Олег Алякринский - Гастролер
Машина завелась с полоборота. Уже выехав на дорожку, ведущую через парк, он заметил темный силуэт какой-то легковушки, стоявшей на обочине, недалеко от треклятой усадьбы. Он сразу понял, что это тачка того самого крепыша, который мало того что в два счета завалил обоих его подельников и его самого чуть не отправил на тот свет, так еще, сука, и чемодан отбил, из-за которого вся эта херомундия закрутилась… Чего ради, получается, жизнью рисковали.
Через двадцать минут, покинув Кусковский парк, Сашка уже несся по МКАД в сторону Западного округа, сам не зная, куда и зачем едет… Так, пер себе по трассе — лишь бы подальше от греха. Потом, как будто встрепенувшись во сне, он на автомате свернул на Боровское шоссе и рванул в сторону области, но тут им вдруг овладела смертельная усталость: глаза слипались, голова точно свинцом налилась. Простреленная рука болела невыносимо, ее надо было перевязать, остановить кровотечение. Но Сашка, еще долго находясь в шоке, не решался остановить машину. В конце концов он сделал усилие над собой, встал на обочине и, кое-как забинтовав руку, решил вздремнуть полчасика.
Вот тебе и полчасика… Солнце вовсю сияет! Сколько там натыкало? Уже семь пятьдесят. Гребаный калач, он же должен был сразу позвонить! Блин! Мудак! Вот так на свою задницу приключения и находят.
Через двадцать минут, стоя в замызганной, пахнущей застарелой мочой телефонной будке около станции метро «Юго-Западная» и набирая номер, раненый Сашка лихорадочно соображал, что же ему сказать в сложившейся ситуации.
— Это Сухарь… — хриплым шепотком представился он.
— Ты чего же, падла, не звонишь? — свирепо рявкнул голос на другом конце провода.
— Мог бы, позвонил, — слабо огрызнулся Сашка.
— Ты, умник, — продолжал строгий голос в трубке, — я тебя всю ночь прождал у телефона, а ты мне свою туфту втираешь про то, что мог или не мог.
Сашка молчал, понимая, что его собеседник прав. Хотя тот еще не знал о самом неприятном.
— Ну как там дела, рассказывай! — снова раздался строгий голос.
— Хреновые дела, все сорвалось… — прохрипел Сухарь, страшно разволновавшись. — Как вы и сказали, там был один дед. Деда мы быстро раскололи, правда, пришлось его покромсать малость, но потом он все нам вывалил — и место указал, и шифр сейфового замка продиктовал… Мы уже и сейф открыли, и достали…
— Что там было? — перебил его собеседник.
— Чемодан. Только один тяжеленный чемодан. И бабки еще. Баксы… Совсем немного… Но мы баксы не тронули… — При этих словах Сухарь пощупал внутренний карман кожанки, куда он тайком от своих спутников в последний момент засунул-таки пару пачек стодолларовых купюр. — А вот чемодан… С чемоданом облом вышел. Или сигнализация сработала, или старик успел кого-то из своих предупредить по сотовому… В общем, налетели на нас какие-то лоси… Стрельбу подняли… Мы тоже… В общем, едва ноги унесли…
— А что с твоими двумя корешами? — медленно и, как показалось Сухарю, угрожающе проговорил голос в трубке. — Ты должен был с ними разобраться.
— Ну да, — поспешно солгал Сашка, понимая, что если он признается еще и в этой своей оплошности, то ему точно крышка. — Все, как вы сказали… Примочил обоих, там же… Уходя. Оно даже и удачно вышло, поскольку там… это., мочилово началось… то вроде как пацанов в перестрелке угрохали… так выглядит…
— Ладно, с этим мы потом разберемся. Ну а с чемоданом-то что, Сухарь? Упустил? Как же так?
Сашка сглотнул слюну и почувствовал, как по спине пополз холодок страха. Скользкая трубка чуть не выпала из потной ладони. Он даже про боль в простреленной руке забыл.
— Я это… Ничего не мог поделать… — упавшим голосом стал врать Сухарь. — Там их столько набежало с пушками… Говорю же — едва ноги унес…
После долгой паузы, показавшейся перепуганному Сухарю вечностью, собеседник вдруг достаточно миролюбиво предложил:
— Ну тогда вот что… Ты сейчас давай двигай ко мне… Фургон-то свой, я надеюсь, ты не потерял?
— Нет, ну что вы… Я на «газельке»… Я мигом…
Повесив трубку, Сухарь не сразу вышел из будки на улицу.
Его бил страшный колотун. Зачем заказчик позвал его сейчас, с утра, к себе? Ведь чемодана у него все равно нет. Зачем же он ему понадобился? Уж не чаем ли напоить? В его растревоженном мозгу замелькали отрывочные мысли и воспоминания, которые на ходу склеивались в пугающие выводы.
Все в этом деле с самого начала выглядело как-то странно. Он не знал ни имени заказчика, ни имени хозяина той чертовой дачи в Кускове, ни даже того, что лежало в том гребаном чемодане — но явно не деньги. У Сашки невольно засосало под ложечкой. Что же теперь делать? Ехать к нему? Только зачем? Что ему от меня надо?
И тут только Сухарь допер. Как чего?! Да замочить его хотят, вот что! Не зря же ему заказано было обоих его подельников ликвидировать… Да, именно так и сказал ему заказчик: ликвидировать, бабки получишь хорошие, не пожалеешь. Но чтобы, значит, не осталось свидетелей, способных сболтнуть про этот налет. «Видно, — сообразил тут Сухарь, — дачка-то принадлежит какому-то шибко важному чмырю, раз заказчик так мандражирует…» Он вспомнил шикарный интерьер особняка, который ему удалось разглядеть. Да, блин, хозяин не прост: кругом в доме паркет да мрамор, картины развешаны, дорогая мебель стоит…
Он мысленно снова вернулся к только что состоявшемуся телефонному разговору. «Сейчас давай двигай ко мне…» Нет, шутишь, падла, никуда я к тебе не поеду! И Сухарь левой рукой истерично рубанул воздух. Не поеду, ищи других дураков, которые на верную смерть себя посылать будут. И тут он вдруг снова замер в ступоре. А как же можно туда не ехать? Если он не поедет туда сейчас, то завтра, самое позднее послезавтра его все равно вычислят. Вычислят как пить дать… Ведь нашел же этот хорь его каким-то образом, вышел по цепочке, сам позвонил ему на Русаковскую… А если им известен телефон, то вычислить адресок — все равно как два пальца… А коль скоро они знают адрес хаты, которую он снимает на Русаковской, значит, могут запросто знать и другой, на Шаболовке, где он официально прописан под своей фамилией Сухарев…
Не заметив, как вернулся к «газельке» и сел за баранку, Сашка медленно поехал в сторону Комсомольской площади. Мысли путались. Нет, надо рвать когти на хрен. Вообще из Москвы смотаться. А там пусть ищут… Можно на Кипр свалить к Лехе Пандыкину, у которого на далеком средиземноморском островке в курортной зоне есть пара гостиниц, где отдыхают российские туристы. А что, там и можно залечь. И еще Зинку с собой прихватить. Она телка клевая — хрен ли он будет там на Кипре один париться… Надо и Зинку с собой выписать, удовлетворенно подумал он. Бабки есть. Он снова с удовольствием похлопал себя по карману. Леха хоть парень и свой в доску, но за спасибо помогать не станет… Только вот нужно паспорта забрать. А заодно и бабульки припасенные тоже прихватить. Лишними не будут.
«Сейчас прямо и рвану на Русаковскую», — решил Сухарь, когда в голове у него окончательно сложился план действий, там возьму и то и другое из загашничка… Зинка об том загашнике и не знает… Там штук пятнадцать припасено. А потом вместе с Зинкой прямо в аэропорт и на первом же чартере в Лимассол…
Сашка остался доволен своим планом.
И тут его резанула новая страшная догадка. Кто бы ни был этот ухарь, который как ураган налетел на них в Кускове в самый неподходящий момент и сломал им весь кайф, он наверняка засек его фургон с надписью «Московская телефонная служба» на кабине… Да, блин, «газелька»-то засвеченная. И теперь от этой засвеченной тачки надо было срочно избавляться от греха подальше. Но вот так просто бросить фургон в первой попавшейся московской подворотне ему было жалко. И что же с ней делать? Продать! Он даже присвистнул от удачной придумки. Опять же бабки. Ну да, толкануть ее, родимую. На Кипр улететь можно и завтра — этих чартеров сейчас до хрена и больше, каждый час. Сейчас надо рвануть на «газельке» в Южный порт — и там какому-нибудь хмырю толкнуть фургон штук за пять баксов. Она ведь почти новая. «Как-никак, а лишние бабки не помешают», — снова подумал он и, немного повеселев, крепко вцепился в баранку.
Выйдя после пятилетней отсидки из СЛОНа живым и более или менее здоровым, Медведь с годик пошатался по русскому Северу, поскольку бывшему зэку путь в обе столицы и десяток больших городов Советского Союза был закрыт. Перво-наперво Георгий навестил Вологду, где у него почему-то не закололо сердце и не заболела душа, отчего скиталец быстро понял, что навсегда оторвался от корней и ничего его на малой родине не удерживает. Еще была у него слабая надежда получить хоть какие известия про давно сгинувших отца-мать или хотя бы найти их могилку, да все поиски оказались тщетными. Покрутился — покрутился Медведь по Вологодчине, встретился со старыми корешами, даже несколько раз с ними на дело сходил, но однажды чуть не замели их, а по этапу снова идти Медведю вовсе не улыбалось. Плюнул он на все и решил смотаться в более теплые края. Проехался от Казани до Астрахани и обратно, заделавшись каталой на волжских пароходах, и после года скитаний тайком вернулся в Москву, поселился на окраине, найдя себе на Лосином Острове укромный домишко со старухой хозяйкой и, как и предсказал ему когда-то Славик Самуйлов, стал вором-гастролером: уезжал подальше от столицы, по преимуществу на сытый Крым да Кавказ, предпочитая курортные Ялту, Сочи, Сухуми. Прибыв на очередную гастроль, Медведь селился на окраине, крутился в городе две-три недели, намечая себе очередную жертву — отделение ли госбанка, кассу ли крупного завода или большого промтоварного магазина, а потом, взяв себе в подручные пару местных шниферков, безлунной ночью ломал сейф и на следующий же день рвал когти, сев на скорый до Москвы…
