Олег Приходько - Вне закона
Отношения между ними стали почти родственными, однако он не противился ее увлечениям и даже браку, который она пожелала оформить с артистом местного театра. Впрочем, Эдик знал, что брак этот продлится недолго. Так оно и случилось: убитый горем артист уехал в неизвестном направлении, а Светлана вскоре забыла о нем.
Пору, когда оглядка на прошлое становится потребностью, скрасил переезд в Москву. Это было ее давней мечтой. Еще не старая для достойной, лучшей жизни, для того, чтобы обзавестись знакомствами на столичном уровне, Светлана окунулась в водоворот новых событий. У нее очень скоро появилась пристойная квартира в Бирюлево, машина с гаражом, посольский ухажер, поставлявший деньги и ценную информацию для Аракелова. По утрам она просиживала часами в модных салонах, одевалась в платья от Юдашкина, посещала театры, выезжала на пикники, год пробыла замужем за стареющим капитаном торгового флота, с которым развелась по обоюдному согласию и без скандала, получив в результате имущественного раздела дом в деревне Муракино под Икшей и новенький катер…
В дверь постучали, напоминая о необходимости отъезда. Она уже собралась, сидела на краешке нарочно не убранной постели и грызла кончик ручки, силясь написать Пименову записку.
Уехала, так и не найдя нужных слов — оправдываться было не в чем, объяснения же в любви казались ей сейчас неуместными. Почему-то он не вышел проводить ее, чего никогда не случалось прежде. Предчувствие разрыва с новой силой сдавило ей сердце.
Через пять минут вслед за нею со двора выехал белый «мерседес» Пименова, которым управлял Барракуда.
14
К дому, где жил Каменев, Евгений подкатил в одиннадцатом часу.
Старый опер (Каменеву шел тридцать шестой) пил чай и смотрел телевизор. Дверь отворила жена Леля.
— Привет, пропащий, — впустила она Евгения. — Марш руки мыть и за стол! Пельмени будешь есть у Кати, а я ватрушек напекла.
— Пожалуйста, без намеков, — сбросив куртку, он закатал рукава рубашки. — Старый опер дома?
— Молчит, — Леля прошла на кухню, включила конфорку под чайником. — Ты хотя бы позвонить мог!
Молчание Каменева означало волнение. По-другому оно не выражалось. Второй год Сан Саныч, уйдя из МУРа частично по своей, а частично не по своей воле, не работал. Хорошо, что модельер Леля получала приличную зарплату, но и при этом ватрушки в доме становились роскошью. Каменев пил от тоски, по пьянке угрожал преступному миру скорой расправой, строил бредовые планы, касавшиеся собственного устройства и того, как раз и навсегда покончить с мафией — все это было следствием надлома и утраты былой веры в справедливость. Леля не раз просила Евгения поговорить с ним по-дружески, наставить на путь истинный, но, во-первых, такие разговоры Каменев пресекал на корню, а во-вторых, после смерти Петра Евгений и сам сбился с этого пути — год для обоих был прожит впустую.
— Привет, старый опер, — Евгений придвинул кресло поближе к телевизору. — Ну, чего ты дуешься, ей-Богу? «Лайба» стоит у подъезда в лучшем виде, вымыта, заправлена и без единой пулевой пробоины.
Транслировали передачу с каким-то артистом. Скрестив на груди руки и закатив глаза, обрамленные пушистыми, как у девицы, ресницами, он читал стихотворение из школьного учебника, очевидно, полагая, что нашел новую трактовку:
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
— Он поет или говорит, что-то я не пойму, — проворчал Каменев вместо ответа.
— Декламирует.
— Для кого?
— Для нас с тобой, наверно. Все, что делается вокруг, делается для нас.
— Или против нас.
— То, что делается против, в итоге все равно оказывается — для. Закон философии.
— Не помню такого.
— Незнание законов не освобождает от ответственности.
В комнате запахло жасмином — Леля внесла чай. Евгений шумно втянул носом аромат, взял с блюда ватрушку.
— Гран мерси.
— Ты когда в Париж едешь?
— Не знаю, Леля. Спроси чего полегче. Со вторника начну заниматься оформлением.
— Начни с понедельника, — посоветовал Каменев.
— Понедельников и тринадцатых чисел не признаю.
Некоторое время сидели молча. Евгений заметил, что Каменев выбрит и трезв, и по тому, как Леля хлопнула кухонной дверью, понял, что этому предшествовал скандал.
— Да переключи ты этого пидера, — попросил он, жуя ват
рушку.
— На кого? На другого? — Каменев все же встал и выключил телевизор.
— Машина больше не нужна? — спросил он.
— Нужна. Только другая.
— Другой нет. Возьми напрокат.
— Я так и сделаю.
Помолчали. Каменев достал сигареты, развернул кресло.
— Сволочь ты, Женя, — сказал ок неожиданно.
— Есть маленько, — согласился гость.
— Не хочешь старого опера в дело брать, так хоть расскажи. Может, я за консультанта сойду?
— Может, и сойдешь, — Евгений отставил чашку, вытер руки носовым платком. Старательно дожевал ватрушку, достал из кармана обрывок газеты.
— Ну и что? — Каменев пробежал глазами по колонке цифр, написанных ка полях карандашом.
— Соответственно «джип», «хонда», «волга» и «БМВ». Кому принадлежат, сможешь узнать?
Каменев усмехнулся.
— А последний номерок? — хитро сощурившись, он посмотрел на Евгения. — Что за модель?
— «Макаров», естественно.
— И где он?
— В речке утоп. Вместе с «уоки-токи».
— И хозяином?
— Хозяина я не дотащил, некогда было, — Евгений выложил на столик красную книжицу.
— «Чалый Валерий Алексеевич, инспектор охраны, АО «Руно», — вслух прочел Каменев. — Разрешения не было?
Евгений покачал головой.
— Ясненько. Подробности будут?
— Нет.
Каменев придвинул к нему листок.
— На нет и суда нет, — сказал ок.
— Не будь гадом, Саныч. Что тебе стоит пройтись по старым связям?
— Вышел я из возраста в жмурки играть.
— Да нечего тут рассказывать! — отмахнулся Евгений. — Ну, попросили за одной особой приглядеть по старой памяти. Охранник этот застукал, я у него рацию, пистолет и ксиву изъял, срисовал номера тачек, что во дворе стояли, — и все.
Каменев не ответил, но листок переложил на полочку у телефона.
— Жадность фраера погубит, — пообещал он, разминая в пальцах сигарету.
Евгений демонстративно вздохнул.
— Ну, хорошо. Давай, не буду. Давай, лягу на тахту и начну плевать в потолок. Пойду детей физкультуре обучать или спокойно, не напрягаясь, излагать гражданам основы законодательства. По вечерам водочку попивать и смотреть телевизор.
— «А он, мятежный, просит бури!..» — подражая телеартисту, пропел Каменев. — Нет, зачем же? Так не нужно, конечно. Холуем лучше. Холуи нынче в почете. Бабу выследить, свечку подержать, а потом заложить мужу — так, мол, и так, имеет связь с тем-то и тем-то, таким-то, значит, способом. И денег больше, чем у муровского опера. А главное — самоуважение.
— Пошел к черту!
— Заело?
— Меня другое заело. Полно агентств, а они — ко мне. Якобы Квадрат посоветовал.
— Репутация!
— Да Квадрат-то, как выяснилось, помер давно.
— Вот оно что? Откуда же тогда…
— Это я и хочу выяснить.
— Подкидывают! — сразу предположил старый опер.
— Похоже. Разыгрывают комбинацию — Карпову с Каспаровым делать нечего… Ладно. Машину отогнать в гараж? А то у меня Шериф еще не гулял.
— Сам отгоню, — поднялся Каменев. — Что хоть за баба?
— Узнаю — скажу.
— Адрес есть?
— Есть. Завтра пощупаю.
Евгений попрощался с хозяйкой. Воспользовавшись тем, что Каменев зашел в туалет, шепнул:
— Леля, я тебя прошу, не пили ты его. Глянь, постарел старый опер без дела. Я его вылечу, только не пили.
— Сам такой, — буркнула она в ответ. — Ватрушек Шерифу не забудь взять.
Вышли в ночь. Лужи прихватило морозцем. От предложения Каменева подвезти его до дома Евгений решительно отказался, поехал в метро.
Шериф дрых, как сурок. Даже приветствие забыл пролаять спросонок.
— Cher ami, venez-vous? Voulez-vous me dormer votre bras?[3] — спросил хозяин, сняв с вешалки поводок и застегивая ошейник.
С переменной скоростью побежали по кругу. Такие пробежки помогали чувствовать форму, что было необходимо особенно сейчас, когда от пустякового поручения явственно повеяло керосином.
После вынужденной разборки с Чалым он твердо решил не влезать в это дело глубже, чем поручено Клиентом. Акционерное общество, сходка главарей на даче, клановые группировки, странный груз под особой охраной в станционном пакгаузе — все это могло завести бесконечно далеко. Швец еще в прошлом году рассказывал, что 81 процент всех российских акций принадлежат криминальным структурам. Акции «Руна», несомненно, были из их числа: химические заводы, поставляющие продукцию за рубеж, — не фунт изюма. Дела подобного рода новизной не отличались, но затягивали по уши, как болото, это Евгений знал по собственному опыту. Но на этот раз — все! Ему платили за другое, за то, что надлежало завершить к семнадцати часам понедельника, когда истекали оговоренные трое суток. Останется лишь получить обещанные деньги и улететь в Париж с сознанием выполненного долга и финансовой независимости.
