Олекса Белобров - Волчье правило
– Как там? Что в эфире? – спросил Хоакина Мурьету, глотая воду из фляги.
– Что-то мутят «духи», товарищ старший лейтенант, – ответил таджик. – Какие-то происходят приготовления к чему-то, кто-то из наших что-то там натворил в ихних тылах, а конкретного – пока ничего.
– Не брешет родич муллы? – спросил Хантер, в упор глядя на вспотевшего «духа».
– Нет, товарищ старший лейтенант, пока не солгал ни единого слова, – заступился за Наваля тарджамон[30].
– Вот и хорошо, слушайте, – успокоился офицер. – Ежели что-то не так – кончайте его без слов! – Он, конечно же, блефовал, прекрасно помня об обмене пленными.
Появился Лом с четырьмя запыхавшимися бойцами, притаранившими полтора центнера боеприпасов и трофейный гранатомет, добытый Хантером «на приз». Десантники быстренько вернулись на СТО, а Логин на «пупке» развернул кипучую деятельность, обустроив мощную оборонительную позицию. Он ловко установил ПКМС в сторону кишлака, рядом разложил целый арсенал: автомат с подствольником, гранатомет со вставленной гранатой и какой-то несерьезный «окурок» с ПБС. Сумки с запасными гранатами к РПГ, ручные гранаты и РД[31] 1 с боезапасом располагались в специальных нишах, устроенных Ломом в стенках окопа.
– Ты здесь всю пакистанскую армию можешь встретить! – одобрительно заметил Хантер, соскакивая к Логину.
– Всю не всю, но многим «душкам» кровь подкислить сможем! – подтвердил сержант. – Держите подарок! – Он всунул в офицерские руки какую-то веревку.
– Что это? – не въехал старший лейтенант.
– Бечевка из козьей шерсти, – объяснил замкомвзвода. – Всегда такую таскаю с собой. Как в засаде сидишь, по периметру окопчика обтянешь и спокойно себя чувствуешь, ибо змея, скорпион или паук страшно боятся даже духа козьего.
– А чего им бояться? – спросил Хантер, чья охотничья юность прошла на несколько тысяч километров севернее.
– Дело в том, что овцы и козы тутошние – это не такие уже и мирные создания, – Логину понравилась роль просветителя. – Если с гор валит многочисленная отара, она уничтожает все на своем пути. Овцы и козы съедают или вытаптывают все, что шевелится, острые копыта режут, давят, рвут в клочья все подряд – и растительность, и живность. Вдобавок жесткий мех мешает ядовитым тварям использовать на все сто процентов свое основное оружие – яд. Поэтому за тысячи лет все, что ползает здесь по земле, выучило: если воняет козлом – убегай и прячься. Это – единственный путь к спасению.
– Благодарю, тезка! – молвил старлей, перебирая в руках веревочку.
«Ночное»
Старший лейтенант Петренко высунулся из окопа и осмотрел местность в ночной бинокль. Артиллерия продолжала методически долбить по горам. На СТО были заметны вспышки сварочных аппаратов и другие демаскирующие признаки. Кишлак молча догорал.
«Не напрасно ли мы выперлись сюда ночью?» – спросил он сам себя. Ответа снова не получил. Убедившись, что подчиненные при деле, Хантер разрешил себе немного расслабиться, как учили тренеры перед ответственными спортивными соревнованиями. Как только он удобно разместился, воспоминания посетили молодую голову.
* * *…Провожать Александра на маленький железнодорожный вокзал городка К. пришла куча народу – человек тридцать. Он был готов к этому – заблаговременно выкупил целое купе. На узеньком столике выстроилась батарея разнокалиберных бутылок с шампанским, водкой, самогоном и домашней наливкой, горкой громоздились нехитрые закуски, приготовленные тещей и женой.
Закончив военно-политическое училище в далеком Свердловске, он, по зову романтического юношеского характера, написал рапорт с просьбой направить его служить в ВДВ, ибо в 80-х годах об этом мечтал почти каждый юноша на территории одной шестой части суши. В Киевском Краснознаменном военном округе части ВДВ не дислоцировались, поэтому и попал Сашка в десантно-штурмовое соединение: далекий московский родственник, генерал, помог потомственному разгильдяю приземлиться «под каштаны».
Таким образом он и попал в элитную бригаду, дислоцированную в городке К. Отслужив два с половиной года, Александр считал себя опытным десантником – совершил около сорока прыжков с парашютом, принимал участие во многих учениях, хорошо стрелял из всех видов бригадного вооружения, водил технику любого назначения, защитил звание кандидата в мастера спорта по рукопашному бою.
Кроме того, по направлению политуправления округа Александр шесть месяцев провел в Белокаменной на курсах Спецпропаганды, работавших под крышей Главного Политуправления Советской армии и ВМФ, получив дополнительную специализацию: «специалист по борьбе с провокациями, слухами и распространением дезинформации».
Помимо всего вышеупомянутого, Сашка мог с вечера легко выпить пару бутылок водки, бурно провести ночь в компании, а в шесть утра по команде «Подъем!» уже бежать с бойцами марш-бросок с полной выкладкой.
Именно за такие «подвиги», с одной стороны, он был взят на контроль партийно-политическим руководством бригады, а с другой – и без того непростые отношения с супругой окончательно испортились. Поэтому, когда он начал строчить рапорт за рапортом о переводе в Афган, в политотделе вздохнули с облегчением.
Несмотря на определенные недостатки, у командира бригады он все же был на хорошем счету: фанат учений, тренировок и парашютных прыжков, постоянно с ротой – то в нарядах, то на полигонах. Именно такие офицеры способны выдерживать обозначенные Присягой тяготы и лишения воинской службы. Тем не менее руководящее слово партии дало о себе знать…
Даже далекий украинско-московский родственник с широкими лампасами на штанах ничего не смог сделать, когда Александра наконец решили отправить «за речку», выполняя решение вышестоящих партийно-политических органов – ну и основываясь на многочисленных рапортах самого Сашки.
Родители Александра жили на Урале и даже в кошмарном сне не могли себе представить, куда отправляют самого младшего сына. С родителями супруги у него (и у его родителей) были очень сложные и напряженные отношения. Стоя на перроне, они тревожно вглядывались в очередь «военнослужащих и членов их семей», входивших-выходивших из купе, где, собственно, и имел место прощальный банкет. Полуторагодовалая дочурка Аня находилась рядом с бабушкой и дедушкой; тепло одетая, она беззаботно бегала по перрону, что-то щебетала и громко смеялась, и именно ей было веселее всех в эти нелегкие минуты.
Наконец объявили об отправлении поезда, и Александр вздохнул с облегчением – уж больно тяжелым оказалось прощание. Какая-то незаметная тень промелькнула на лицах друзей, родственников и знакомых, в памяти навсегда осталось удивленное лицо дочурки и немой вопрос в ее глазках – дескать, куда ты, папусь?..
Поезд набирал скорость, и вот уже остались далеко позади в морозной мгле вокзал, дома и улицы родного городка…
В Киеве в политуправлении округа (или политуправе, на офицерском сленге) убывающих в Афган с нетерпением ждали те генералы и старшие офицеры, которые имели собственных детей – офицеров, которые, в свою очередь, могли попасть на войну, хотя бы теоретически. Поэтому каждый афганский заменщик, появлявшийся в политуправе, вызывал у них приятные и, можно даже сказать, отцовские чувства.
Пожилой и недалекий ЧВС (то есть член Военного Совета), начальник политуправления округа генерал Рудин относился ко всем одинаково: «драл как собак» (его самое мягкое высказывание), поскольку был уверен на всю тысячу процентов – его дети и внуки, даже по сумасшедшему стечению обстоятельств, не могут попасть «за речку».
К нему на прием и попали свежеиспеченные «афганцы» – группа молодых офицеров-политработников. Александр как раз встретил своего старого дружбана по училищу – коренастого старшего лейтенанта Романа Кривобоцкого из Кировоградской бригады спецназа. Они сразу стали держаться вместе, сторонясь «соляры», то есть всяческой пехоты, танкистов, артиллерии, и уж тем более – тыловиков.
– А, долбаные парашютисты! – кинулся на них, как гончак на дичь, ЧВС. – Ну-ка, подойдите поближе!
Все знали о «любви» к десантникам, спецназовцам, авиаторам, ибо вследствие перманентной организационно-штатной чехарды в «непобедимой и легендарной» соединения и части десантно-штурмового и специального предназначения вертолетные полки периодически подчиняли непосредственно Москве, потом – округам, потом снова Центру.
Тем не менее политуправы округов крепко держали вожжи партийно-политического руководства на своей территории. Сейчас грозный, все более тяготеющий к маразму генерал Рудин откровенно выплескивал наружу свою ненависть к людям, постоянно действующее паскудное настроение и плохо скрытую зависть к парням в офицерских мундирах со знаками различия ВДВ. Главным для ЧВС сейчас было желание «выдрать» очередную жертву, стоило лишь найти повод. Однако на этот раз старый Акела промахнулся…
