Максим Шахов - В прицеле – Олимпиада
Пловец оттолкнулся от корпуса, немного отплыл в сторону и замахал руками. Тут на палубе послышалось движение, и над бортом показалась заспанная бородатая рожа. Не то бомж, не то норвежский шкипер.
— За козла ответишь! — предупредила рожа.
Поручик от удивления чуть не утонул.
— Ты чо, в натуре, русский, что ли? — отплевываясь и отфыркиваясь, поинтересовался он, когда снова всплыл на поверхность.
Бородатый бомж-шкипер протяжно зевнул.
— А если еврей? Или каракалпак? Будешь ждать следующего? Нет? Тогда заходи!
Он выбросил за борт конец снасти, Поручик ухватился, подтянулся и перебрался через леерное ограждение на палубу яхты. Бородатый рассматривал его с заметным неудовольствием.
— Ты откуда? — спросил он.
Поручик ткнул большим пальцем себе за спину:
— Оттуда.
— А куда?
Старший лейтенант указал в сторону севера:
— Туда. А у вас круиз?
Теперь настала очередь бородатого шкипера давать исчерпывающие ответы.
— У кого «у нас»? Один я.
Поручик расстроился. Шкипер увидел это по его лицу и поинтересовался:
— А ты думал, я тут баб катаю? Хрен угадал. Если хочешь знать, у меня из-за тебя кругосветка одиночная накрывается.
— Почему это? — не понял Поручик.
Бородатый пояснил:
— Мне же тебя теперь придется в какой-нибудь порт доставить. И время потеряю, и незачет получу. Могут и совсем с гонки снять, поскольку я не один был, а с тобой. И ведь хрен докажешь, что мы случайно встретились. Ты русский, и я русский. И козе понятно — сговор налицо. Уж лучше бы ты негром оказался. Из Лим-пам-по.
Поручик рассмеялся:
— Не бойся. Ни в какой порт меня доставлять не надо. Я бы отоспался часиков несколько да побрился. Когда кролем плывешь, щетина, понимаешь, плечи сильно натирает. А там снова — стилем кроль и стилем брасс поплыву быстрее вас. И никто ничего не узнает.
Бородатый шкипер задумался. Он не то чтобы обрадовался, но вид у него был уже не такой хмурый, как в момент встречи.
— А давай так, — предложил он. — Сегодня я посплю, а завтра ты. Потом ныряй и плыви куда хочешь. А то заманался я совсем, бляха-муха. Ни заснуть, ни расслабиться толком не получается.
Поручик охотно согласился.
— Денис, — представился он.
— Виктор, — протянул руку бородатый шкипер.
Поручик ответил крепким рукопожатием и сразу встал к штурвалу. Шкипер Виктор спустился в рубку, чтобы, как он выразился, сгоношить что-нибудь пожрать. И сгоношил.
Это была поистине фантастическая картина. Двое русских, случайно столкнувшихся на экваторе, на другом краю земли, сидели на палубе парусной яхты под яркими тропическими звездами. Перед ними стояла початая большая, на литр семьдесят пять, с ручкой, бутылка водки. На пожелтевшей русскоязычной, сложенной вдвое газете стояли пластиковые тарелки с солеными огурцами, открытые консервные банки тушенки, бычков в томате, кильки.
Пили водку из металлических кружек, закусывали не спеша. Поддевали концом ножа кильку или бычка, отправляли в рот. Туда же запихивали большие куски тушенки. Хрустели солеными огурцами и галетами.
— Сейчас бы хлебушка. Черного, бляха-муха, — мечтательно протянул Виктор.
— И пару девчонок, — поддержал его Поручик.
Виктор насупился:
— Я женатый. Сыну уже двенадцатый год пошел, дочке десять.
Поручик не понял:
— А как же ты тогда здесь оказался?
Виктор только рукой махнул:
— Характер у меня, понимаешь, тяжелый. Одному как-то легче. Веселее. Наверное, я людей не люблю.
— Я это заметил, — сказал Поручик. — А с солью не пробовал?
Виктор насупился еще больше, и Поручик предпочел сменить тему. Только поругаться не хватало.
— Ты сам-то откуда? — спросил он.
Виктор ответил как бы нехотя:
— Про город Сочи слыхал? Тамошние мы. Жена в Турцию мотается, «челночит». Летом комнаты сдает. Сын Петька, обалдуй, не учится совсем. Дочка тоже… А ты из каких будешь?
Поручик пожал плечами:
— Из никаких. Я детдомовский. Потом военное училище, потом служба на флотах. Так всю жизнь и кантуюсь.
Шкипер невесело вздохнул:
— Видно, наши с тобой домашние тапочки еще не сшиты… Ладно, пойду спать. Пиво в холодильнике, компас в нактоузе, держи курс на зюйд-зюйд-ост, бляха-муха!
И убрался в рубку. Старший лейтенант остался в одиночестве. Собственно, ему и штурвалом не надо было пользоваться, за него работало укрепленное на кронштейне за кормой крыло авторулевого.
Поручик задумался, что случалось с ним довольно редко. Его повседневная жизнь отличалась предельной ясностью. Да и времени на праздные размышления обычно не находилось. А тут все располагало к философским размышлениям о смысле жизни. Может, и вправду пора заглянуть в отдел домашних тапочек? Нет, покупать их, конечно, рано. Но так, походить, присмотреться к фасонам, расцветкам… Представить их на собственных ногах, а себя в них…
В конце концов, не вечно же ему кантоваться по уютным казармам и комфортабельным офицерским общежитиям. У Кэпа и Маркони квартиры и семьи в Москве, у Дока — в Питере, у Бертолета — в Саратове. А Боцман вообще домик в Крыму имеет. Теперь это заграница. Выйдет в отставку, будет персики выращивать, виноград. Недавно опять приглашал отдохнуть.
Поручик потянулся и зевнул. С непривычки к абстрактным размышлениям он то и дело проваливался в дремоту, но всякий раз почти сразу просыпался. Так незаметно прошло время до рассвета. Яхта уверенно шла в полный бакштаг, подгоняемая умеренным норд-вестом. Было тепло и влажно.
Когда солнце поднялось над линией океана, на палубу поднялся Виктор. Он выглядел посвежевшим и умиротворенным.
— Знаешь, ты первый человек, который не вызывает у меня раздражения, — сообщил он.
— Потому что я такой же дурак, как и ты, — буркнул Поручик и отправился отсыпаться по-настоящему…
Проснувшись, он первым делом извлек из ножен на ноге свой замечательный, острый как бритва, боевой нож «Катран» и, намылив щеки и подбородок, принялся скоблить трехдневную щетину. «Катран» справлялся с работой не хуже станка «Жилетт». Поручик успел побрить половину физиономии, когда с палубы послышался удивленный голос Виктора:
— Лодка по правому борту!
Поручик, как был, с ножом в руке, через люк выбрался на крышу рубки. Над головой ветер трепал сильно зарифленный грот. Огромный треугольный парус заполаскивал и время от времени хлопал. Другой треугольный парус, стаксель, и круглый пузатый спинакер были и вовсе убраны. Яхта лежала в дрейфе.
Поручик с удивлением посмотрел на Виктора. Тот был бледен.
— Пираты, — сообщил он и указал на море.
С запада к яхте быстро приближалась длинная лодка, полная вооруженными до зубов людьми. Они кричали, размахивали руками и автоматами, требуя остановиться.
— Это плохо. — Поручик провел невооруженной рукой по намыленной половине лица. — У нас гости, а я побриться не успел.
Но Виктор был встревожен не на шутку.
— Делать-то что будем, бляха-муха?
— Встречать. Что же еще? — Поручик покачал головой. — Да, видно, ты прав: не любишь людей. Может, ты их боишься? Потому и реагируешь агрессивно. Как ежик. А к людям надо с добром.
— И как ты это себе представляешь? — Виктор начал подозревать, что его гость сошел с ума. — Может, в жопу их расцеловать?
Поручик протянул ему нож рукояткой вперед:
— На, подержи, а то еще порежусь. Понимаешь, Витя, чтобы нормально общаться с людьми, надо с ними поговорить. Общий язык найти. Вот, гляди.
Лодка подошла вплотную к борту, пираты приготовились забраться на палубу. Тут старший лейтенант перегнулся через леер и спросил:
— Хеллоу, пиплы! Ду ю спик инглиш самбади?
Он произнес свою речь на ломаном английском, но пираты поняли смысл и переглянулись в легком недоумении. Наконец один из них, коренастый крепыш, злобно ощерился.
— Йес! Моя самбади! Моя инглиш!
Поручик помахал ему:
— О’кей, зер гут, якши. А, к примеру, посчитать от пяти до ноля сумеешь? Фром файв ту зироу.
— Легко! — ухмыльнулся крепыш и щелкнул затвором автомата. — Файв — фо — сри — ту — уан — зироу.
На счет «ноль» — «зеро» — Поручик спрыгнул в лодку. Двое передних пиратов полетели в открытое море, как запущенные из катапульты. Третий, тот самый, понятливый крепыш, получил вырубающий удар в торец и рухнул на четвертого и пятого, заливая их кровью из сломанного носа. Остальные скучились на корме, не зная, что делать.
Получив паузу, Поручик крепко взялся за борта лодки, привстал и резким движением накренил суденышко на левый борт. Пираты инстинктивно откинулись на правый. Поручик поймал их на этом порыве и сам вместе с ними налег всем весом в ту же сторону. Лодка опрокинулась. Автоматы и пулеметы сразу же пошли ко дну. Малайцы, как и многие прибрежные дикари, по традиции плавать никогда не учились — примета плохая. Так что экипаж последовал за снаряжением. Поручик несколькими мощными гребками догнал успевшую отдрейфовать в сторону яхту и вскарабкался на борт.
