на ухо Жукову.
− Это развэ вино? − пригубив бокал, молвил Вахтанг. − Ай, какой вино у меня в Мцхета! Шампанскый просто, как король Лудовик пил! У мэня все наш началство прыезжал, все министр, даже внутренний дел и государственный бизопасность! Мое вино самый луший был на вэс Кавказ!
− И чего ты уехал? − чокаясь, спросил Жуков. − Пил бы да пил…
− А, слушай, что делать там, а? − ответил Вахтанг. − Свэт нэт, газ нэт, дэнэг ниоткуда нэ взять, а я прокурор был, должен платыт за то, что прокурор, а как платыт, если народ бэдный? Мнэ баран нэсут, курица нэсут, а как я с курица к прэзиденту пойду?
− Вы знаете президента? − с уважением спросила Лора.
− А, дорогая, всэх знаю! Всэ жулики! Им зарплату СэШэА платит, а минэ кто? Я думаль, думаль, пусть и мне зарплата в Амэрике тоже будэт, правильно гаварю? Ты минэ только докумэнт хороший сдэлай, слушай, я тибэ потом тоже буду платыть всу жизн, я такой благодарный, ты нэ знаешь просто…
− За грузинское гостеприимство! − вставил Жуков.
− Тем более мы все христиане, − смахнув умильную слезу, поддержала Лариса. Затем, обратившись к Жукову, стальным голосом произнесла: − Только попробуй нажрись!
− Конэчно, христианэ! Давно уже… Я даже когда член коммунистический партии, все равно христиан был! Хочу тост за Сталин сказат!
− Великий человек, − поддакнула Лора, погрозив Юре пальцем.
− М-да… − невпопад произнес Жуков, размышляя, чтобы сделал великий человек, попадись ему под руку такая честная компания.
Был произнесен тост за Сталина, за Грузию и ее отдельные регионы, за Америку и будущее процветание в ней Вахтанга. Затем крепко выпившая Лариса принялась убеждать беженца-прокурора обязательно выучиться на здешнего юриста, обещая ему поддержку лучших нью-йоркских адвокатов, якобы − ее партнеров и попечителей. А после очередной бутылки, счет которым уже не велся, заявила, что все судьи, полиция и прочие юриспруденты Америки существуют лишь благодаря ее доброй воле, и ей впору баллотироваться в мэры, однако это скучно и хлопотно; далее грянул оркестр, ресторан заполнила вечерняя публика, и время понеслось вскачь.
Беспрестанно текло вино, попадая как в бокалы, так на скатерть и платье Лоры, которая, регулярно произнося сакраментальное: «Я извиняюсь, конечно…», то и дело уходила в туалет; Вахтанг и Жуков, сидя в обнимку, клялись друг другу в дружбе до гроба, но апогеем празднества стали танцы.
Вахтанг, несмотря на джинсы и скособоченные кроссовки, увлеченно изображал джигита, балетно семенящего на мысках под народную кавказскую мелодию, а бывшая балерина Лора, оступаясь на высоких каблуках, вела, картинно размахивая руками, женскую партию, позволяя себе порой рискованные пируэты, в которых просматривалась нарушенная алкоголем координация.
«Навернется и − поделом!» − мстительно подумал Жуков, а затем, ловким движением подвинув к себе сумку супруги, расстегнул молнию, и, одной рукой добродушно помахивая танцующей парочке, другой принялся шарить в недрах жениного ридикюля, нащупывая заветные купюры.
