Алистер Маклин - Партизаны
— На спирту, — сказал Петерсен. — Испарится достаточно быстро.
...В коридоре Джордже вытер со лба пот.
— Не хотел бы пройти через это снова, — признался толстяк. — Как, впрочем, и Алессандро...
— Я тоже, — добавил Петерсен. — А что испытали вы, Алекс?
— Ничего особенного, — угрюмо отозвался тот. — Разве что сожаление, когда вы не нажали на поршень. Я бы пристрелил его, не моргнув глазом.
— Хорошая мысль. По крайней мере, ему не пришлось бы мучиться. В любом случае, как оперативный сотрудник разведке Алессандро уже мертв. Его разотрут в порошок, когда появится в Термоли. А возможно, и в Плоче. Давайте закроем дверь.
Алекс вставил в пазы все восемь герметизирующих скоб. Чтобы не было слышно грохота ударов, он прижал к первой из них подушку, совсем недавно используемую Джордже для другой цели. Толстяк взмахнул кувалдой...
Когда последняя, восьмая, скоба была забита, Джордже сказал!
— Будем надеяться, это задержит их на некоторое время. Особенно если мы выбросим молот за борт.
— Поступим иначе... — Петерсен ушел и через минуту вернулся с газовой сваркой и защитными очками. В сварочном деле майор был новичком, но недостаток квалификации с успехом восполнялся энтузиазмом. Конечный результат его усилий не отличался большим изяществом, однако в данный момент это не играло решающей роли. Что действительно было существенным, так это намертво приваренная дверь.
— Теперь можно пообщаться с Карлосом и Михаэлем, — вздохнув, сказал Петерсен. — Но сперва надо немного пошевелить мозгами...
«...По-моему, звучит неплохо», — похвалил сам себя майор. Он сидел за письменным столом капитана. Перед нам стояла бутылка виски, рядом с которой лежало только что написанное им послание. — Попросим Михаэля отправить это открытым текстом, немедленно. Слушайте: «Полковнику Лунцу...» Затем, естественно, его кодовый номер. Далее: «Ваши убийцы и/или террористы — неумелая шайка. Алессандро и его „сапожники“ находятся на борту „Коломбо“ за прочно завален ной дверью. Извините, не могу поздравить вас генерала фон Лера, генерала Гранелли и майора Киприано с удачным подбором кадров. Привет. Зеппо.» «Зеппо», как вы помните, мое кодовое имя.
Джордже скрестил под животом руки.
— Неплохо, неплохо. Но мы точно не знаем, что «убийцы и/или» из ведомства именно полковника Лунца.
— А мы не обязаны это знать, — отозвался Петерсен. — Мы просто предполагаем. Надеюсь, наше сообщение вызовет переполох в голубятне. Как вы считаете, Джордже, голубки всполошатся?
Толстяк расплылся в улыбке.
— Полковник Лунц я генерал фон Лер ужасно расстроятся. Алессандро сказал, что они не были в курсе мероприятия.
— Теперь они свяжутся с итальянцами и будут в курсе, — промолвил Петерсен. — Хотелось бы мне послушать их телефонные переговоры, после того как Лунц получит радиограмму. Ничто не распространяется с такой скоростью, как недоверие и подозрительность. Особенно среди верных союзников. Полагаю, джентльмены, мы хорошо потрудились и заслужили право пропустить по стаканчику виски перед беседой с Карлосом.
Рубка рулевого освещалась лишь тусклым светом нактоуза[9]. У Петерсена и его компаньонов некоторое время ушло на то, чтобы привыкнуть к темноте. Карлос стоял у штурвала. Майор сдержанно кашлянул:
— Я удивлен, Карлос... Нет, меня просто пронзает боль при мысли, что такой благородный моряк, как вы, связан со столь беспринципными и неразборчивыми в средствах персонами, как генерал Гранелли и майор Киприано.
Карлос, держа на штурвале руки, продолжал пристально глядеть вперед. Когда же капитан заговорил, голос его был удивительно спокоен:
— Никогда не встречался ни с тем, ни с другим. А после сегодняшней ночи постараюсь не делать этого и впредь. Приказы приказами, но я никогда больше не возьмусь перевозить ни одного из наемников Гранелли. Они могут угрожать мне военным трибуналом, но дальше угроз дело не пойдет. Как я понимаю, Алессандро заговорил?
— Да.
— Он жив? — Судя по интонации, Карлоса не особенно волновал ответ.
— Жив и здоров. Никаких пыток не было. Простое психологическое воздействие.
— Если бы это было неправдой, вы бы не сказали, да и не смогли сказать так. Я потолкую с ним, сейчас же, — в голосе капитана не было и намека на спешку.
— Да, — сказал Петерсен. — Хорошо. Только, боюсь, толковать с Алессандро придется через закрытую дверь. Мы ее заперли, понимаете?
— Все, что можно запереть, можно и отпереть.
— Не тот случай, — майор виновато вздохнул. — Приносим свои извинения за столь бесцеремонное обращение с итальянским военным кораблем — мы сочли, что будет благоразумнее приварить дверь каюты к переборке.
— Ах вот как? — Впервые за все время беседы Карлос взглянул на Петерсена с выражением, далеким от вежливого интереса. — Вы приварили дверь? Оригинально.
— Сомневаюсь, чтобы вам удалось отыскать в Плоче сварочный аппарат.
— Я тоже.
— Чтобы их освободить, придется возвратиться обратно в Италию. Остается надеяться, что вы доведете катер до итальянского порта. Будет неприятно, если Алессандро с приятелями утонет вместе с «Коломбо». Но мы допустили еще одну оплошность, Карлос: судовой сварочный аппарат лежит на две Адриатики.
Хотя Петерсен не видел блеска зубов капитана, он мог поклясться, что тот улыбался.
Глава 4
Море было бурным на протяжении всего плавания. И слегка успокоилось, лишь когда «Коломбо» вошел в устье Неретвы. Сбылось обещание Карлоса: как только рассвело, тотчас над торпедным катером взвился карикатурно огромный итальянский флаг. Портовый гарнизон на этот раз воздержался от стрельбы, которая обычно производилась, когда какое-либо судно показывалось на горизонте. Вскоре катер встал у причала Плоче — города, который во всех довоенных туристских путеводителях именовался не иначе как «жемчужина Адриатики».
Семеро пассажиров сидели в кают-компании за завтраком, без сомнения творением механика Джованни. Неописуемую кашу из яиц и сыра, по-видимому, готовили на машинном масле. Кофе казался сваренными из него же. Однако хлеб был не только съедобным, но даже вкусным. Свежий морской воздух раздразнивал аппетит" особенно у тех, кто пострадал во время ночного шторма.
Гладко выбритый и тщательно: одетый Джакомо, несмотря на кошмарную пищу, был, как всегда, жизнерадостен.
— А где Алессандро со своими головорезами? — улыбаясь, спросил он и отодвинул тарелку. — Парни многое теряют.
— Вероятно, они позавтракали раньше нас, — сказал Петерсен, — и уже сошли на берег.
— Я был на палубе: на берег никто не сходил.
— Значит, они предпочитают свою компанию нашей. Скрытные люди. Джакомо усмехнулся.
— Будто у вас нет секретов.
— Иметь секреты и быть скрытным — совершенно разные вещи. Но у нас секретов нет. Просто иногда бывает трудно запомнить, о чем можно говорить, о чём нельзя. Особенно таким, как я, со скверной памятью. Живя во лжи, можно попасться в собственную ловушку. Нет, я — за простую, честную жизнь.
— Поверил бы этому, сказал Джакомо, — если бы не стал свидетелем ночного спектакля.
— Ночной спектакль? — вопросительно взглянула на него Зарина: Лицо ее было бледным, из чего следовало — ночь она провела не лучший образом. — О чем идет речь?
— А вы не слышали ночью выстрела?
— Что-то похожее слышала, — Зарина улыбнулась краешком губ и посмотрела на сидевшую напротив Лоррейн, — но было не до этого — мне казалось, я умираю. А что случилось?
— Петерсен подстрелил одного из людей Алессандро. Несчастного по имени Кола.
Девушка изумленно посмотрела на Петерсена.
— Зачем вы сделали это?
— Долг платежом красен. Стрелял Алекс. Разумеется, при полном моем одобрении. Зачем? Парень был слишком скрытным — вот зачем.
— Он... Он мертв?
— Упаси Господь! Алекс не убивает людей, — сказал майор, но большинство сидевших за столом, похоже, придерживалось противоположного мнения. — Выстрелом повреждено плечо Колы.
— Повреждено плечо! — темные глаза Лоррейн стали холодны, а губы поджаты. — Вы хотите сказать, что пуля попала в плечо?
— Возможно. Я все же не врач и не разбираюсь в огнестрельных ранениях.
— Карлос его осматривал? — это был скорей не вопрос, а требование.
— Даже если я отвечу «осматривал» — что это может изменить?
— Но Карлос... — Лоррейн, смутившись, умолкла.
— Что «Карлос»? Чем он мог помочь раненому?
— Он — капитан...
— Глупый вопрос и глупый ответ. Не понимаю, почему Карлос должен осматривать раненого. Скажу честно, мне приходилось видеть гораздо больше огнестрельных ран, чем Карлосу.
— Но вы же не врач?
— А Карлос?
— Карлос? Почему я должна это знать?
— Потому что вы знаете, — вежливо уточнил Петерсен. — Вы не умеете лгать, Лоррейн, но с каждой фразой погружаетесь в пучину лжи все глубже и глубже. Конечно же, Карлос врач. Он сам сказал мне об этом, но не вам. Откуда же вы это знаете?
