Александр Тамоников - Выстрел ценой в битву
– Так точно.
– Чудесно. Не забудь встретить – они вылетают точно по графику.
– Не беспокойтесь, все сделаем в лучшем виде.
Глава 10
Российская Федерация, Москва
15–17 июля
Следующим вечером друзья договорились встретиться возле управления. Гурьев подъехал за десять минут, прождал более получаса, но Сидякин не появился.
«Вот придурок!» – выругался он про себя и набрал его номер.
– Да, – невозмутимым голосом ответил Гена.
– Ты ничего не забыл? – едва сдерживаясь, поинтересовался Захар.
– Ой, извини, замотался чо-та.
Так и сказал: «чо-та».
Захар хотел обматерить его и нажать «отбой», но тут в голове родилась занятная мысль.
– Да ты не волнуйся, Гена, мы только что нашли другого вирусолога. Тебе эта командировка, наверное, все равно была бы неинтересна – там, знаешь ли, простенькая работа по классификации и определению опасности вируса. Скукотень, одним словом. Да и смешно сказать, начальство предложило за десять дней командировки премию в размере всего двухсот пятидесяти тысяч. Представляешь? Смех, а не премия.
После Генкиных стенаний по поводу зарплаты в сорок пять – пятьдесят тысяч названная «смешная» сумма произвела неизгладимое впечатление. Гурьев буквально услышал, как у человека на другом конце провода захрустел мозг.
Подобрав слюни, Сидякин подавленно спросил:
– Точно уже нашли другого?
– Да, Ген, спасибо, не стоит волноваться.
Следующие десять минут капитан слушал причитания о том, что если вдруг случится метеоритный дождь или смертельный понос скосит конкурента, то он, гениальный, отзывчивый, ответственный и надежный специалист, так и быть, согласится поработать за жалкие двести пятьдесят тысяч рублей.
– Конечно-конечно, – процедил Гурьев и, попрощавшись, отключился.
«Йес, – ухмыльнулся он, садясь в машину. – Не спи теперь, зараза, мучайся. Ты навсегда усвоишь этот урок! Теперь ты всегда будешь приходить в условленное место к назначенному часу…»
Генка позвонил рано утром следующего дня. Еще раз извинившись, он промямлил:
– А тот… другой вирусолог еще не отказался ехать в командировку?
– Откуда мне знать? – зевнул Захар.
– Ты не мог бы выяснить у своего начальства?
– Рано еще, начальство спит.
– А попозже?
– Ладно, позвоню. Но теперь шансов мало…
Он на самом деле позвонил Полякову и, придумав уважительную причину вчерашнему проколу, договорился о новом собеседовании на полдень.
Без четверти двенадцать Сидякин явился к главному входу управления. Ради ответственной встречи вирусолог напялил почти новый костюмчик, купленный лет десять назад к свадьбе, цветастый галстук и не стоптанные туфли на светлой подошве.
В кабинете Генку ждал не только генерал Поляков, но и еще несколько мужчин в штатском во главе с заместителем начальника управления. Половину из присутствующих Гурьев не знал. Впрочем, его на собеседование не допустили, приказав подождать в приемной.
Спустя минут сорок дверь приоткрылась.
– Зайди, – позвал Поляков.
Захар вошел в кабинет. Друг сидел сбоку на гостевом диванчике с весьма озадаченной физиономией.
– Присаживайся, капитан, – предложил генерал-майор.
Захар уселся рядом с приятелем.
– Значит, так… Геннадий Николаевич Сидякин в качестве вирусолога нас устраивает. Он только что дал согласие на участие в предстоящей операции. Об условиях мы договорились и ударили по рукам, – продолжил шеф. – Теперь, капитан, дело за тобой.
– За мной? – вскинул брови Гурьев.
По его виду было видно, что он крайне удивлен. Дескать, я привел вам отличного кандидата, чего же еще?..
– Да-да, – кивнул заместитель начальника управления. – До начала операции остается два дня, а физическая форма члена вашей группы оставляет желать лучшего.
– Что же я успею сделать за это время?
– Времени действительно мало, но сделать надо. Хотя бы что-то. Утром – пробежка на стадионе, днем – спортзал, вечером – бассейн. Кроме того, по маршруту к месту проведения операции у группы запланирована остановка, там тоже нужно будет уделить внимание физической подготовке.
Гурьев и сам прекрасно осознавал проблему. Чем хуже подготовлен «багаж», тем больше проблем у всей группы во время операции. Но мыслимо ли привести в божеский вид Генку?
Он окинул профессиональным взглядом товарища и тяжело вздохнул:
– Олимпийского чемпиона из него уже не слепить. Но пять-шесть килограммов лишнего веса до отлета из страны он лишится. Это я гарантирую.
– Вот и славно, – заключил генерал Поляков.
Отлет группы был назначен на утро семнадцатого числа. В распоряжении капитана оставалось ровно двое суток.
Покинув начальственный кабинет, приятели направились к «Мерседесу» Гурьева, который к этому моменту был благополучно отремонтирован.
– Куда мы? – спросил Генка.
– В спортзал.
– Вот так сразу?!
– А чего тянуть? Приказ генерала слышал?
– Да.
Усмехнувшись, капитан запустил двигатель.
– Привыкай к исполнительности. Ты теперь почти военный. Кстати, давно занимался спортом?
– Как тебе сказать?.. – замялся товарищ. – Неделю назад лег на пол сделать зарядку. Нащупал подушку. Проснулся через пару часов.
– Понятно…
Закрытый спортивный комплекс управления находился на другом конце Москвы. По дороге Сидякин расспрашивал друга о деталях работы, о предстоящей поездке, о вещах, которые нужно взять с собой.
Захар делился своими познаниями, а о самой операции коротко сказал:
– Задачу нам всегда ставят перед вылетом – прямо у трапа самолета.
– Это почему?
– Не знаю. Полагаю, чтобы не было утечки информации. Кстати, по денежному довольствию договорились?
– Да.
– Сумма устраивает?
– Еще бы, – довольно улыбнулся Сидякин. – Если все будет нормально, получу столько, сколько в институте не заработаю и за полгода.
– Ну, и славно…
Потолкавшись в пробках, друзья приехали в спорткомплекс.
Гурьев подвел новоиспеченного члена группы к ряду шкафчиков, открыл один из них и кивнул на комплект спортивной формы:
– Переодевайся.
В тренажерном зале он бегло осмотрел Генку своими добрыми и терпеливыми глазами на предмет выяснения, какие группы мышц у него нуждаются в тренировке, однако ни одной группы мышц не нашел.
– М-да, – поскреб он подбородок. – Ладно, начнем с самого простого. С разминки…
Весь день капитан провел с Сидякиным: сначала в спортзале, затем в сауне и плавательном бассейне. После обеда дал двухчасовую передышку, но отдыхать не позволил, а повел в стрелковый тир, расположенный в подвальном помещении спорткомплекса.
Вдоволь настрелявшись из различных видов оружия, снова заставил попотеть в тренажерном зале. Ну, а завершил тренировочный день на стадионе, где заставил Генку пробежать три километра.
Ровно в семь вечера тот упал без сил в кресло «Мерседеса» и выдавил:
– Охренеть! Давненько я не испытывал такой нагрузки. Наверное, со времен учебы в университете.
– Устал?
– Не то слово.
– Это хорошо. Зато спать сегодня будешь как младенец. Сейчас подброшу тебя до дома.
– А что у нас по плану завтра? – без энтузиазма спросил Генка.
– В восемь утра встречаемся у входа на стадион. Начнем с пробежки. Потом – спортзал, сауна, бассейн. После обеда опять стрельба и спортзал.
– Из всего перечня мне больше всего по душе стрельба. В тире не так сильно напрягаешься и устаешь, – тяжело вздохнул приятель.
– Понимаю. Но и ты должен понять, эти тренировки нужны прежде всего тебе. Чем тяжелее приходится до отъезда, тем легче там, – неопределенно махнул рукой на юг Гурьев. – Поверь, мы все через это прошли.
– Куда деваться? Раз уж дал согласие – потерплю.
– Терпи, дружище. Ты идешь к успеху…
Чем ближе они подъезжали к Генкиному дому, тем молчаливее и задумчивее становился Сидякин.
– Ты чего такой мрачный? – пихнул его в бок Гурьев. – Самочувствие в норме?
– В норме. Только не по себе.
– Чего так?
– Я всегда побаивался резких изменений в жизни. А скоро произойдет слишком крутой поворот. Даже не знаю, чего ожидать в будущем. На душе кошки скребут, и даже боль в сердце сегодня ощутил.
– Геннадий Николаевич, должен заметить, что ты мало похож на биолога.
– Это почему же?
– Было у меня по жизни несколько знакомых из вашей среды. Правда, все врачи, но это ж ваша родня, верно?
– Да, у нас много общего.
– Так вот, все как один производили впечатления законченных циников. Им в шутку пройтись про неизлечимые болезни или про смерть человека – все равно что малую нужду за углом справить.
– К сожалению, есть среди нас такие. Я пытался приглушить в себе сострадание, сопереживание. Не получилось. До сих пор сердце сжимается, когда ради науки приходится умерщвлять подопытных животных.
