Серия "Афган. Чечня. Локальные войны-3". Компиляция. Книги 1-28 (СИ) - Щербаков Сергей Анатольевич

— Нет, товарищ лейтенант! — внезапно завизжал он. — Я не полезу! Она же ледяная!

Франчковский кивнул сержантам, и те, как два санитара психиатрической больницы, скрутили извивающееся тело, и с размаху бросили его в лужу. Солдат тут же встал на ноги. Яма с водой оказалась довольно глубокой — по крайней мере, воды было почти по пояс, а боец явно не был карликом. Вместо того, чтобы начать процедуру омовения, он с визгом вылетел на землю. Трофимов и Загарев как могли, пытались окунуть его снова, но тот не давался. Отчаяние удесятерило его силы.

— Что он так бьется? — спросил сам у себя вслух ротный.

— Может быть, там правда очень холодно? — осторожно предположил я.

— Думаешь? — с сомнением покачал головой Франчковский. Он подошел к водоему, закатал рукава, запустил их по локоть в воду, и неторопливо, (демонстративно неторопливо), вытащил обратно.

— Знаешь, — сказал я. — У Васи Раца боец заболел воспалением легких.

Лейтенант уничижительно посмотрел на меня. (Господи! Их что — специально всех таких в одно училище подбирали? И Бандера, и Тищенко, и вот Франчковский, смотрели на меня, как на амебу. Хотя, уверяю, я был не глупее их — это уж точно).

— Ладно, — бросил он сержантам, — отпустите его. И вы тоже свободны.

Окрыленные внезапным спасением, «чумазики» исчезли в мгновение ока.

Я вернулся обратно как раз в тот момент, когда Армян, сделав в бампере два отверстия с помощью выстрелов из пулемета, заканчивал установку противотуманок. Все это выглядело красиво, но, увы, бесполезно.

— Они гореть будут? — спросил я у водителя.

— Нет, — ответил Армян, прикручивая фары и не поднимая головы. У меня проводов нет… Потом если достану, попробую сделать что-нибудь.

В этот момент ко мне пришел Трофимов.

— Ротный просил передать, что вас в штаб вызывают, — сказал он и ушел.

Я задумался. Насколько я знал Франчковского, он мог так идиотски подшутить. Вполне мог. Я бы приехал в штаб, меня бы там никто, естественно, не ждал, я бы вернулся обратно, а лейтенант долго ржал. Трудно понять над чем, но ржал бы. Наверное, у них в училище это считалось ужасно остроумным.

Поэтому я решил предварительно сходить к Франчковскому и посмотреть в его глаза. И если бы заметил в них хоть искру неискренности, то просто послал бы его, и никуда не поехал. Моя рация была настроена на Найданова, а частоту штаба я не знал. Спрашивать Найданова мне не хотелось. Если меня и правда вызывали, то на выяснение этого факта через Андрея наверняка ушла бы куча времени.

Внезапно меня прошибла мысль, от которой даже вступило в ноги. «А вдруг меня уже уволили!?», — подумал я, — «И пришел приказ»? Конечно, это было маловероятно — по срокам мне было еще служить и служить. Но вдруг?! Иначе, зачем я понадобился в штабе?

Я пришел в Франчковскому. Он со вздохом посмотрел на меня.

— Я тебе не доверяю, — честно сказал я. — Ты можешь меня обмануть.

Минуту Франчковский молчал. Наверное, хотел сказать — «Не веришь — не езди никуда!» — но передумал. В конце концов, при возможном выяснении впоследствии всех обстоятельств дела, я бы ни секунды не колебался, чтобы пояснить, почему именно я не приехал. И у меня также были друзья среди «отцов — командиров», а Франчковский не был всеобщим любимцем. И он знал это.

Вздохнув, ротный набрал связь со штабом и протянул мне наушники. Я узнал Санжапова.

— Вызывали, товарищ майор? — спросил я.

— Да, да! Давай приезжай.

— Сейчас буду, — ответил я, и вернул наушники ротному.

Я вернулся в машину и приказал Армяну выезжать.

— Куда мы? — спросил он.

— В штаб.

— Товарищ лейтенант! А можно мне к нашим заскочить?

Подумав, я кивнул:

— Хорошо, только не надолго…

Я прибыл к штабу, отпустил Армяна к «своим», и увидел Васю, такого же недоуменного, как и я.

Мы одновременно подошли к штабному кунгу, и обменялись рукопожатием.

— Ты чего здесь? — спросил я.

— А ты чего? — вопросом на вопрос ответил мне Рац.

В этот момент из кунга вышел Санжапов.

— Прибыли? — сказал он. — Заходите.

Мы прошли за майором. Я следовал за Васей.

Командир батальона взял со стола бумагу и зачитал.

— Приказом номер ноль три шестьдесят семь от двадцать пятого сентября тысяча девятьсот девяносто пятого года вам присвоено очередное воинское звание — старший лейтенант.

Санжапов взял со стола две пачки перетянутых бумагой погон, и вручил мне и Васе.

Это было очень приятно. Впервые за последнее время такое событие — очень приятное и ни к чему не обязывающее. Ну, так, относительно не обязывающее.

— Товарищ майор, — сказал Вася. — Вы же понимаете, мы сейчас не в состоянии «обмыть» это событие…

— Ладно! Ладно! — отмахнулся майор. — Потом сочтемся — после войны.

— Спасибо, — сказал я сердечно. — Большое спасибо. Как только представиться возможность, так сразу и проставлюсь.

— Ну, хорошо, хорошо… — забормотал комбат, и мы поняли, что наша аудиенция закончена.

— Как дела? — спросил я у Васи, когда мы вышли из кунга на воздух.

— Да ничего, — ответил Рац. — А тебя сильно потрепали, я слышал?

— Да, сильно, — воспоминания о массе неприятных минут прыгнули мне в глаза, — но со мной ничего. Цел и невредим.

Мы оба плюнули через левое плечо.

— Зайдешь? — спросил меня Вася.

Я заколебался, но долг взял верх:

— Нет, не могу. Надо водителя забрать, и двигать обратно. У меня там расчеты одни остались — мало ли что?

Вася пожал плечами и ушел, а я пошел разыскивать Армяна. Искал я его недолго. Он оказался у костра, вместе со всеми остальными нашими водителями. Здесь же сидел и Найданов.

Я не удержался, и похвалился своими новыми погонами, но особого впечатления на него это не произвело.

— Завтра батальон выступает к Центорою.

— Как так? — Я очень удивился. — Что, обратно пойдем? Мы уже были в Центорое.

— Да нет, — засмеялся Найданов. — Это другой Центорой, впереди. Тут их много — центороев этих. Почему одинаково называются — не знаю. Но что есть — то есть… Хочешь чаю?

Я собирался сразу забрать Армяна, и уехать… Но услышав заманчивое предложения, остался. Чай — это хорошо!

Я присел к костру и волей — неволей выслушал то, о чем втирал своим товарищам, пораскрывавшим рты, мой красноречивый водитель.

— Вот, я этим бабам говорю — «Вы здесь вдвоем жить не сможете, в этой комнате. Вам тут покоя не дадут»! Они мне не поверили, сказали, что обойдутся. Соплячки, только из дома! Ничего не видели, ничего не понимают. Ну, вечером к ним шобла и завалилась. Сожрали все, поизгадили. Я к ним на следующее утро захожу, и говорю: «Ну что, девчонки? Не поверили мне? А я предупреждал! Как можно в этой общаге без защиты жить? Любой, кто захочет, зайдет, и обидит… У меня комната есть своя, нормальная комната. Сами посмотрите, сходите, если не верите. Мне просто вас жалко. Давайте я с вами буду жить. Я не допущу тут беспредела! Обещаю… Ну, они поломались еще немного, а потом согласились. Короче, я к ним переехал.

Тут у одной бабы, Наташка которую звали, оказывается, хахаль есть. Здоровый такой кент! Ну, она ему, конечно, сказала, что «вот так и так». Он приехал, весь такой на понтах, и ко мне. Я ему вежливо объясняю. Я, говорю, не сплю с ними, ты не думай. Я исключительно их жалости взял их под свою опеку. Хочешь, ты переезжай к ним, и живи, если можешь! А одни они жить тут не смогут… Или пусть тогда квартиру снимают… Ну, чувак репу почесал, Наташка и Катька ему ситуацию обрисовали… В общем, ничего он не сделал, уехал в раздумьях.

— Ну а потом что? — спросил Армяна маленький Зерниев. — Ты что, так и жил с ними?

Армян прихлебнул из кружки — (то ли чай, то ли чифирь) — и спокойно ответил:

— Да, пожили еще немного, а потом они, и правда, на квартиру слиняли.

— Ну, и что? Не одной не вдул. — Солоха произнес это так, чтобы все поняли, что уж он-то вдул бы всей общаге по два раза.

— Ну как не вдул, — засмеялся Армян. — Обеим и вдул. Спал с ними по очереди. А когда и втроем.