Георгий Миронов - Анаконда
Что было совершенно непонятно. И потому особенно страшно.
23 МАРТА 1997 Г. КИЛЛЕР ПО КЛИЧКЕ МАТРЕНА.
БЕЗ СЛОВ, НО ОТ ДУШИ
Конечно, деньги не пахнут. И на большинстве уникальных драгоценностей, за которыми тянется длинный шлейф чудовищных убийств, нет следов крови в виде засохшей кровяной корочки.
Но если бы существовал такой сверхчувствительный прибор, с помощью которого можно было бы восстанавливать запахи, оставленные на денежных купюрах их бывшими владельцами, то оказалось бы, что деньги, которыми были набиты крафтовые мешки в стальной комнате офиса Мадам, пахнут по-разному. Больше всего здесь было денег, пахнувших бедностью. Это были скромные тысячи, принесенные пенсионерами, учителями, врачами, представителями творческих профессий, не вписавшимися в новый курс реформ. Это они составили первоначальный капитал Мадам, принеся в ее пирамидную фирму «Власта и Лина» первые миллионы. А вот деньги из другого мешка пахли бензином, машинным маслом, потом. Эти деньги в ее фирму принесли те доверчивые сограждане, что рассчитывали, как и первые, на халяву приобрести автомобили по сниженной цене только потому, что «вовремя» обратились в фирму. Были тут деньги, которые пахли кровью и плацентой. Их Мадам «делала» на торговле кровью, частями человеческого тела, новорожденными для усыновления. А были и такие, что пахли спермой, женским трудовым потом, приторными духами. Их Мадам заработала на торговле «живым товаром».
У каждой купюры — свой запах. И доллары, полученные за продажу партии стрелкового оружия, собранного на подпольных заводах Тулы, в Чечню, Боснию, курдам в Турции, имели иной запах, чем русские рубли, полученные от торговли карельским лесом, переброшенным эшелонами Мадам на юг России и на Украину.
Так и с драгоценностями, которые по многочисленным и выверенным каналам поступали в подвалы НИИ, которым руководит Ирина Юрьевна Бугрова. Сколько брильянтов, сырых алмазов, изумрудов, хризолитов, жемчуга, «тигрового глаза», янтаря и других драгоценных и полудрагоценных камней, золота в слитках, песке, ломе стеклось за последние годы в таинственные подвалы этого престижного, пользующегося покровительством президента и членов правительства НИИ... И ни на одном камушке ни пылинки засохшей крови.
А ведь кровь была. За каждым камнем, за каждым граммом драгметалла.
Алая человеческая кровь.
Конечно же, первоначально крови не было ни на камнях, ни на золоте. Она появлялась в результате убийства людей, которым они принадлежали.
Точно так же первоначально у людей, совершавших по приказам Хозяйки и наводкам Мадам преступления, связанные с убийством и ограблением владельцев уникальных драгоценностей, не было желания убивать ни в чем не повинных людей.
Убивать приходилось. Чтобы следов не оставалось.
А нет человека, нет и следов. Остается в остатке чистое золото.
Матрена Дормидонтовна Семиглазова, так по паспорту значилась эта высокая, дородная, красивая женщина, которую Бог наградил не только изысканным именем, отчеством и фамилией, но и румянцем во всю щеку, высокой грудью, могучими бедрами, была человеком совсем не злого нрава. Она обожала твоего мужа, человека тихого, спокойного, непьющего и некурящего, скромного инженера в НИИ твердых сплавов. Она души не чаяла в своих сыновьях-близнецах, Вовике и Сереженьке, в 1996 году пошедших в первый класс и уже проявивших способности к пению и рисованию.
И вины ее в том, что смерть все время шла с ней рядом, не было. Так выходило.
Она и не знала, что у мужа больное сердце. Все просила в ту ночь:
— Еще, еще, миленький ты мой, касатик ты мой, еще, еще. Ну, давай я сверху, коли ты наездничать утомился. Ну, еще немножечко, потерпи, касатик!
Он терпел. Сколько мог. И умер от обширного инфаркта под ней.
Матрена очень тяжело перенесла его смерть. Убивалась, убивалась, хотела руки на себя наложить. Все себя же и винила, твою ненасытность, свое здоровье. Ради детей осталась жить. И всю свою ненасытную жажду любви перенесла на детей. Второй раз замуж не вышла. И гулять не стала. Хотя здоровая ее натура требовала не только материнской, но и простой бабьей любви и самоотдачи. Терпела.
Особых странностей за ней не замечали. Отметили только соседи и дальние родственники, что стала Матрена задумчивой; подолгу сидела в такой вот задумчивости, не говоря ни слова, ничего не делая, перед открытой книгой или выключенным телевизором и улыбалась.
Когда через год после смерти мужа два ее херувимчика, два солнышка ее, две ягодиночки, возвращаясь из школы и переходя улицу, были сбиты самосвалом, за рулем которого сидел пьяный водитель, она сутки лежала без сознания.
Потом встала. Похоронила детей. Рядом с отцом. И стала, казалось бы, прежней. Только улыбаться перестала.
Через месяц она разыскала выпущенного на поруки трудового коллектива (меру пресечения ему изменили на подписку о невыезде в связи с заболеванием хроническим туберкулезом в открытой форме) водителя того самосвала. Отследила его после работы и придушила голыми руками в ста метрах от автобазы.
Конечно же, подозрение пало на нее. Но доказать ничего не смогли.
А еще через месяц Матрена пришла в гости к своей старой учительнице, давно уже бывшей на пенсии и, пока были живы ее мальчики, часто остававшейся с ними вместо родной бабушки. Принесла торт. А когда старушка съела кусок торта и выпила чашку чая, Матрена встала, зашла ей за спину, обхватила сморщенную шейку любимой учительницы своими мощными руками и сдавила ее. Старушка и ойкнуть не успела.
Матрена спокойно открыла ключиком, который сняла с шейки бабули, ящичек старинного орехового дерева секретера, достала синюю дореволюционную металлическую готовальню, раскрыла ее и вынула из нее большую, неправильной формы брошь. В центре причудливо извитой ветки рябины, с крупными ягодами-рубинами, были три крупных брильянта: работа известного мастера начала века Вильгельма Раубватера. Стиль модерн. На европейских аукционах работы этого мастера к концу 90-х годов резко подскочили в цене.
Этого Матрена, конечно же, не знала.
И попыталась продать вещицу за сравнительно небольшую цену.
Барыги по цепочке донесли вещицу до Хозяйки.
А тут в «Московском комсомольце» появилась большая статья обозревателя Михаила Хенкина «Кровь на брошке». Каким- то образом этот журналюга раскопал историю знаменитой брошки. То ли вышел на внучатых племянниц старухи, слышавших с детства о семейной реликвии, то ли еще как. Дело то замяли — преступник никаких следов преступления не оставил. Допросили соседей, бывших учеников, кого нашли. По заключению судмедэксперта, убийство было совершено скорее всего мужчиной, обладавшим большой физической силой.
Женщину-убийцу никто не искал. А не искали, и не нашли.
Хозяйка же, увлеченная историей появления в ее подвалах знаменитой броши, стала искать. Не брошь, ее пришлось разукомплектовать: слишком была заметна. Искать недолгую владелицу броши, совершившую скорее всего описанное всеми московскими газетами громкое убийство заслуженной учительницы России Ольги Васильевны Карасевой. Не сама, конечно. Ее люди искали. Прошли по барыгам. Уже в обратном направлении. И вышли на Матрену.
Ее показали Хозяйке.
Хозяйке она понравилась. Ах, какая красавица! Настоящая русская красавица!
История трагической жизни Матрены Хозяйку нисколько не взволновала. Ее такие сентиментальные штучки не трогали.
Заинтересовало Хозяйку в Матрене совсем другое: ее способность голыми руками убивать людей.
— Включите ее в группу киллеров организации, — приказала она.
— А если не согласится?
— Тогда пристрелите.
Матрена согласилась. Что-то в потревоженном семейной трагедией рассудке сделало ее не просто равнодушной к чужим жизням, но и заинтересованной в чужих смертях.
Ей было интересно наблюдать, как под ее руками корчился, мучился, умирал другой человек.
Деньги, и немалые, которые ей платили в виде постоянной зарплаты и премий за каждую проведенную акцию, ей нравились, но не трогали ее. Легко зарабатывала, легко расставалась, тратя крупные суммы на одежду и питание.
Питание при ее профессии нужно было усиленное.
Она легко рассталась с хлебозаводом, где проработала больше десяти лет. На работе ее удерживать не стали; видно, человек хочет сменить обстановку. Виданное ли дело, пережить такие потери!
И Матрена целиком сконцентрировала свое внимание на новой профессии, отдаваясь ей целиком, страстно, но легко и отходя душевно после очередной акции.
Аппетит у нее был отменный, и спала она, как ребенок, Тихо, без храпа и сновидений.
Получив лицензию на убийство парикмахерши из мужского ателье на Пролетарской по имени Виолетта, 28 лет, она день потратила на осмотр места, где работал объект. Вечерняя смена заканчивалась, когда в Москве уже темнело. Так что тут можно было особо не мудрствовать. Девица — яркая, кокетливая, высокая брюнетка с несколько тяжеловатым, чуть приспущенным и не гармонировавшим с длинной спиной задом, вышла из ателье и пешком направилась в сторону метро «Пролетарская». Пройдя мимо аптеки, она спустилась по лестнице к подземному переходу, купила у торговавшей на спуске молдаванки дешевых яблок и, не ожидая от жизни ничего худого, поцокала по звонким плитам подземного перехода. Сейчас, думала она, дойдет до угла, купит на первом этаже универмага изюма для субботнего плова, чтобы порадовать Керима, который ходит к ней по субботам, заглянет на второй этаж, присмотрит себе черные колготки, пара минут через трамвайные пути, в метро три станции, и она дома.
