Михаил Нестеров - Возмездие: никогда не поздно
— На это я и рассчитывал. За хлопоты я тебе заплачу.
— Сколько?
— Десять тысяч.
— Десять тысяч баксов, — поставил условие Хэнк, и глаза его блеснули алчностью. — За меньшее я и мухи не прихлопну.
— Договорились.
Хэнк протянул руку, чтобы скрепить сделку рукопожатием, и Кравцу пришлось пожать ее.
— Хочешь, живи здесь, со мной, — предложил Хатунцев. — А можешь занять соседний домик. Одно время я устроил там сральник, но прибраться недолго.
— Нет, — отказался Кравец. — Я сниму угол в другом месте. А ты мне позвонишь, когда Билл придет к тебе. Не думаю, что он собирается убить тебя. Я хотел спросить вот что: ты не знаешь, где остальные парни из нашей опергруппы?
— Нет, — покачал головой Старый Хэнк. — Я не знаю даже, где сам нахожусь, зачем живу. Я часто говорю с Богом…
— Вот как? И что он тебе отвечает?
— Он говорит, что не любит запаха пота. Ненавидит трудяг и без ума от воров и мошенников. Ему по душе запахи пороховой гари, горячей крови, разложившихся трупов. Он любит хор матерей, убивающихся о своих убитых детях…
«Крыша у него поехала, — подумал Кравец. — Чокнутый киллер — что может быть хуже?», а вслух сказал:
— И вот еще что, Хэнк, пока я не забыл. Ты обязательно, обязательно, посчитай ему .
— Посчитать?.. А, вот что ты имеешь в виду…
…Кравец давно ушел, а Старый Хэнк все сидел на том же месте, где попрощался с ним. Последние несколько лет он ждал этой встречи… Во всяком случае, его преследовала острая мысль о неизбежном столкновении с прошлым, как сталкиваются на оживленном проспекте машины. Это сейчас он видел перед собой образ конкретного человека, а еще неделю назад, ворочаясь с боку на бок на жесткой кровати, не мог отделаться от безликого образа, стоявшего у его ног. Так ждут смерти, и вообще, если даже исподволь пытаешься вернуться в прошлое, ты невольно приближаешь будущее — то есть свой конец. Так считал Старый Хэнк, зная о смерти если не все, то очень много.
Он думал о том, что Кравец подставляет его под удар Виктора Биленкова, и мысли его были под стать его холодной крови: он не боялся ни того, ни другого, потому что давным-давно принял пилюлю от страха. И все же сегодня лекарство не сработало: он до смерти испугался зеркального отражения Кравца. Но окажись на его месте Биленков, Хатунцев даже не вздрогнул бы.
Интересно, какой он сейчас? Все такой же подозрительный и по-прежнему никому, кроме себя, не доверяет? Все сам, сам . Хэнк много лет тому назад бросил в спину Биленкова этот ком сарказма. Что же, он, как никто другой, имел все основания доверять только себе, а плечо товарища — лишь фраза от лукавого.
Сброд. Они никогда не были настоящей командой, объединенной какой-то идеей. Их вместе удерживала сильная рука. И стоило ей разжаться, как все они разбежались в разные стороны. Бежали без оглядки? Это вряд ли. Подтверждение тому — частые путешествия Хэнка в прошлое.
Он давно ждал этого дня, и вот он непоправимо резво убегает за горизонт.
Сергей достал из ящика стола записную книжку с потрепанной обложкой. Объемистая, на сорок восемь листов, она была исписана мелким почерком, осталось всего два пустых листа. «Не знаю, с чего начать сегодня», — подумал он. И написал эти слова на предпоследнем листке своего дневника. «Сегодня еще раз пришел к мысли, что мы сделали все ровно наоборот. Мы старались не выпускать друг друга из вида, как будто получили команду. Цепь, которой мы были скованы, никто и никогда не разрывал. Мы жили в страхе, и только теперь та задумка оставить нас в живых засияла передо мной всеми цветами радуги…»
Кравцу приснился сон. В вагончик Хэнка забрели двое подростков. «Кто ты?» — спросил один. «Я могильщик», — ответил Хэнк. «А твоя подруга — Лара Крофт? На колени!» Он безропотно повиновался. Тот парень, что был ближе к нему, расстегнул ширинку и стал мочиться на Хэнка. Могильщик схватил его за член зубами. Резко выпрямляясь, он затылком, не видя, но чувствуя второго противника, ударил того в лицо. Все было кончено за две-три секунды. Безоружный, он отработал быстрее, чем вооруженный человек. Он снял с плиты сковородку и, склонившись над вторым, несколькими ударами превратил его лицо в лепешку. Еще два удара по голове, и парень перестал дышать. Другой взмолился, пытаясь унять паховое кровотечение: «Дядя, не убивайте меня». — «Ну ты тоже скажешь. Умертвить — не значит убить». И он убил его несколькими ударами по голове… Ночь. Никого вокруг. Только звезды пялятся на домик Старого Хэнка. Погрузив в тележку труп, он покатил ее в сторону кладбища. Через полчаса вернулся за другим трупом. Прежде чем сбросить их в свежевырытую могилу, он обыскал их, взял только деньги. Когда забрасывал их землей, мобильный телефон одного из них дал знать о себе грустной мелодией…
Она повторилась, и Кравец проснулся с бешено колотящимся сердцем. И первое, что сделал, это провел по лицу рукой, нет ли на ней крови, потом опустил ее ниже… Слава богу, все было на месте. Он вдруг понял, что два привидевшихся ему парня — он сам… Но что такое, почему грустная мелодия из сна не отпускает его? Ах, вот оно что: это отрабатывала свое функция будильника. Игорь нажал на кнопку мобильника, выключая ее.
За эти пятнадцать лет Виктор Биленков не изменился: все та же короткая прическа а-ля Кашпировский и почти такой же, как у целителя, тяжелый взгляд. Но внешне они, конечно, не похожи, так, отдельные детали навевают образ другого человека. Он не постарел. Подурнел, что ли, анализировал Дмитрий Жердев, открыто разглядывая командира опергруппы. А тот, отличаясь врожденной пластичностью, давал разглядеть себя — то анфас, то в профиль, делая вид, что разглядывает кабинет. А может, он и не пластичный вовсе, а простоватый, и его настолько очаровала обстановка кабинета, что на его хозяина он бросает короткие взгляды.
— Так ты говоришь, Кравец ударил тебя пятерней?
— По лицу, — быстро кивнул Биленков. — А мог бы пожать мне руку — в знак благодарности, что я его тогда не убил.
— Ты помнишь детали того вечера?
— Как будто это было вчера.
— Ты приказал ему убить девочку. Почему он не выполнил приказ, как ты думаешь?
— Может, он сам ответит на этот вопрос? — ушел от ответа Биленков. — Прикажите, и я достану вам его из-под земли.
— Почему ты не пришел ко мне вчера или даже позавчера?
— Мне нужно было все обдумать. Плюс у меня контракт с Глорией Дюран.
— Кто она?
— Снимается в молодежных сериалах.
Вчера вечером они с Ким проводили ее в аэропорт. При этом воспоминании Виктор нервно сглотнул. Он не любил аэропорты, потому что там самолеты, а он не выносил перелетов из-за… В общем, ему трудно было это объяснить, Юонг Ким однажды помогла ему в этом: «Ты боишься замкнутого пространства на головокружительной высоте, потому что у тебя морская болезнь». — «Лучше не скажешь», — ответил он.
Жердев тоже окунулся в прошлое, в тот день, когда сгорело в камине дело полковника Джиганшина.
— Чего нет на бумаге, того не было в действительности, — ответил он на свои мысли. — Я только отчасти соглашаюсь с этим постулатом. Однако остается жив свидетель убийства Лесника, агент военной разведки, и он в этой ипостаси очень опасен. Времена сейчас скользкие, очень скользкие. Ледниковый период. Поскользнулся — и уже не остановишь.
— Хотите, чтобы я вам достал Кравца и выбил из него правду?
— Ты достанешь всех, — перебил его Жердев, недовольно сморщившись. — И не обязательно выбивать из них правду.
Биленков снова пожал плечами, подумав, что скоро они с Жердевым перейдут на язык жестов.
— Поможете мне с адресами?
— Не понимаю, о чем ты, — закрылся, как устрица в раковине, Жердев. Он знал адрес Биленкова, и этого ему было достаточно. Он не поменял породу, но поменял окрас. В этом деле решил дистанцироваться от своей опергруппы, и это был его осознанный выбор. И все же кое-какую информацию он Биленкову бросил: — Я слышал краем уха, что Сергей Хатунцев работает кротом на каком-то кладбище.
— Каким кротом?
— Кроты работают за гроши, я слышал. Старшие помощники младших могильщиков, так кажется.
— Я тоже не прочь поработать за гроши.
Выдав аванс Биленкову и назначив ему встречу на завтра, Жердев окликнул его на пороге:
— Кстати, ты слышал о Вуди Аллене?
— Да так, а что?
— Ничего.
В машине Виктора поджидала кореянка. И теперь он мог ответить на вопрос Жердева: «Ты приказал Кравцу убить девочку. Почему он не выполнил приказ?» — «По той же причине, что и я сам». Прошли годы, и отгадка далась ему в руки: глаза той девочки походили на глаза дикого зверька, загнанного в угол. В них не было ничего человеческого . А беззащитный зверек заслуживал жалости. С годами Билл привык к этим глазам. Но каким будет ее взгляд, если ее, уже взрослую, загнать в угол? Пожалеет ли он испуганную взрослую особь ? Он окликнул кореянку, как будто она находилась за углом, а не на соседнем сиденье:
