Андрей Поповский - Третий раунд
Глава 8
Днем Сергея вызвали на допрос, и Егор стал свидетелем того, как обычно важные, презрительно относящиеся к остальным сидельцам вертухаи, угодливо прогибались перед необычным арестантом. Сам Сергей принимал эту угодливость с царственной невозмутимостью и вел себя соответственно. Как понял Егор, вся хата, куда он попал, была чисто воровской, а ее обитатели были приверженцами старых воровских традиций и обычаев. Вован, который был весьма благодушно настроен по отношению к новичку, выбрав удобный момент, тихонько ему шепнул, что Серега Мастер является весьма значимым и авторитетным человеком в воровской среде. Он входит в ближний круг вора в законе Огонька, да и сам не раз бывал в роли положенца, или смотрящего на зонах и со временем, очень вероятно, Мастер тоже будет коронован. В ИВС он заехал из Бутырки только вчера, в связи с проведением следственных мероприятий по его делу, после завершения которых он сразу отбудет обратно ждать суда. Сам Вован подсел за кражу из магазина, нахождение в одной хате с известным авторитетом очень льстило его самолюбию и впоследствии должно было добавить ему значимости в глазах других арестантов.
Вечером они остались в камере втроем. Вован снова балагурил, развлекая своих сокамерников уморительными историями.
— Да я вам точно говорю, так оно всё и было, ну че вы ржете как кони… Вы лучше вона что послушайте, у меня братишка в Ростове в бандитской бригаде, так он мне одну мульку приколол. В общем, как-то его, вместе с его кентом, у него погоняло Башан, вызывает их бригадир и говорит:
— Слышь, братва, в Москве у нас Пузырь, значит, скопытился. Да нет, ничего такого не случилось, просто сердце у него прихватило. Пузырь-то, оказывается, был сердечником… Так что давайте, собирайтесь и прямо сегодня самолетом дуйте в Москву. Привезете оттуда Пузыря, чтобы похоронить его с почетом, как и подобает путевому пацану…
Дал он им бабок на дорогу, адвокаты оформили все документы, чтобы им этого жмура без проблем из морга выдали, ну и пацаны быстренько собрались и полетели. Здесь в Москве они, как водится, вместо того, чтобы сразу попереться в морг за Пузырем, сразу завалили в кабак, сняли там баб, и понеслась мохнатка по кочкам. Погудели они славненько, а когда протрезвели, обнаружили, что почти все общаковое бабло, выданное им на обратную дорогу, потратили на фиг. Короче, оставшихся денег им хватало с трудом только на поезд. Что делать, хрен его знает. Но братишка-то мой не дурак, он пошевелил своими мозгами, а мозги у него по трезвяне работают дай бог каждому, ну и говорит своему корешу: — А давай-ка мы с тобой три билета на поезд купим, Пузыря занесем в вагон, кинем на полку, типа он спит, и таким макаром тишком его домой и отвезем. Тот подумал, делать то нечего, ну и согласился. В общем, так они и сделали. Купили три билета в купейный вагон, затащили туда Пузыря под руки, проводнице сказали, что он типа бухой, кинули его на верхнюю полку, укрыли одеялом, а сами пошли в вагон ресторан сушняк залить, трубы то горят после вчерашнего.
Поезд тронулся, а тут в купе завалил еще один пассажир, смотрит, кто-то наверху спит. Ну, он будить не стал, и спокойненько так, расположился на своем месте. Сколько они так проехали, хрен его знает, только вдруг втемяшилось этому пассажиру в башку чего-то там узнать у попутчика. Сначала он так спросил, тот не отвечает, мужик тронул Пузыря за плечо — ноль эффекта. Ну, он тогда осерчал и стал трясти зажмурившегося Пузыря прямо как медведь грушу. А тут, как на зло, поезд вдруг резко затормозил, Пузыря по инерции с верхней полки скинуло и он головой хряпнулся прямо об стол. Мужик, который его тряс тоже свалился, потом смотрит, а Пузырь то вообще не шевелится и даже не дышит — он так и обомлел. Все думает — убил человека, что делать? Короче, дело было уже к ночи, поезд идет полным ходом, ну и этот мужик, не долго думая, открыл окно и кое-как, с грехом пополам, жмурик-то тяжелый был, выкинул Пузыря, значит, в то окошко. В это время из вагона-ресторана возвращаются мой братишка с Башаном. Смотрят, а Пузыря-то нет на месте. Они так и присели. Потом охреневший от происходящего Башан спрашивает мужика, который находился в купе: — А где типа наш братишка, который тут спал на верхней полке? Мужик смотрит на них честными глазами и отвечает: — А хрен его знает, на последней станции он вышел и не сказал куда, наверное покурить пошел… Тут братишка с Башаном вообще попутали, как покойник может выйти покурить? В общем, сидят они потихоньку офигевают, головы у них после вчерашнего совсем чугунные — колесики туго проворачиваются, когда к ним в купе врываются мусора из охраны поезда.
— Всем стоять руки за голову, а ну признавайтесь, сволочи, кто из вас человека в окно выкинул?
Мужик, падла, глазки потупил, типа он тут ни при чем, и ни в чем не сознается. Братишка мой с Башаном вообще в ауте — какой еще человек, в какое окно? Тут в купе залетает бабулька-божий одуванчик, и орет:
— Это они, я точно все видела! Они все втроем его бедолагу в окно кидают, а он бедненький орет «Помогите, люди добрые! Убивают!», упирается руками и ногами изо всех сил, не хочет, значит, смертушку мученическую принимать. А они, ироды проклятые, ему по рукам, по рукам, которыми он за окошко то держался… Так они, сволочи, его и выкинули…Тьфу на вас, нехристи поганые!
К концу рассказа Вована и Сергей, и Егор от смеха уже просто катались по шконкам.
— Ой, не могу, — Сергей, утирая тыльной стороной ладони слезы, выступившие на глазах от смеха, переспросил Вована: — она так и сказала про смертушку мученическую?
— Ага, — серьезно подтвердил Вован, — прямо все, говорит, своими глазами все видела: и как пихали его в окошко, и как он упирался, и как орал слышала…
Последовал новый взрыв дикого хохота.
— Ну и чем все кончилось? — наконец, отсмеявшись, спросил Егор.
— А чем кончилось? Их всех троих на первой же станции ссадили, и в итоге просидели они пару дней в местном обезьяннике… Пока Пузыря нашли, пока разобрались что там к чему… — махнул рукой Вован.
Немного попозже разговор затронул уже более серьезные темы. Начало девяностых стало переломным моментом в жизни не только для законопослушных граждан, но и для преступного мира. Перестройка, затеянная на одной шестой части суши, как мощный водоворот, вынесла всю гниль, пену и грязь со дна на поверхность. Раньше, при сильном государстве, регулярный криминальный промысел, был уделом небольшой кучки людей, избравших воровскую жизнь своей профессией, живших и на воле и в заключении по воровским законам. А теперь в криминал, сверкая смазанными салом пятками, рванули все кому не лень. Если раньше слово «вор» у большинства людей вызывало брезгливую гримасу на лице, то теперь многие недалекие молодые люди, никогда в жизни тюрьмы не нюхавшие, стали откровенно кичиться своей близостью к криминальной теме.
В местах лишения свободы большую часть заключенных всегда составляли «мужики» — люди, попавшие в тюрьму во многом случайно, по воле неблагоприятно сложившихся обстоятельств. Сидели они, как правило, за неумышленные преступления, либо за незначительные кражи, или за хулиганку, а многие просто по глупости. Профессиональных преступников в тюрьмах и на зонах всегда было гораздо меньше, чем «мужиков», и они образовывают тонкую «элитную» прослойку «блатных», живущих по своим воровским понятиям и законам. Блатные, как люди избравшие своим уделом «бродяжью жизнь», отрицали всякую государственную власть, признавая только свои неписанные понятия. Классический бродяга не должен был когда-либо состоять в любых общественных объединениях, включая даже пионерию и комсомол, он не должен был служить в армии или работать в любых государственных органах. На жизнь бродяга должен был зарабатывать преступным путем и при этом не быть стяжателем, умение не копить, «не жаться» и в один момент спустить все деньги до последней копейки всегда считалось особым шиком, показывающим широту бродяжьей души. На зонах «правильные блатные» никогда не шли на сотрудничество с администрацией и никогда не становились активистами, бригадирами или завхозами, так как эти должности считались «козлячьими». Наиболее упрямые и дерзкие из блатных гордо именовались «отрицалами» — это были арестанты, открыто бравирующие своим демонстративным неподчинением администрации. Работать на «промке» или горбатить на хозяина «отрицалам» «западло», выполнять правила внутреннего распорядка тоже «западло», для «отрицал» лучше месяцами не вылазить из ШИЗО (штрафной изолятор), чем в чем-то уронить свой статус — ведь в преступной среде авторитет зарабатывается долго и мучительно, а потерять его можно из-за любого неосторожного поступка или даже слова. Именно «блатные» зачастую реально заправляют положением вещей на зонах, и тогда такие зоны именуются «черными». Подобное управление, кроме прочих методов, осуществляется с помощью идеологического воздействия на основную массу арестантов, то есть на «мужиков». Авторитетные воры, в случае необходимости, могут спровоцировать массовые акции неповиновения заключенных и даже поднять их на бунт. Для администрации подобные инциденты весьма нежелательны. Конечно, в любом случае, зековский бунт будет подавлен усилиями спецназа ГУИН, но зато в результате, в ходе обязательных в таких случаях проверок «сверху», на местах могут полететь головы, а ломать свою карьеру не хочется никому. Именно поэтому администрации зачастую предпочитают договариваться с авторитетными блатными, и здесь открываются широкие возможности для торга как для одной, так и для другой стороны.
